Роксана, блистательная в своей красоте, выделялась среди всех женщин, собравшихся в комнате. Как всегда, она была окружена мужчинами, жаждавшими ее внимания. Они улыбались ей, на что-то надеялись. Они мечтали завоевать ее. Но Роксана принадлежит ему! И всегда будет принадлежать!
Неотразимая, в сине-зеленом шелке, отделанном брюссельским кружевом, она буквально светилась. Элегантное платье было идеальным обрамлением для ее расцелованной солнцем кожи и роскошных рыжих волос. В ушах и на шее переливались бриллианты, приковывая глаза к ее прелестному лицу и пышной груди. Не его бриллианты. Какого-то другого мужчины...
Будь она проклята! Как смеет эта женщина выставлять себя напоказ? Красоваться перед всеми? Как эти мужчины смеют считать, что она доступна?
– Роксана, должно быть, чувствует себя лучше. – Голос брата прозвучал словно издалека, ворвавшись в ревущую сумятицу его мыслей. – И выглядит она прекрасно.
Робби устремил на Джонни взбешенный взгляд.
– Только не устраивай сцен, – предупредил его брат.
– Я всего лишь скажу ей несколько слов.
Услышав исполненный откровенного гнева голос, лакеи, стоявшие в дверях, многозначительно переглянулись.
– Держи себя в руках, – сурово нахмурился Джонни.
– Слишком поздно! – запальчиво бросил Робби и, оставив брата, ринулся вперед.
Гости, стоявшие на его пути, поспешно расступались. В комнате воцарилась полная тишина.
Все знали о его дерзком приезде в Эдинбург, а также о совместном с Роксаной путешествии на юг: сплетни в маленьком городе распространялись на редкость быстро. Не укрылся от посторонних и ее отказ продолжать отношения. Поэтому присутствующие с нескрываемым любопытством уставились на графа Гринло, широко шагавшего по гостиной. Любопытство гостей было ощутимым.
Роксана спокойно смотрела на Робби, он был воистину великолепен в своем черном бархатном костюме. Его волосы словно горели под светом хрустальных люстр, а сам он буквально пылал гневом. Это было видно по лицу и глазам, чувствовалось в решительной походке.
Лицо Роксаны вспыхнуло. Она вызывающе подняла подбородок и громко захлопнула веер. Поклонники проследили за направлением ее взгляда и поспешно отступили в сторону. Перед Карром мгновенно оказалось пустое пространство.
– И долго собираешься дуться?
Холодные, резкие слова ударили как кнутом.
– Пошел к черту, – сказала Роксана одними губами, но тут же добавила медовым голоском: – Вы, должно быть, ошиблись, милорд? Я никогда не дуюсь.
– Тогда мы должны поговорить, – вкрадчиво предложил Робби.
– Боюсь, я занята, – коротко бросила Роксана.
– В самом деле?
Робби обвел взглядом поклонников. Те поспешно ретировались.
– Ну вот, – мягко заметил он. – Ты больше не занята. Пойдем и найдем укромный уголок.
Он стоял перед ней, элегантный и грозный, но Роксана ничуть не испугалась. Глаза ее яростно сверкнули.
– Я не считаю это уместным. И поверьте, я не боюсь вас, хотя других вы умеете унизить.
– А может, следует бояться? – спросил Робби и взял ее за руку.
–- Как приятно, что ты снова вернулась в общество, Роксана, – вмешался Джонни, ловко ввинчиваясь между Робби и Роксаной.
Раскрыв веер, она улыбнулась лэрду Равенсби и негромко ответила:
– Спасибо огромное. Поздравляю с успехом в суде.
– Это был всего лишь вопрос времени, – небрежно пожал плечами Джонни.
– И... денег, – добавила слегка запыхавшаяся Амелия, она бежала через всю комнату, спеша предотвратить неприятную сцену.
– Как всегда, – согласился Джонни. – Нужно же чем-то смазывать колеса правосудия, не так ли?
Посмотрев на мрачное лицо Робби, Амелия поспешно предложила:
– Почему бы нам не перейти в столовую? Вижу, Картер подает знак, что ужин готов.
Бедняжке пришлось солгать, поскольку ее мажордома даже поблизости не было.
– Если вы, Джонни, проводите Роксану, я возьму под руку Робби. Ах, Робби, как вы красивы сегодня!
Улыбка Амелии была жизнерадостной. Она держалась так, будто не замечала напряжения, возникшего вокруг.
В зале воцарилась тишина, даже музыканты перестали играть.
Когда Роксана и Амелия уселись за стол, и комната наполнилась гостями, Джонни отвел брата в сторону.
– Надеюсь, ты будешь прилично себя вести? – спросил он. – Роксана не твоя личная собственность.
– Я тоже так полагаю, судя по когорте ее наглых ухажеров.
– Каждой женщине позволено иметь поклонников.
Губы Робби дернулись в горькой усмешке.
– Посмотрим, – процедил он, стряхивая руку брата. – Ты исполнил свой долг. Я предупрежден.
– Я не позволю ее позорить, – прошептал Джонни. – Если хочешь поговорить с ней, сделай это, только будь вежлив.
– Как ты был вежлив с Элизабет, когда украл ее из церкви в день ее свадьбы? – дерзко осведомился Робби.
– Это не одно и то же, – вздохнул Джонни.
– Почти то же самое. Хотя сегодня свидетелей намного меньше. Тогда за тобой наблюдали пятьсот солдат и собравшиеся на свадьбу гости.
– Я не могу оправдать своего поступка, – мягко признался брат. – Но все равно – сделай одолжение.
– С чего это?
– Хотя бы из уважения к Амелии и Дэвиду.
Легкая улыбка промелькнула на лице Робби. Улыбка, бесстыдная в своем вызове.
– Почему ты сразу не сказал? Неужели я был так груб?
– Продолжай в том же духе, младший братец, и мы с Дэвидом выбросим тебя из дома!
– Интересно будет на это посмотреть.
– Сколько ты выпил?
Лэрд Равенсби вгляделся в брата.
– Должно быть, недостаточно, если могу спокойно смотреть на то, как Роксана флиртует с другими мужчинами, – процедил Робби.
– Мне следовало найти тебе услужливую девку на ночь и оставить тебя дома, – вздохнул Джонни.
– Благодарю, я сам способен найти себе девку.
–- Ты должен был быть готов к тому, что Роксана передумает, – спокойно добавил Джонни. – Сам знаешь, дети для нее – все...
– Дети нам не помеха. Они меня любят.
– Как бы там ни было, Роксана кажется непоколебимой.
– Посмотрим, – обронил Робби.
– Пообещай, что будешь благоразумным, – не унимался Джонни.
– Нет, – покачал головой Робби.
Джонни вздохнул. Вечер обещал быть нелегким.
Амелия усадила Робби и Роксану на разных концах стола, но хотя сделала все, чтобы Дженет Линдсей сидела как можно дальше от Робби, не приняла в расчет наглость последней. Хищница быстро поменялась местами с леди Патон и села рядом с Робби.
Роксана молча следила за происками графини Лотиан, хотя твердила себе, что ей все равно. Но ревность все равно кинжалами впивалась в сердце.
