что взошедший на престол столь могущественного государства. И мы были не победителями. Победителем был он, а мы были лишь изображением на щите Карнеоласа. Я не желаю, чтобы мои дети были изображениями на щите Карнеоласа.
— Акме, пока у них есть эта сила, покоя им не будет. Но чем дальше наши дети от королевских дворцов, от Карнеоласа, тем лучше.
— Гаспару только четырнадцать, а он уже так силен. Во мне пробудилась сила лишь в восемнадцать. И он твой наследник. Это может не понравиться Арнилу, его сыну Дарону или люто ненавидящей нас Аккасте: сильный Рианор у власти Атии, которая метает о независимости с того самого момента как Ранней Вальдеборг триста лет назад убил короля Атии и захватил герцогство. Если Атия затеет войну с Карнеоласом, Карнеолас сметет ее с лица земли. А если войска поведет Рианор, у атийцев будет шанс, но прежде прольется столько крови, что вся земля Архея станет красной. Вы, мужчины, не понимаете, что такое кровь мужчин для нас, жен, матерей, дочерей. Вам лишь бы воевать.
— И это говорит мне самый сильный из Рианоров, — улыбнулся Гаральд, нежно поцеловав жену.
— Я лишь прошу, чтобы ты помог мне уберечь наших детей. Раньше Рианоров было всего два. Теперь их семеро. Мы еще не знаем, на что способна юная Адиль и что может Ишмерай. А если Господь позволит и подарит нам мир, Рианоров родится еще больше. Многое в Архее может измениться с появлением подобной силы.
— Ты дальновидна, Акме. Слишком дальновидна. Это хорошо. Но пока у нас есть иная забота: Кунабула и дочери.
Акме согласно кивнула.
В октябре Сагрия всё-таки уехала домой в Сильван, и Акил теперь пытался найти предлог, чтобы наведаться к ней. Прощание с девушкой было скомканным и дурацким. Он не смог сказать ей важных слов — рядом стояли её родители и мрачно глядели на него. А он не догадался отвести её в сторону и поговорить. Но поговорить о чём, он и сам не знал. А теперь маялся — зачем отпустил её?.. В ноябре Акил написал ей первое письмо, где справлялся о её делах и самочувствии, получил тёплый и сдержанный ответ о том, что всё было хорошо. В декабре он снова написал ей, но на этот раз ответного письма не получил.
Рождество и день рождения Ишмерай они не праздновали. Ба дня прошли в слезах герцогини и в её горьких молитвах.
А в январе, сразу после зимних праздников, один из агентов Гаральда Алистера передал герцогу послание. Обе семьи ужинали: Акме, Гаральд, Лорен, Плио, Гаспар, Акили и Адиль.
Когда агент вошёл, герцог без вопросов взял небольшое свёрнутое послание и спросил:
— Откуда оно?
— Говорят, его доставили из Заземелья, — доложил атиец.
Весь стол застыл. Акме сжала вилку. Сердце её застучало так, что стук его начал отдаваться в ушах. Кто мог направить послание из Заемелья? Амиль, агент Гаральда?
Герцог открыл послание и окинул его бешеным взглядом, руки его задрожали, он покачнулся. Гаспар с Акилом подскочили, но проворнее всех оказалась герцогиня. Гаральд Алистер тяжело дышал, словно бежал несколько часов подряд.
Акме выхватила письмо и, затаив дыхание, начала читать, задыхаясь:
Дорогие батюшка и матушка!
Наконец-то мне позволили написать домой. Я жива, здорова, со мной хорошо обращаются. Я живу с людьми, которые спасли меня от кабрийцев. Я целитель, лечу больных, но больше веду беременных и принимаю роды. Последние несколько месяцев живу у моря в тёплом климате. Простите, если бы я написала больше, это письмо никогда не было бы отправлено.
Я ничего не знаю о судьбе Ишмерай и Акила. Когда кабрийцы забирали меня, Акил остался во дворце, а Ишмерай увезли в другую сторону. Возможно, в другой город. Меня схватил Хладвиг и вёз на суд, чтобы потом сжечь на костре. Не понимаю, за что. Вероятно, за то, что я помогала фавнам.
Я так хочу вернуться домой, но мне не позволят. А ещё я выхожу замуж. Простите, что без вашего благословления, но не располагаю другим выбором. Не знаю, смогу ли я ещё когда-нибудь увидеть вас.
Помолитесь обо мне. Я так люблю вас, Гаспара, Ишмерай, дядю Лорена, Акила. Надеюсь, вы все в добром здравии и не печалитесь обо мне. Не печальтесь, я не одна. Со мной Царь Царей. Река Атарат смилостивилась, не приняла его и вернула нам…
Люблю вас. И молюсь о вас постоянно.
Ваша Атанаис»
— Это её почерк, — только и вымолвила Акме, и разрыдалась вместе с мужем. Боль от разлуки и счастье от осознания, что Атанаис выжила, сдавила герцогиню. Она обессилила, и Гаральд усадил её в кресло, утирая слёзы.
Когда первая буря эмоций прошла, Лорен пробормотал:
— Её выдают замуж, но за кого?..
— Если бы могла, написала бы, — сказал опустошённый герцог, обессиленно опустившись на стул.
— Значит, люди, спасшие её от кабрийцев, тоже взяли её в плен? — пробормотал Акил. — Кто мог спасти и сразу взять в плен, но уже в свой?
— Девушка видная, — вздохнул Лорен. — Спасли от них, забрали себе. Надо всё выяснить.
— Это могут быть шамширцы, — заявил герцог, стараясь выровнять дыхание. — Они шастают по Заземелью уже пару лет.
— Наша дочь выходит замуж за шамширца? — охнула Акме и едва не упала в обморок.
— Пока не паникуй. Из этого письма ясно только одно: наша дочь жива.
— Но кто такой Царь Царей? — прошептала Плио. — О ком она пишет?
— Царем Царей звали Саргона Великого, основателя Карнеоласа, предка Атариатиса Рианора, — пробормотал герцог задумчиво, хмуро.
— Кого не приняла река Атарат? — спросил Лорен.
— Принца Марка, — прошептала Акме, побледнев. — В Селенарском университете он в спектаклях часто играл Саргона Великого. И ему дали прозвище Саргон… Он же упал в реку Атарат. Значит, он выжил?..
Акме снова разрыдалась. Сквозь слёзы она прошептала:
— Какое счастье! Атанаис, Марк… Господи, Ишмерай, девочка моя, где же ты?!..
А в начале февраля в Атию пришло письмо из Карнеоласа, в котором Арнил сообщал о пробуждении Кунабулы и стремительном приближения полчищ к Керберре, уже не столь маленькой, как двадцать
