Она села прямо на камни , потом легла, и так и лежала на боку, подтянув ноги к себе. Камни больно впивались в тело, но она лежала, зажмурившись, сжав кулаки, пытаясь раздавить веками плещущие красные волны.
– У тебя сегодня что, выходной? - Кидемта высилась над ней, упирая сильные, широкие руки в бока.
Аяна вскочила. Кир Эрке! Она не могла вспомнить, говорила ли Гелиэр что-то про сегодняшний день.
– Не знаю, – пробормотала она. – Я не знаю.
– Хороший у тебя кир, – сказала Кидемта, качая головой. – Как он тебя терпит. Других и за меньшее рассчитывают.
Аяна схватилась за голову. У неё договор до конца сентября. Она должна отработать хотя бы до этих пор. Она подписала договор с киром Эрке Алманом о том, что будет сопровождать его дочь, пока та не выйдет замуж.
– Кидемта, какое сегодня число? – спросила Аяна, догоняя Кидемту в коридорчике. – Двадцать...
– Двадцать восьмое.
Аяна кинулась к себе, схватила камзол и начала судорожно рыться по карманам в поисках бороды, остановилась, сжав кулаки, и рявкнула, но почти сразу же скользнула взглядом по сеточке, которая торчала из-за края подушки. Она сунула руку в карман и достала жестяную коробочку с клеем, попыталась отвинтить крышку, но пальцы соскользнули.
Рука сама замахнулась, чтобы запустить коробочку в стену, но тут Аяна увидела Ишке. Он сидел на площадке перед окном и смотрел на неё.
– Ишке, Ишке! – позвала Аяна, опуская руку. – Котик, иди сюда. Я тебя поглажу!
Ишке смотрел на неё, не мигая, но не подошёл. Аяна намазала лицо клеем, прижала бороду и накинула камзол, заправляя рубашку в штаны.
Она вышла во двор и спустилась в погреб, в потёмках нашарила горшок со вчерашними ошмётками куриной кожи, которую специально для Ишке оставила Кидемта, поднялась и скинула ему в миску всё, что было в горшке.
– Ну вот и хорошо, – сказал Садор, убирая пустую тележку в сарайчик. – Крики криками, а котика не забывай подкармливать. О нём вчера спрашивали. Приходил мужчина, живёт за три улицы. Кариемелинта, кажется, его родовое... Говорит, ты украла его кота. Аяна, тебе надо с ним как-то договориться, иначе это всё плохо закончится. Кот породистый – это имущество.
– Но он сам сбежал, и он не вернулся, – сказала Аяна. – Этот Как-его-мелинта его посадит под замок, а дальше что? Ишке всё равно сбежит, не сейчас, так позже, когда весна позовёт его.
– Его не позовёт весна, – сказал Садор, делая жест пальцами. – Если Кариемелинта его получит, весна его уже, возможно, и не позовёт.
– Как... как мерина, или валуха, или хряка? – возмутилась Аяна. – Но...
– Это его кот. Он имеет право распоряжаться им по собственному усмотрению. Он купил его на свои деньги.
Аяна свирепо зашагала к конюшне. Она вывела Ташту и вскочила на него, подняла в рысь, за углом чуть не сбив человека, но не стала извиняться. Сейчас она не была уверена в том, что ответила правду Томиллу на его вопрос о драконе. Возможно, спроси он её сейчас, она бы даже показала ему пламя, которое изрыгает.
3. То, что мы делаем сами!
Сумка и туфли полетели в траву через высокий забор из светлого камня. Аяна спрыгнула вслед за ними. Она подобрала подол, рванув его так, что швы затрещали, и сунула ноги в туфли.
Ташта шёл за её причмокиванием, его копыта тихо перестукивали по утоптанной пыльной тропке за забором.
– Здравствуй, – сказал Томилл. – Твой брат опять оставил...
– Да! – крикнула Аяна. – Оставил! Как всегда! Каждый клятый день ты задаёшь мне этот вопрос, ты, онса влек!
Томилл отшатнулся, попятился и сложил руки на груди.
– Эй, эй, – сказал он. – Спокойно. Ты не выспалась, что ли? И что у тебя с голосом?
Она шагнула к нему, вцепляясь в борта серой холщовой безрукавки.
– Это потому... что я... ору, – сквозь зубы процедила она, отдельными рывками встряхивая его так, что его голова колыхалась, как полотняный мешок с нарисованными глазами у пугала, которое отец нёс как-то раз на плече, чтобы установить на поле с подсолнухами. – Это потому, что я ору, хотя женщины... у вас... не орут! И я буду орать, пока этого хочу, ты понял? Ты... Понял?..
