Ася Иолич
Аяна из Золотой долины. 8. Над словами
1. Бывают такие дни
Конный стражник проехал по улице, его лошадка не спеша цокала подковами по камню. Светильник горел неярко. Пламя колебалось от слабого сквозняка, который лентой свежего воздуха пронизывал комнату, скользя между запахами трав, пота, дыма очага, каприфоли и разлитого внизу вина, соломы, наполнявшей матрас, мокрого кожаного плаща, что валялся где-то на полу, пыли, досок, влажной пакли, заткнутой в щели потолка.
Аяна лежала и гладила Конду по плечу, шее и волосам, а он положил ладонь ей на щёку и смотрел, как тени колеблются на её лице.
– Ты каждый раз разная. Каждый раз. Я каждый раз будто прыгаю в море с борта корабля с закрытыми глазами, не посмотрев погоду и ветер.
– Я пила каприфоль. Выпила пять стаканов. Каприфоль несла меня по своему оурану на крыльях спокойствия и мечты, но потом пришёл Воло.
Конда дёрнулся и напрягся, но Аяна прижалась к нему всем телом, вдыхая запах его кожи, и наконец он расслабился. Вздохнул, уткнулся носом в её макушку.
– Он не травил тебя. Он просит прощения. Я не знаю, что бы сделала с ним, если бы не кошачья трава, которая замедлила мою ярость. Он говорит, что лишь принёс зелье, но всё остальное сделал Эрлант.
– Айи, я не хочу вспоминать это. Я не хочу иметь с ним никаких дел. Меня трясёт об одной мысли о том, что со мной делали, и мне плевать, кто и насколько причастен к этому.
– Он солгал Пулату. Пулат спросил его, знает ли он обо мне, и Воло сказал, что впервые видит. Он видел Кимата, но не сказал Пулату, иначе бы тот уже примчался. Если уж твой отец прискакал лично посмотреть даже на капойо и её брата, которые втиснули в род Атар кирью из рода Эрке.
Конда немного отстранился и взглянул Аяне в глаза.
– Любовь моя, к чему ты клонишь? Мне кажется, или ты защищаешь его?
– Я не знаю, Конда. Не знаю. Ты и другие много раз мне говорили, что нужно составлять полную картину. Ты вообще сказал мне, что нужно смотреть ещё и над словами. Ох, небеса... Мне иногда не хватает и слов. Он был твоим другом с... Сколько вам было?
– Где-то три, наверное.
– Вы дружите дольше, чем я живу на свете. Мне завтра двадцать. Двадцать!
– Дружили.
– Дружили. Ладно. Разве спустя столько лет это не становится чем-то большим? Конда, а что с нами будет через двадцать с лишним лет?
– Мне будет за пятьдесят, а ты будешь прекрасна.
– Подожди... Твоя рука заблудилась.
– Она ищет путь, что уведёт от этого разговора.
– Там тупик.
– Ну, я бы не сказал. Если хорошенько пошарить...
– Ты сбиваешь меня с мысли.
– Наоборот, пытаюсь натолкнуть тебя на неё.
– Подожди. Подожди. Я просто хотела сказать, что сегодня мне стало не по себе. Это было похоже на один из опытов Басто. Он подносит лучинку, а из небольшого сосуда с веществом, похожим на соль, начинают лезть словно чудовищные щупальца морского полпо. Ты будто вспыхнул весь, и я боюсь, что такой пожар может навредить нам, понимаешь?
– Я слышу каждое твоё слово, любовь моя.
– Басто сказал, что эту соль нельзя хранить рядом с огнём. Вам предстоит сталкиваться теперь, ведь так? Твой огонь очень, очень жарко пылал сегодня.
– Так, – сказал Конда, ероша волосы. – Так.
– Прости, если я болтаю лишнего. Я не хочу, знаешь, пытаться поучать тебя или подталкивать к чему-то, как Вагда, Анеит или Атойо. Я и сама кинулась на него с вилкой, а до этого метнула нож...
– Надо было ещё и ложку попробовать, душа моя. И, к слову, нож – не самое действенное из твоего оружия. Вот пропуск...
– Прости.
– Ничего. Я не в обиде. Эта не та часть моего тела, о потере которой нам стоило бы печалиться. Почему ты хихикаешь? Я говорю о голове. И уж точно я не думаю, что ты станешь похожа на Вагду, Анеит или Атойо ни спустя двадцать лет, ни тридцать, ни восемьдесят или сто.
– Столько не живут.
