– Доброе утро, – улыбнулся Дилтад, потягиваясь. – Ну что, готова?
Лиля кивнула. Наконец-то она увидит этот загадочный Чирде.
Парень-конюх носил вещи Дилтада, сложенные в сундуки, в большую карету, которую ещё до рассвета вывезли из дальнего сарая. Ортилл покрикивал на него, и Лиля стояла, оглядывая дом, приютивший её. Ролевики... Толкинисты. Сон, дивный сон, захватывающий, местами нелепый, местами – сшибающий с ног непривычно густыми запахами навоза, гари, пота и всего того, что она привыкла маскировать дезиком, духами, от чего избавлял её душ и стиральная машинка.
Карета двигалась довольно мягко, и Лиля покачивалась на сиденье, слушая возгласы кучера и Ортилла, сидящего рядом с ним на козлах. Дилтад с затаённой грустью улыбался, глядя на неё, и от этого сердце временами сжимала такая же затаённая тоска.
– У нас впереди пять постоялых дворов, – сказал он. – Я не хочу отпускать тебя, но и остаться с тобой не могу. Жаль, что мне не двадцать пять. Я бы кинулся с этого обрыва, закрыв глаза.
– Я понимаю, – кивнула Лиля. – Я благодарна тебе. Дилтад, а сколько идёт письмо из Чирде до твоего эйнота?
– Десять дней. Ты думаешь остаться в Чирде?
Лиля пожала плечами. Как можно загадывать, когда ты знаешь так мало?
Чирде оказался довольно крупным городом, растёкшимся вдоль залива. Домики на длинной набережной, покрытые цветной облупившейся штукатуркой, напоминали то ли набережные голландских городков, то ли улицы-каналы Венеции, и запах подтухшей воды, по-видимому, не смущавший местных жителей, раздражал Лилю.
Карета поднималась по улицам, прочь от набережной, от порта, который поразил Лилю до глубины души – там стояли самые настоящие парусные корабли, как в фильмах, и она с таким восторгом выглядывала в окно, что кир, смеясь, крикнул кучеру остановиться, и она осмотрела каждый. Лиля с опаской оглядывала улицы. Настоящий город, настоящие телеги, навоз на мостовой, небольшие коляски...
– Я хотел сказать тебе, – шепнул Дилтад, когда она вышла из кареты с помощью Ортилла, и они шли ко входу в большой оштукатуренный дом, увитый лозами местного цветущего растения. – Если вдруг ты поймёшь, что наша связь имела последствия, немедленно напиши. Не делай глупости. Я заберу тебя. Ты не будешь ни в чём нуждаться.
– О, нет, нет... Дилтад, нет. Я следила за этим, – шепнула Лиля. – Я не беременна. Не переживай.
Ей на миг показалось, что на его лице мелькнуло не облегчение, а грусть.
– Не жалей ни о чём, – шепнула она, поднимаясь рядом с ним по ступеням дома, окружённого лимонными деревьями. – Будь счастлив.
– Пойдём, милая, – сказала у дверей экономка, которую она сразу отличила по возрасту и красивому кружевному переднику. – Я Миллин.
– Лилэр, – сказала Лиля, с грустной улыбкой на прощание кивая Дилтаду.
День прошёл в знакомстве с домом. Миллин и девушки-катьонте удивлялись, почему у кирьи Солар из вещей всего лишь тощий мешок с тремя нижними платьями и двумя верхними.
– Потерялось в путешествии, – улыбнулась им Лиля, и это было чистейшей правдой.
Комната, которую ей выделили, была на двоих, но вторая кровать стояла пустой. Одна из девушек сняла с неё мерки, и к вечеру коричневое форменное платье, подогнанное под Лилю, лежало на стуле у её кровати.
– Как интересно ты придумала, – сказала Нирит, одна из горничных, глядя, как Лиля подшивает крупными стежками тряпицы в подмышки платья.
Лиля кивнула. Изобретать приходилось на ходу. Тесные рукава, тесные корсажи... Кошмарная мода. Ежемесячная дополнительная стирка... Она зажмурилась и выдохнула. На дне мешка лежал бюстгальтер, аккуратно завёрнутый в полотенце. Комплект белья – всё, что осталось от той жизни.
– Кир тебя зовёт, – сказал Касилл, камьер кира, и Лиля отставила тарелку с варёным соланумом. – Я провожу.
Комната кира Бинот была тёмной, обставленной в багровых тонах. Он не встал навстречу Лиле, и она усмехнулась про себя, скромно опуская глаза. Явно любит производить впечатление.
Она смотрела на подол коричневого форменного платья и на красивый шерстяной ковёр с затейливым узором.
– Кир Октер рассказал мне о тебе, – сказал Бинот. – Можешь поднять голову. Я не трону и не обижу тебя.
