всех сильно напугала, – говорит тихо.
– Я не хотела, – изучаю содержимое ящиков.
– Оль…
Поднимаю на него глаза.
Потерев ладонью шею, он смотрит на меня с напряжением и говорит:
– Ты в нашей семье золотая середина. Мы тебя любим, все. Все по-своему.
– Да уж… – бормочу.
Откашлявшись, он снова трет шею. Его голос чуть сипит, когда произносит:
– Спасибо, что выкарабкалась из этой жопы. Ты нам всем очень нужна. И мне, и родителям.
Мое горло сжимается, на глаза наворачиваются слезы.
– Угу… – делаю глубокий вдох, глядя перед собой.
Саша почти бесшумно останавливается сзади и кладет на мои плечи ладони. Целует макушку со словами:
– Если что-нибудь нужно, звони мне. Мы с Любой заедем в гости на неделе.
– Хорошо… – отзываюсь.
– До связи…
Отстранившись, он кричит Мише: «Пока, пельмень», – и уходит, оставляя нас с сыном одних.
Перед тем как заняться ужином, я решаю передохнуть. Укладываюсь на диван, прикрыв ноги пледом, и немного сплю под тихое Мишино бубнение.
– Мы пока будем жить у папы? – спрашивает он.
– Да, – решаю не вдаваться во все подробности наших с его папой дел.
– Ура, ура, ура… – довольно пищит сын.
Я начинаю готовить в половине шестого, но делаю это со скоростью улитки, поэтому, когда через час раздается отчетливый хлопок входной двери, не успеваю закончить.
Руслан появляется из коридора спустя минуту.
На нем джинсы и белая рубашка с расстегнутым воротом.
Сведя брови, он осматривает весь этот переполох, который в его квартире создали мы с сыном. Миша волочет из своей комнаты в кладовку кучу грязной одежды для стирки, теряя часть по дороге.
– Мама приехала, – сообщает Руслану, скрываясь за углом.
Глаза его отца перемещаются на меня, ничего не упуская.
С легким прищуром он смотрит на плиту, на мои босые ноги, мое лицо.
Смотрю в его глаза, спрашивая:
– Есть будешь?
Руслан молчит.
Если три года назад я от него ушла, то сегодня я к нему вернулась, и ему не нужны мои комментарии, чтобы это понять.
Я чувствую томление в груди. Давление, но от него не больно. Просто внутри шевелятся обрывки воспоминаний, но они уже не ранят. Кажется, я вообще оставила их где-то далеко позади. Если я и думала о чем-то в эти дни, то уж точно не о прошлом. Я думала о будущем…
Он расстегивает манжету рубашки. Сначала на одном рукаве, потом на другом. Закатывает их, медленно направляется ко мне. Моет руки и забирает из моих кухонный дуршлаг.
– Дай мне… – просит, слегка тесня меня в сторону.
Отдаю ему посуду, чувствуя, что она и правда стала для меня слишком тяжелой.
– Иди, сядь, – велит мне тихо. – Сбавь активность.
Я опять не спорю и плетусь к стулу, на который падаю почти без сил. После ужина я снова возвращаюсь на диван, с улыбкой наблюдая за тем, как Мишаня под руководством отца таскает маленькие гантели.
Широкая спина Чернышова обтянута серой домашней футболкой, а бедра черными спортивными штанами.
В моем животе шевелится знакомая потребность. Желание быть с ним, потому что я дико, безумно соскучилась по его прикосновениям и по его телу.
В десять Руслан укладывает Мишу сам, а когда возвращается, я жду его в спальне.
Стоя перед зеркалом у его навороченного умывальника, расчесываю волосы и слышу шаги в комнате.
Откладываю расческу и выхожу из ванной, оставляя включенным свет, потому что в спальне темно, а Чернышов сидит на кровати, уперев локти в колени и сосредоточенно глядя в пространство.
Забираюсь на кровать и прижимаюсь к его спине грудью. Кладу подбородок на его плечо и целую его шею сбоку. Прижимаюсь к ней носом, чувствуя, как тело Руслана напрягается и расслабляется. Пробираюсь под футболку у него на животе и глажу его, зарываясь пальцами в дорожку мягких волосков под его пупком. Прямо над резинкой его штанов.
Он делает шумный выдох, но не двигается.
– Тебе прописали морской климат, – говорит, чуть повернув голову.
– Я знаю…
– Недели на четыре, не меньше. Нужно выбрать что-нибудь. Место, даты.
– Это не горит…
– Мне нужно сориентироваться по времени, чтобы понимать, как долго я еще смогу исполнять свои обязанности, – свесив голову, он смотрит на свои руки.
– В каком смысле? – хмурюсь я.
– Я сниму с себя полномочия, – шокирует он меня.
Молчу, слушая его уверенное дыхание.
Отстраняюсь, сползая с кровати и останавливаясь перед ним.
Руслан поднимает лицо, глядя на меня без тени веселья. Мне кажется, будто за последнее время в нем слишком много серьезности, а я хочу… хочу, чтобы ему было легко, так же, как и мне, но сейчас меня он ввел в ступор!
Я слишком, черт возьми, уважаю его достижения и знаю, что он находится там, где хотел быть. На своем месте. Я не хочу лишать его этого. Не могу…
– Мы с Мишаней можем и вдвоем съездить…
– Я не хочу, чтобы вы ехали вдвоем, – отвечает он. – Не хочу заводить такую традицию.
– А я не хочу, чтобы перед тобой или мной еще когда-нибудь стоял выбор, – говорю в сердцах. – Мы можем найти компромисс.
– Нет никакого выбора. Ты и Миша – все, что мне нужно в жизни, остальное не так важно.
Кусаю изнутри щеку, глядя в его глаза.
Я не сомневаюсь в том, что он найдет чем заняться. Не кресло мэра – его главное достижение. Его главное достижение заключается в том, что он может позволить себе его бросить. Он ценный кадр в любом деле, за которое возьмется, и желающих дать ему работу будет уйма, но…
– Давай найдем компромисс, – прошу его снова.
Он молчит.
Разминает шею, наклоняя голову вправо, потом влево. Откидывается назад и ложится поперек кровати, забрасывая на голову руки.
Смотрю на него, стоя между его разведенных колен.
– Я уже поговорил с Белевским, – снова шокирует он меня.
Поговорил с губернатором?!
– Когда?
– Сегодня.
– Руслан… – вздыхаю я.
Я не вижу на его лице сожалений. Не вижу душевных терзаний. Он спокоен и позволяет мне оценить свое спокойствие из первого ряда.
– Что он сказал? – спрашиваю тихо.
– Дал мне месяц на раздумья. Посоветовал не делать глупостей.
– Ты же взял этот месяц?
Смотрю на него пытливо, наблюдая за тем, как уголок его губ медленно ползет вверх.
Четыре года спустя. Руслан
Четыре года спустя. Руслан
– Так тебя поздравлять или оплакивать? – Романов располагается на переднем пассажирском сиденье и пристегивает ремень, бросает взгляд назад и улыбается, откидывая солнцезащитный козырек.
Трет ладони и дует на них. За бортом минус десять,
