Напросился…
– Ты же не думаешь, что я ношу их в своих карманах. Мне необходимо их призвать. Дозволяешь ли ты воспользоваться темным даром?
– Не тяни время, ублюдок Изергильды, – выплюнул он.
Ух, сколько интриг скрывалось в одном только оскорблении. Изергильда могла навести на меня воронью тварь, вполне в ее стиле. Да и к моей родословной, возможно, и были вопросы, но на свое прошлое мне было плевать. Стоило разобраться с настоящим.
Разрешение дал, и хорошо. Мне только и надо было, чтобы он раньше времени не остановил мою волшбу. Темный дар внутри меня ликовал, ему нравилось, что я задумала, но мне это дорого обойдется. Тем более, к Ворону у меня был старый счет – воспоминание об испуганном лице Сони, когда мне пришлось снимать беспощадный маячок, выжженный на детской кости. Лицо ужасных мук и страданий я так и не забыла. Стоило отплатить.
Выпустив черно – золотую силу вокруг себя блестящим крошевом, Ворон и не подозревал, что одна – единственная крошечная черная песчинка, незамеченной забралась прямо в его ухо. Остальное – всего лишь отвлекающий маневр, театральный и бестолковый.
Вся концентрация моей силы ушла в эту крошку. Она проникла в тело Ворона, в его мозг и разум, быстро и безболезненно, пока...
Никогда еще я не обращалась к своему дару для свершения такого рода наитемнейшего воздействия, это было намеренное причинения вреда, и даже не в целях отмены или самозащиты. Мое нападение фактически было первым и неумолимым.
Но сегодня наступил тот день, когда я должна была это сделать, без каких-либо иных вариантов. Внутреннее равновесие пошатнется, я была к этому готова.
Я подозревала, что та карта, показанная смотрительницей судеб, с мужчиной, который протягивает свое собственноручно вырванное сердце, сообщала о любви, бескорыстной и чистой, и относилась к Харну и нашим взаимоотношениям. Но я была не права, и смотрительница судеб это знала, но утаила. И правильно, я бы не поверила. Смысл этой карты был совсем иной. Светлый мужчина, который стал дорог, не имел к этому отношения.
Столовую заглушил душераздирающий крик Ворона, и он схватился за свою голову. Соня, воспользовавшись моментом, отбежала и уже как-то привычно схватилась за мою ногу.
Приказав ей закрыть глаза, я продолжила. Темные приспешники заволновались, почувствовав неладное, начали озираться кругом. Тот, который без глаза, даже сделал шаг в сторону своего главаря, неужели это порыв оказать ему помощь?
Ворон просчитался, оставляя рядом с собой людей, лишенных дара, опасно понадеявшись на свое могущество. Вероятно, остальные темные, которые прибыли вместе с колдуном, разбежавшись муравьями по ордену и нанесли какой-либо урон, но это меня совсем не тревожило.
Моя маленькая черная искорка во всю ломала человека, которого и человеком-то назвать было сложно. Это был жестокий убийца, тем более осознанно жестокий колдун. И все ради чего? Темнейшая и Пресветлый – две страницы одного листа.
Никто из одаренных даже не догадывался о том, что нет никаких Пресветлых и Темнейших. Есть один единственный источник мироздания, который так усердно охраняли жители Вечного Леса и превосходно справлялись с этим.
Одна рука, дергаясь крупной судорогой, через силу начала отрываться от головы Ворона, преодолевая сопротивление, она неизбежно стремилась к грудной клетке тощего, грязного темного. Рука направлялась туда, где еще билось его сердце. Но качать кровь органу оставалось не долго. Все темные приспешники замерли во всепожирающем страхе. Под его влиянием они не двигались и смотрели на устроенное мною представление, даже не пытаясь остановить происходящее.
Когда ногти постепенно, но неукротимо стали продирать кожу и мышцы, а пальцы стали проламывать кости, Ворон закричал так, что пришлось помочь Соне закрыть уши. Никогда не забуду дикий хруст вперемешку с воем отчаянья и боли.