– Ты очищаешь мои мысли и дух, да и на тело благотворно влияешь, вот, посмотри, видишь? Может, это и есть ключ к обретению бессмертия? А ну, давай-ка проверим...
Утро поднималось с первого этажа, от очага, запахами ачте и жареных яиц с ветчиной, смехом Кимата и шорохами шагов, голосами на улице, которые доносились из открытого окна.
Аяна потянулась, зевая, придавленная к постели тяжёлой горячей ногой Конды, и поёрзала, придвигаясь к нему поближе.
– М-м? – сонно спросил он. – М?
– Ничего, – шепнула Аяна, чувствуя, как счастье охватывает её, и прижалась ещё сильнее. – О, ты проснулся?
– Не весь, – зевнул Конда. – Частично.
– Я чувствую, – хихикнула Аяна, прислушиваясь к звукам внизу. – Конда, у меня теперь есть ками.
– Это та, раненая? – шепнул Конда, шаря рукой под одеялом.
– Нет. Другая.
Конда замер.
– Меня не было меньше трёх дней, а ты набрала почти полный штат катьонте. А та раненая тогда кто? По возрасту тянет на молодую экономку.
– Это Вараделта.
– Вараделта...
– Просто Вараделта.
– Ясно. Эй, душа моя, это нечестно! Куда ты?
– Там внизу полно народу, и слышно каждый шорох, – сказала Аяна, слушая, как поскрипывает лесенка, и натягивая платье. – Мне не хватает двери.
– Папа! – заорал Кимат, запрыгивая на кровать.
Аяна с улыбкой закалывала волосы и смотрела, как Конда тискает Кимата, поднимает на вытянутых руках над собой и изображает полёт. Она спустилась вниз, накинула старый камзол и зябко поёжилась. Потом осмотрела шов Вараделты, стараясь не причинять ей боли, и протёрла его румом, радуясь отсутствию воспаления.
– Вараделта, ты как себя чувствуешь?
– Хорошо. Только неудобно... С ведром.
– Ничего. Это временно. Где ты была вчера вечером? – спросила она у Луси, которая раскладывала еду по тарелкам. – Ты когда вернулась? Я беспокоилась.
– Я ночевала у Эрке, – махнула Луси в угол, на холщовый узел с вещами. – Собрала вещи. Арчелл забрал меня с утра.
– Ну, в общем, это и к лучшему. Кир вернулся вечером. Тебе бы негде было спать.
– Я привёз травы, – сказал усталый, взъерошенный Арчелл.
– Отлично. О, вода закипела. Сейчас займусь...
– Утречко! Отличный денёк, – приветсвовал всех Конда, вызывая к жизни мелодию лестницы. – А ну, Кимо, иди-ка за стол.
– Мы уже поели, кир, – сказал Арчелл, косясь на Луси, которая стояла, опустив распахнутые глаза. – Кир, тут Луси...
– А! – воскликнул Конда. – Прости. Дома я хожу так. Тебе придётся привыкнуть, Луси.
Луси покосилась на его штаны и рубашку и отвела глаза.
– Я могу раскатать рукава, но камзол не надену, – сказал Конда, подцепляя вилкой яичницу. – Хочу хотя бы в собственном доме чувствовать себя свободным человеком. Ладно. В доме Нелит Анвера. Анвер, документы придут завтра. Этот дом – твой.
Аяна вскинула руки к щекам.
– Конда!
– Да, душа моя. О, – наклонил он голову, заметив ладонь Луси. – Айи, а ну-ка...
Аяна показала свою ладонь, и Конда хмыкнул, разглядывая тонкую заживающую царапину.
– А... – Он показал глазами на Вараделту. – М?
– Я обязана ей жизнью, – сказала вдруг та. – Можете не бояться. Я не болтаю.
– Из страха или преданности? – повернулся к ней Конда.
– Если честно, и то, и другое, – сказала Вараделта испуганно.
Аяна резко повернулась к Конде и снова увидела то жёсткое выражение, которое напугало её в долине. Он заметил её взгляд и улыбнулся.
– Говорят, о человеке можно судить по тем людям, которыми он себя окружает. Ты подкинешь интересную головоломку тем, кто попытается разгадать тебя, душа моя. Да. Вараделта, каков род твоей деятельности?
– Прачка, – негромко проговорила Вараделта после некоторого молчания.
– О как, – хмыкнул Конда. – Интересно.
– Нам нужна ещё одна кровать для Луси, – сказала Аяна.
– Я займусь этим вопросом. Вы знаете, севас, что у моей жены сегодня день рождения? Арчелл, что там с экипажем?
