Ах, да… самая главная ирония в том, что я сейчас спасаю человека, который пообещал грохнуть меня, если я обижу ещё раз Варю. Я обидел. Но боюсь, слишком велика очередь выпустить мои кишки. Не пришло время взять грех на душу, извини, парень.
Кирилл садится за руль и оборачивается, протягивая мне сигареты.
— Замяли, вроде, — говорит, щёлкая зажигалкой. — За новую центрифугу в лабораторию. И куда его теперь? — кивает на удаляющиеся фары уазика.
— В психушку, — пожимаю плечами, — куда же ещё? Так просто дело не замнешь. Полежит месяцок, подумает о смысле жизни. За это время у него в карте негодность найдут. Приступы эпилепсии в детстве. Снимут с должности председателя призывной комиссии. Мне шепнули, что он давно напрашивался. Бабки брал и не делился.
— А он правда того? — красноречиво вертит пальцем у виска Кирилл.
— Обычный дурак он, — отрицательно качаю головой. — Перекрыло его от новости, что Варвара ко мне вернулась. Спер спирт в медпункте. Напился и решил матери рассказать о своей любви к сводной сестре. Тетку Варвары на нервной почве сахар и шандарахнул. Хорошо, хоть Тарас бабок успел дать, чтобы из Филатовской сюда перевели.
— Тачка Руслана стоит во дворе у Аверина, — хмурясь, размышляет вслух Кирилл, — а вот машины Тараса нигде нет. Как в воду канула…
— Семён отзвонился? — перебиваю его. — Руслан хоть что-то говорит?
Он, мрачнея, отрицательно качает в ответ головой.
— Говорить не может, писать — пальцы переломаны. Мычит, что-то сказать пытается. Семён разрешил ему обезболивающее вколоть. И ещё… — Кирилл делает паузу. — Пацаны из оцепления шепнули, что у них в два приказ штурмовать.
— Сука… — шиплю и, потушив горящую сигарету прямо в ладони, выбрасываю ее в окно. Боли не чувствую. — Значит, выбора у меня нет, — говорю решительно. — Поехали.
— Александр Николаевич, — начинает, нервничать, Кирилл. — Ну если ты снова сядешь, что с Варварой будет? Она же с Марьей под ударом так и останется. В городе, где хозяином будет Аверин. Ты об этом подумал? Что наследнице твоей всего четыре? Давай скорых пригоним. Бригаду лучшую, с оборудованием реанимационным. Пусть работают мужики. Нормально все сделают. Я же тоже из спецов…
— Я знаю, откуда ты, — перебиваю его и сжимаю кулаки. Пальцы руки снова начинают неметь. — Поехали.
Кирилл заводит машину, больше не рискуя высказывать своего мнения.
Я откидываюсь на подголовник и прикрываю глаза. Сердце лупит в рёбра. Да чтоб тебя. Так позорно сдохнуть? Будет обидно.
— Если сяду… — говорю хрипло. — Женишься на Варе.
— Что? — оборачивается Кирилл.
— Ну перестань, — ухмыляюсь. — Понравилась же она тебе…
— А потом Швецов выйдет и меня грохнет, — нервно смеётся он. — Заманчиво.
— А ты как хотел? — Ухмыляюсь, поддерживая сомнительный юмор. — За право быть с женщиной нужно платить. Самым ценным.
Кирилл ничего не отвечает. Я перевожу взгляд на окно.
Да, нужно платить. Самым ценным. Но это легко говорить. На деле же… это так сложно — быть хитрым, сильным, непотопляемым. Всегда иметь в рукаве вторую колоду карт. Выполнять угрозы и обещания. Уметь выживать, когда придавило бетонными плитами.
Да, выживать, пройдя через ад, потому что к таким как я не приезжает спасательная бригада. Скорее, я — тот, кого всем хочется убрать, но руки коротки.
Мне жаль, что и в этот раз придётся уйти, сломав Варе жизнь. А, может, наоборот… мой уход освободит ее. Я не знаю. На столько погряз в играх и лжи, что перестал понимать обычные эмоции людей.
Кажется, именно их Варваре постоянно не хватало. Ну вот что поделать, если нутро у меня ущербное. Что-то купить, решить вопрос, трахнуть, да даже за ребёнком посмотреть — это я могу. Но это же не то… Чувствую, что не то. Какой же бред!
—
Все эти обещания, признания, прощения. Пыль. Самое дешевое и продажное, что есть у людей. Но я действительно не прав в том, что не создал Варваре и дочери иного мира. Должен был. Черт, да я вообще уничтожил даже тот мир, что у них был. Со всеми мечтами, иллюзиями, планами, человеческими отношениями…
Я ужасен.