Моя человеческая половина страдала, а вот темная сторона торжествовала. Колдун выдрал свое сердце, и, протянув его в мою сторону, рухнул на колени. Упав навзничь, он склонил свою голову, уже будучи мертвым. Смотря на свою жертву, я решилась на еще одно колдовство. Нельзя не воспользоваться удачно выпавшим шансом.
Теперь уже темный дар, абсолютно черный, но все еще блестящий, закружился уже не для отвода глаз, а с определенной целью. Нельзя лишать темных допустимости к изменению. Хотелось дать им начало, точку опоры для борьбы с таким сложным ломающим даром. Каждому одаренному для этого была нужна частичка… любви.
Любовь… Именно она поможет найти в себе силу, надежду, веру, чтобы обрести темному дару правильное применение и внутреннее равновесие. Источник далеко не дурак и не просто так выбирал носителя своего дара, он точно знал, что у одаренного есть все необходимое для того, чтобы справиться, выстоять и нести пользу миру. Темные в себя не верили и поддавались искушению, разрушались под гнетом соблазна. Я попробую показать им верный путь.
Черные песчинки раскручивались, получая от меня новую команду, а когда я закончила, остановились и сверх быстро разлетелись, чтобы настичь каждого обладателя темного дара, от мало до велика. «Каждого» в прямом смысле: не только присутствующих здесь, в башне ордена, а каждого в этом мире. Искорки с установленным приказом будут бороздить земли и просторы, пока не притянутся темными дарованиями и не принесут в их сердца единственно правильные импульсы.
Быстрее всех направленная участь настигла оцепеневших от ужаса темных, стоящих передо мной. Не коснулась волшба только меня, ведь в моем в сердце уже присутствовала любовь. Свой дар я любила всей душой, несмотря на то, что он бы темным. Им тоже придется полюбить.
Лишенные дара заключенные, искалеченные жертвы, последователи своего темного предводителя – все схватились за грудь и вскоре бездыханными упали на пол. В их сердцах уже негде было прорасти даже крошечному росточку любви. Жаль, но это не удивляло. Так будет со всеми, кто не обладает подходящей «почвой» для данного чувства.
Моя песчинка коснется каждого темного одаренного, оставляя после себя разумных темных – тех, кто способен восстановить мировое равновесие в противоположных силах посредством своей же гармонии. Среди нападавших таких не оказалось.
Как только пал последний колдун, который участвовал в поддержке распространения черной волшбы, тут же принялась рушиться дегтеобразная масса, удерживающая служителей. Сначала она затвердела, будто потеряла свои соки, а затем осыпалась мелким песком, выпуская светлых из своих оков.
Вот и все. Битва окончена. Начало для перемен заложено. С темными разобрались, теперь дело за светлыми.
Чешуя и темный дар нехотя отступали. Моя «человечность» возвращалась вместе с потрясением от содеянного. Я смотрела на свои руки, все еще удерживающие проводник, и боялась саму себя до одури. Оказалось, я способна на такое бесчеловечное, кровавое, жестокое убийство и жертвоприношение в одном флаконе. Мое сознание решило самостоятельно избавить меня от моральных метаний и терзаний, просто покинув меня…
…Харн…
… Несмотря на то, что все это время он был обездвижен, ему было все очень хорошо видно и слышно. В момент разорвавшегося темного снаряда он не успевал выставить щит своим даром и просто загородил собой самое ценное, что у него имелось. Темное колдовство не лишало служителей ни зрения, ни слуха, а лишь обездвиживало и забирало силы.
А сейчас он явственно наблюдал, как переполняет страх всех тех, кто наблюдал за не самой приятной в жизни каждого картиной. Все служители ордена трепетали перед могущественной темной ведьмой – Аликой, которая расправилась с давним врагом быстро и особенно жестоко. И только один Харн понимал, какую цену пришлось заплатить его женщине и какую ношу она решительно на себя взвалила. Она же не простит себя за то, что совершила…
Он обещал себе, что попытается сделать так, чтобы Алика не истязала свою душу за содеянное, а вдвоем нести всяко легче, как бы ни был тяжел груз. И, конечно же, Харн не мог не восхищаться ею, сколь отважна и сильна была его избранница.
