весёлой девушкой. Нет здесь никаких игр. Но отец недовольно покачал головой.
Вот так батя! То всё соображает, а то никак не может понять, что два человека могут спокойно поговорить, без всяких там непонятно чего. Но батю так и не удалось убедить.
Вот и теперь, поздоровавшись, они остановились на несколько минут, и минуты эти Глебу были, как всегда, приятны, а дурного ничего в этой встрече не было. Не прав батя.
…Вечером Пыре в ворота долго стучали чьи-то настойчивые кулачки. Встревоженная, она выбежала из хлева, где в этот час управлялась со скотиной, открыла ворота. Двое мальцов, улыбаясь щербатыми ртами, держали с двух сторон за верёвку плетушку полную увядшей крапивы. Пыря узнала внуков бабки Крыпочки.
— Тётка Пыря, вот ваша Агня потеряла…
Мальцы кинули под ноги Пыре плетушку, и побежали по дороге, поднимая босыми ногами пыль до небес.
Пыря в недоумении подняла плетушку. Вроде их. Да, верёвку она узнала, точно их. Агния её где-то потеряла? Пыря долго стояла, перебирая пальцами верёвку, и смотрела невидящим взглядом прямо перед собой. Потом со вздохом села на лавку, которая стояла тут же, у ворот.
— Ох, чует моё сердце, что снова ты что-то задумала, доченька.
Хмурая Домна ходила взад-вперёд по двору, и всё валилось у неё из рук. То что Василисы так долго нет, заставляло её холодеть от дурных мыслей. Временами её охватывал гнев, как дочь могла так забыть о матери. Не предупредила, ничего не сказала накануне. Потом она себя успокаивала тем, что девка выросла, что управляет оружием почище иных мужиков, что не раз ночевала в лесу. Но предупредить мать надо же! И вновь мысли бежали по тому же кругу, не давая рукам работать.
Тиша весь вечер ходила за матерью по пятам, не решаясь сказать правду. Несколько раз она уже открывала рот для признания, но слова застревали где-то там и не хотели выходить наружу. А мать в волнении не обращала на Тишу никакого внимания.
Наконец, Домна резко остановилась перед мужем:
— Ивар, да делать что будем?
И Тиша, не рассчитав свои и действия матери, ткнулась ей в спину. Домна в раздражении уже хотела накинуться на неё за то, что та спит на ходу, но Ивар удержал жену.
— А ну, дочка, глянь-ка на отца.
Тиша не смогла поднять взгляд выше отцова подбородка, как ни старалась.
— Давай-ка, милая, расскажи, что знаешь.
Тиша почувствовала, как из глубины её тела вместо слов вырываются рыдания, и теперь уж молчала, чтобы удержать их внутри. Но рыдания — не слова, и они прорвали Тишины преграды и вырвались на свободу.
Домна охнула, увидев реакцию дочери, схватилась за грудь и села на подвернувшееся кстати полено. А Тиша поняла, что она ещё хуже сделала, напугав мать до полусмерти, тут уж стала поспешно рассказывать:
— Матушка, не волнуйся только. Василиса пошла к Еремею в город. Он там у князя служит. Она пошла к нему, потому что она без него всё время печалится и не может утешиться. Они помирятся, и всё будет хорошо. А Еремей ни в чём не виноват, это всё Агния дура, так тётка Пыря сказала.
— Куда она пошла?
…Долго ещё Ивар и Домна выясняли у дочери все подробности и их источник. Тиша рассказала всё.
— А откуда Василиса могла узнать, что Еремей в городе? — задумчиво произнёс отец.
— Да как же теперь узнаешь? Мне об этом ещё позавчера Лябзя сказала.
— И ты знала?
— Знала, тебе всё хотела сказать.
— Вот и сказала.
— Что ж теперь делать, Ивар?
— Так. Прежде выяснить, по какой дороге она путешествует. Лан!
Баушка и дети потихоньку уж собрались вокруг, пока длилось дознание. Кто раньше, кто позже подошёл, но суть проблемы уловили все, даже маленький Айка понял, что сейчас не время шуметь, и стоял тихо, ковыряясь в носу.
— Что, бать, — тут же отозвался старший сын.
— Сбегай, посмотри, чёлн на месте.
— Сейчас.
Пока Лан проверял, Ивар рассуждал вслух.
— Дорога до города через лес малохожена, но есть. Сейчас сухо, пройти можно. Думаю, если она лесом пошла, дня три ей пути.
Вскоре вернулся Лан:
— На месте.
— Ну, значит, она пешком ушла. Кони тоже все на месте. Завтра, Лан, выезжаем и мы с тобой. Давай рассудим: по реке нам удобнее или на лошадях вслед за Василисой. Догнать я её не рассчитываю, она, коли нас учует, уйдёт с дороги, а в городе мы её уж попробуем поискать. Что думаешь, сын?
— Давай по реке. Этак мы через два дня там будем?
— Ну, давай по реке. Мать, подготовь нам что надо. Завтра тогда отправляемся. А ты, Тиша, перестань шмыгать носом. Похвалить тебя — не похвалю, но и ругать не буду. Всё, пошли в хату. И, да, Малой, дай-ка свою штуку.
— Какую, тять?
— Ну, что вы с Ёрой нашли на дороге. Или ты её опять потерял?
— Не, у меня она.
— В городе спрошу у знающих людей, что это за цацка такая.
— Сейчас, тять.
На лесной небольшой полянке неярко светился костерок. Дрова в нём уже догорали, теперь будут тлеть долго, но пару раз за ночь нужно будет подбросить ещё.
Василиса лежала неподалёку, чувствуя жар одним боком, но отодвигаться было лень. Устала, шла большую часть светлого времени суток. То, что загадывалось на этот день — сделала: добралась до невидимой границы знакомого участка леса. До этих мест они с дедом хаживали, завтра пойдёт дальше и уже по неизвестным тропам.
Постаралась прогнать навязчивую тревогу. Напомнила себе, что сейчас лето, звери лесные наименее опасны в это время, у неё хорошее оружие, меткий глаз, твёрдая рука. Запасы хлеба ещё есть, еды кругом в изобилии, чистые ручьи попадаются часто — нечего страшиться.
Конечно, родным она доставит неприятных переживаний. Но другого выхода не видела. Надо надеяться, что она ещё попросит у них прощения, и они её простят.
Одиночество? Но, наверное, ей полезно побыть со своими мыслями наедине.
Весь день, шагая, думала о своём ближайшем будущем. Перво-наперво надо поговорить с Еремеем, распутать все клубки, что намотылялись от их глупостей, а потом она твёрдо рассматривает для себя путь поленицы. Может, она, конечно, будет не самой сильной богатыршей, но всё же чувствует, что это ей близко. С тех пор, как в раннем возрасте от перехожего калики услышала сказ о Настасье Микулишне, запал в её душу этот образ, и время от времени возвращалась мыслями к нему. Свободная, сильная, смелая. Равная