Лиля еле удержалась от того, чтобы насмешливо сморщиться. Какая надменность...
Она подняла глаза на кира Бинот. Надо же. Моложе, чем она думала. Симпатичный, даже красивый.
– Я кир Бинот Ларат. Я знаю твою историю в общих чертах. Думал, ты помоложе.
Кир встал из-за стола и подошёл к ней довольно близко, разглядывая лицою
– Приятная внешность. Думаю, Дилтад не это в тебе оценил. Что ты умеешь?
Лиля поморщилась от такой наглости и повела подбородком. Ларат поднял бровь и усмехнулся краешком губ.
– М-м. Понятно.
– Я умею читать и писать, – сказала Лиля, пожимая плечами.
– Чистый лист. Хорошо. Я понаблюдаю за тобой. Ступай.
Лиля шла вниз в недоумении. Странный тип. "Помоложе". Она бы ответила ему как полагается, но это чревато. В этом мире, где женщина даже собственную зарплату на руки не может получить, не имея на то разрешения от мужчины-родственника, у неё не было шансов выжить одной. Остаться одной на всю зиму в поместье Дилтада... Она давно отбросила эту мысль. Невыносимая скука, чередуемая с бесконечной работой по дому.
Кем она была тут? Этот вопрос Лиля задавала себе всё чаще, и теперь, сидя на жёстком сером покрывале в комнате нижнего этажа, она снова задала его себе. Кем она была там? Кем она станет здесь?
Вопрос, на который не было ответа. Она складывала стопки шёлкового белья, перешучиваясь с другими катьонте, чистила серебро на кухне, скромно опускала глаза перед Дуреллом, управляющим, который, несмотря на странное для её уха имя, оказался вполне адекватным и толковым, и снова и снова задавала себе его.
– Тебя кир зовёт, – сказала Миллин одним серым вечером, когда ноябрьский дождь ронял тяжёлые бусины капель на кусты за окном. – Я провожу.
Лиля привычно опустила глаза, входя в комнату кира Ларата.
– Подними глаза, – сказал кир, жестом подзывая её. – Я присмотрелся к тебе.
Он встал и шагнул к ней, и вдруг схватил за талию одной рукой, а второй сжал шею сзади и поцеловал.
Лиля онемела от негодования. Ублюдок! Вот тебе и благородство!
Она с силой оттолкнула Ларата. Рука сама взлетела...
Кир схватился за щёку. Лиля с запоздалым ужасом осознала, что же натворила... Чёрт! Ударить кира!
– Ах ты... – зашипел он. – Ничтожество... Убирайся из этого дома!
Лиля застонала про себя. Дилтад... К нему нельзя. Он на виду, он так и сказал ей. Чёрт... Не на улицу же, в самом деле. Она уже наслушалась от девушек, как сложно найти приличное место... Чёрт! Сначала подготовить запасной аэродром...
Она стиснула зубы и улыбнулась, пылая злобой.
– Прости, кир, – сказала она елейно. – Твой порыв был неожиданным для меня. Возможно, ты и успел присмотреться ко мне, но я слишком мало знакома с тобой. Если бы у меня была возможность узнать тебя поближе...
Кир внимательно смотрел на неё и неожиданно хмыкнул.
– Прекрасно, – сказал он. – Прекрасно. Лилэр, я хочу заполнить этот чистый лист необходимыми знаниями. Успокойся. Садись.
Совсем охренел? Лиля смотрела на него, наморщившись, сдерживая желание треснуть его по холёной морде.
– Я предлагаю тебе работать на меня, – сказал кир Бинот, усаживаясь за стол. – Мне показалось, что ты вполне подойдёшь для этой работы.
Он смотрел на неё спокойно, и это сбивало с толку. Что происходит?
– Я и так работаю на тебя, кир, – сказала Лиля, у которой вдруг появились гаденькие подозрения в отношении предлагаемой Ларатом работы. – Я горничная в твоём доме.
– Миллин рассказывала мне, как тебе нравится быть горничной, – хмыкнул Ларат. – Ты, судя по всему, получаешь несравненное удовольствие от уборки.
Лиля опустила глаза. Она не получала удовольствие от уборки. Она уже всей душой ненавидела эту проклятую уборку, которая тут не заканчивалась ни на одну минуту. Как-то она сказала Максу, что хочет жить в загородном доме, когда у них всё же появятся дети, и он кивнул, сказав, что с детства хотел жить на земле. Лиля имела в виду не землю и не такое вот поместье в городе. Она имела в виду современный, укомплектованный автоматизированной техникой "умный дом", на веранде которого можно по утрам посидеть с чашечкой кофе, пока фумигатор, воткнутый в розетку где-нибудь вне поля зрения, отгоняет комаров.
