пользовались для добивания противника в доспехах. Я думала о своих мужчинах: суровом хозяине стилета и несносном авторе набросков. Месяца не прошло, как я едва не отдалась Конду, а теперь, стоило подумать о дюке Э, начинала вздыхать и густо краснеть. До того неприличны были мои мысли.
Я всеми силами пыталась восстановить в памяти, как ласков был опальный принц, но сцены с Кондом упорно затмевались доказательствами заботы и нежности герцога, спрятанными за его нарочитой грубостью.
«Почему босиком? Ты простынешь», «Иди, тебе выдадут теплый плащ», и даже «Ну ты и дура!» – его голос звучал музыкой в моем сердце.
Я на самом деле дура. Я влюбилась.
Я закрыла лицо ладонями и тихо рассмеялась.
Наконец–то, хоть где–то я честна.
Занятая размышлениями, я не заметила, как мы въехали в столицу. Лишь шум за стенками кареты заставил меня отвлечься. Отодвинув шторку, я выглянула в окно и получила букетом по голове. Он отскочил от велосипедного шлема и осыпал сиденье лепестками. Народ на улицах ликовал и закидывал отряд цветами. Приветствовали герцога–спасителя. Молва летела впереди нас.
На центральной площади шум усилился. Ученая первым прилетевшим букетом, я уже не высовывалась – лишь отдернула занавеску. Отряд двигался по широкой дуге вокруг фонтана, и только благодаря кривому маневру я заметила, что телеги и вьючные лошади отделились от нас и направились в сторону особняков. Слуги и кухарки, хоть и были причастны к победе, своей доли славы оказались лишены.
Но очень скоро я отвлеклась от грустных мыслей по поводу социальной несправедливости: черные рыцари во главе с герцогом замерли перед пышной делегацией, в центре которой сиял золотыми доспехами император. Если честно, то он сильно напоминал бабушкин самовар. Да, под властителем Рогуверда плясал благородный конь, да, пышно развевались на шлеме перья, но казалось, стоит опустит глаза, и я найду кран с замысловатой ручкой, откуда потечет кипяток.
Фу, глупая! О чем думаю? Не опускать глаза, не опускать!
Отведя взгляд от Их Величества, я наткнулась на Фельстана – еще одного павлина в королевской свите. Скулы свело от сладости. Рядом, изящно изогнувшись, поглаживала волнующуюся лошадь инфанта. Ее прелести готовы были выпрыгнуть из узкого лифа платья. Поймавшийся на удочку женишок уже весь был там, поэтому и не заметил застывшую напротив него карету.
– Мир вам и любовь, – прошептала я.
Интересно, Фельстан уже побывал в монастыре, куда собирался? А вдруг всюду развешены мои портреты с крупным заголовками «Разыскивается принцесса»? Я тихо рассмеялась. Мне было бы любопытно посмотреть на лицо дюка Э, когда он узнает на них своего хрониста.
– Ва–ва–ва–ва… – пророкотал император. Я не разобрала ни слова, хотя отметила, что тембр голоса у него такой же приятный, как у младшего брата. Красивый лицом, чего тоже не отнять, но с искрами серебра в длинных волосах, выбивающихся из–под шлема и густой волной стелящихся по плечам. М–да, но только с такими вихрами на кроволаков не поохотишься, мигом вцепятся в шевелюру и заломят шею.
За спиной императора пыталась справиться с танцующим конем Иллиса. Красная и взмокшая от напряжения, она выглядела жалко. И самое ужасное – никто не спешил ей на помощь, чтобы взять взбрыкивающую лошадь под уздцы.
Дядюшка Джовир тоже присутствовал. Потел и страдал, восседая на кряжистой, ему под стать, лошади. Кафтан хоть и был расшит драгоценностями, сидел плохо, расходясь пузырями на пузе. Короткие ножки беспокойно искали стремена.
Родственнички.
Когда наша процессия, наконец, тронулась, я крутанулась на месте и высунулась из окна едва ли не по пояс, пытаясь разглядеть одного из придворных вельмож. Конд?!
Но как специально, всадник, поправляя волосы, поднес ладонь в белоснежной перчатке к лицу, а потом и вовсе развернул лошадь, чтобы отбыть следом за императором.
Показалось? Или я на самом деле видела Конда Корви? Я обессиленно опустилась на сиденье. Сердце стучало словно сумасшедшее. Я чувствовала, дерзкому мальчишке хватит смелости, чтобы пробраться во дворец и справлять свои делишки чуть ли не на глазах узурпатора и его прихвостней.
Интересно, он заметил меня? Если да, то наверняка понял, что я провалила план, раз разукрашенная под монаха ордена Света и Тьмы разъезжаю в карете его заклятого врага.
Но метаться было поздно – отряд, прогарцевав по кварталу богачей, уже въезжал в распахнутые ворота особняка. Я открыла рот. Версаль!
Я так и пошла с открытым ртом следом за спешившимися герцогом и рыцарями. Только у дверей меня развернули.
– Слуги с черного входа, – человек в ливрее остановил, поймав за плечо.
– Но я не слуга, я…
– Монахи и скитальцы с черного входа, – не менее твердо повторил напыщенный мажордом, весьма чувствительно хватаясь за второе плечо и разворачивая меня лицом к лестнице. Опасаясь, что сейчас последует пинок, я резво поскакала в указанном направлении. Оглядываться и выискивать глазами Их Светлость я себе запретила: вдруг и он придерживается мнения, что летописцу не место у парадного входа, но пощечина от него была бы еще болезненнее. Ну не принцесса же я в самом деле! Хронист. И тот местами фальшивый.
– Мы так рады, что ты будешь жить с нами! – Волюшка обняла меня, как только я появилась у черного входа. Мимо сновали слуги, разбирали с телег скарб и, слушая указания Шаманты, заносили в дом.
– А я–то как рада, что мои подруги не меньшие вруши, чем я! – я сделала обиженное лицо. – Почему не сказали, что работаете в особняке?
– Чтобы напугать тебя? – старшая кухарка, вдоволь наоравшись на неразумных помощников, устало вытерла рукавом пот со лба. – И к кому бы ты тогда пошла со своими горестями? К Гонате? О, она многому научила бы наивного монаха.
Шаманта сгребла меня в объятия и ласково погладила по велосипедному шлему, который я так и не сняла. Не знаю, что меня еще ждет, а он как–никак волшебный, вот пусть и защищает.
– Идем, я покажу тебе твою комнату, – Волюшка скинула с моих плеч сумку и бюро и, подхватив под руку, потащила к лестнице, ведущей на второй этаж. – Их Светлость оставил распоряжения.
– А мои вещи? – я оглянулась, но тут же успокоилась: их следом за нами нес слуга в форменной