Но, наверное, там на небе существует кто-то, кому я очень сильно симпатичен, раз уж он второй раз в жизни всовывает мне в руки моих девочек. Как напоминание, что ещё далеко не все прогнило. Скорее всего, похлопотала бабуля… Она хотела, чтобы я был обычным человеком. Не похожим на своих родителей. Не богатым, не крутым, а тем, кто приходит домой в шесть и садится ужинать. Потом играет с детьми, ругается с женой из-за рубашек, выходные провидит на даче… Ей бы понравилась Варя.
Я изначально был не таким и глупо это отрицать. Мне пришлось принять правила, чтобы выжить. Но жить так дальше я не хочу. Мне больно. Мне страшно за родных. Я согласен на все, лишь бы этот треш закончился. Я устал. Кому там нужно что-то пообещать? Продать? Есть кто-то более весомый помимо «земных тварей», чтобы уже раз и навсегда, но с гарантией, что мои близкие будут здоровы и счастливы?
Неожиданно Кирилл сбрасывает скорость и начинает буквально красться по дороге.
— Что случилось? — напряжённо вглядываюсь я в лобовое.
— Служба закончилась, — вздыхает мой водитель. — Эти бабки на дорогу как попало выскакивают. Лучше дать пройти. Дорога — лёд. Не затормозишь.
— Здесь где-то есть церковь? — озираюсь я по темным окнам.
— Да, — кивает Кирилл. — Здесь же потому дачи генеральские и наставили, что было из чего райцентр сохранить. Медпункт с родзалом, церковь, почта.
— Откуда ты все это знаешь? — спрашиваю удивленно.
— Тарас рассказал, — обьясняет Кирилл. — Помните того лесничего, к которому за ёлкой ездили?
— Хм… — отзываюсь неопределенно.
— Тарас у него подсобным почти четыре года проработал, пока в ту историю с малолеткой не вляпался.
— Ну-ка остановись, — решаюсь я неожиданно.
Не могу объяснить зачем, но все органы чувств будто стали в стойку.
Кирилл тормозит возле обочины.
— Прогуляться хочу.
Выхожу из машины и с чувством хлопаю дверью. Говорят, что перед «смертью» не надышишься, но я хочу попытаться.
Морозный воздух жжёт легкие.
Тарас… Тарас… Как не поверни, все странности в него упираются. И никаких зацепок к тому, что крыса именно он.
Ноги сами идут по притоптанной снежной дорожке. Навстречу мне попадаются укутанные в шали и цветные платки женщины. Они бурно обсуждают кто где и сколько урвал мяса по хорошей цене. Сетуют на то, что в новогоднюю ночь не удержались и наелись салатов. Что-то там ещё про внуков, но я прохожу дальше.
На небольшой площади слева расположился медпункт, а справа — та самая церквушка. Я сворачиваю к ней.
Женщины, стоящие на крыльце, смотрят на меня, как диковинного зверя.
— Здравствуйте… — участливо оживляются. — Заблудились? Ищите кого?
— Да нет… — я пожимаю плечами и захожу в деревянные двери, отмечая, что действительно за весь свой путь от машины не встретил ни одного мужика. Безгрешные мы.
В нос бьет тёплый запах воска, ладана и человеческого пота. Проветрить бы здесь. Достаю из кармана денежную купюру и засовываю в деревянную коробочку на ремонт храма.
— Сыночек, вот, свечечки возьми, — суёт рыхлые формовки мне в руки старушка.
Я сначала хочу отказаться и дергаюсь в сторону, но потом решаю взять. Зачем-то ж я сюда пришёл. Да и человека обижать не хочется.
— Спасибо, — киваю.
Лет с десяти в храме не был. Особого трепета не испытываю, но убранство разглядываю с интересом: немного потрескавшаяся штукатурка на стенах с образами, лавки, большое еловые ветви в вазах возле позолоченного алтаря, скрипучий дощатый пол… Уютно. Взгляд падает на свечи в руках. Вот и что мне с ними делать?
Стараясь ступать тихо, захожу за колонну. Силюсь прочитать имя святого на изображении, чтобы хоть как-то к нему обратиться. Зажечь, поставить свечу. Как вдруг, слышу из-за колонны тихий женский разговор. Он привлекает мое внимание излишней эмоциональностью.
— Не могу я… — нервно шепчет женщина. — Шесть часов в себя не приходит. Вот свечку даже поставить пришла. Ты бы зашла, посмотрела, Катерина Ивановна. А мы тебе медку нальём.