Ей вдруг показалось, что он сейчас заплачет. Она выпустила его безрукавку и закрыла пылающее, свирепое багровое лицо ладонями.
– Прости... Прости! – испуганно, торопливо проговорила она. – Прости меня!
Она бежала в дом. Илойте с Лертом провожали её взглядом, потом с ужасом переглянулись.
Аяна поднялась наверх. Гелиэр беспокойно встала ей навстречу из столовой женской половины.
– Почему ты здесь? – спросила она. – Отец...
– Потому что! – ответила Аяна, проходя мимо и взлетающим взмахом захлопывая за собой дверь комнаты Гелиэр.
Она швырнула сумку на кресло и села к зеркалу, закрывая лицо руками.
– Аяна, что у тебя с голосом? – Гелиэр влетела в комнату, на ходу теряя мягкие домашние туфельки. – Что с тобой? Почему ты пришла? Отец дал тебе выходной!
Аяна подняла голову и посмотрела на неё.
– Сегодня двадцать восьмое.
Гелиэр схватилась за горло.
– Прошу, не напоминай! – воскликнула она сдавленно. – Не надо!
– Твой отец тут? – мрачно спросила Аяна.
– Да. Да, а что?
– Мне надо кое о чём с ним поболтать. Совсем недолго. – Аяна направилась к двери, но Гелиэр ринулась наперерез.
– Нет! Нет! Он рассчитает тебя!
– Он не может меня рассчитать, – сказала Аяна, мягко отстраняя её руки. – Я подписала договор, и он тоже. Убери руки, кирья. Ты слишком близко. Сейчас не надо.
Гелиэр торопливо шагнула было за ней по коридору, но в последний момент попятилась в комнату и дёрнула несколько раз шнур звонка, почти отрывая.
Судорожным хватом подобрав подол, Аяна шла знакомым путём в комнату кира Эрке. Из ковра от её шагов поднимались небольшие облачка пыли, но со стороны казалось, будто он дымится под её ногами.
– Видана! Саорин! Держите её! – отчаянно крикнула Гелиэр. – Держите!
– Пустите меня! Пустите!
– Прекрати драться! Аяна, остановись!
– Илойте, быстрее сюда! Держи её!
– Да ну вас! Я к ней не полезу.
– Полудурок, помогай, говорят!
Кир Эрке вышел из комнаты, поправляя камзол. Аяна остановилась. Руки, державшие её, постепенно разжимались, и она покосилась, на миг ужаснувшись, на багровые полосы на кисти Виданы. Это она сделала?..
– Кир Эрке, – сиплым, сорванным голосом сказала она. – Ты не должен этого делать. Так нельзя.
Алман глядел на них, наморщив брови. Аяна прямо смотрела ему в глаза.
– О чём ты, капойо? – спросил он удручённо. – Что ты тут устроила?
– Ты должен дождаться предложения, которое устроит кирью Гелиэр. Это издевательство – выдавать её за человека, которого она никогда не видела.
– Капойо, тебе было плохо вчера. Я дал тебе выходной, – сказал Эрке очень устало. – Не тебе мне указывать, что и кому я должен. Я не могу ждать, так же, как не может ждать она. – Он махнул рукой на Гели. – Время идёт. Сейчас к ней сватаются молодые, крепкие мужчины. Ещё год, и такие же мужчины будут свататься к тем, кому шестнадцать, а мне, возможно, и придёт пара предложений от вдовцов и стариков. Ты такой судьбы хочешь для неё? Иди, отдохни. Я не буду наказывать тебя за дерзость. Тебе явно очень нехорошо.
Он развернулся и шагнул в комнату. Аяна сжала кулаки и зарычала. Этот кир вызывал у неё ярость. Она должна была сказать ему об этом.
Аяна дёрнулась за ним, но четыре пары рук вцепились в неё и потащили на женскую половину.
– Ну, тут я вас оставлю, – сказал Илойте очень печально. – Мне теперь ещё камзол зашивать. Брата тоже так мутузишь, капойо?
Она глянула на его коричневый камзол. Рукав в плече был наполовину оторван, и разрыв зиял разлохмаченно над светлой тканью рубашки. Илойте стоял, слегка сдвинув брови, и Аяна вспомнила кое-что. Она развернулась к нему.
– Это же всё ты... Ах ты...
– Держите её! – тонко пискнула Гелиэр. – Аяна!
Аяна не дотянулась до Илойте. Она заметила слёзы в глазах Гелиэр и остановилась.
