одежде. Да, домашняя прислуга одевалась не в пример лучше той, кто участвовал в походе – изысканно и красиво. Представляю, каким будет герцог, когда скинет броню и облачится в светскую одежду. А у меня из приличного только панталоны, которые пошила в монастыре Басилия.
Комната, которую выделили мне, произвела впечатление: что–то среднее между кабинетом и спальней. Помещение делилось на две части. В первой было много солнца. Распахнутые занавеси делали ее светлой и просторной. В центре небольшой стол с парой мягких стульев. На нем ваза с фруктами, что говорило о его принадлежности к обеденной мебели, а не рабочей. Чуть дальше небольшой диван, обшитый шелком в цветочек, и низкий столик – буквально на две чашки кофе. У окна высилось бюро, а возле него замер удобный стул. Здесь, в деловом углу, никакого шелка и крученых ножек: строгие формы, светлое дерево и кожа.
Вторая половина комнаты утопала в бархатной роскоши и полутьме. Широкое под пологом ложе, мягкий ковер, пузатый гардероб.
Туда Волюшка повела меня, сияя от гордости.
– Смотри! – произнесла она и открыла прячущуюся за комодом дверцу.
Самая настоящая ванная комната с огромной медной лоханью и золочеными кранами.
– Тут есть горячая вода! – глаза у Волюшки горели. Она открывала мне Америку. – Ее подают из кухни. Там целый день греют огромный чан. Все доставлено в особняк по прихоти герцога. Такого даже во дворце нет.
Действительно, невиданная роскошь по сравнению с походными условиями и отхожими местами в поле или овраге.
– Ночной горшок, – подруга указала на вазу с цветочным орнаментом.
– Понятно, – промямлила я. Горячую воду додумались пустить по трубам, а канализация так и осталась на средневековом уровне. Не удивлюсь, если в районах похуже отходы жизнедеятельности выливают на головы прохожим. Вспомнилось, что широкополые шляпы вошли в моду именно из–за этой привычки горожан выплескивать помои на улицу. – А кто раньше жил в этой комнате? – я вернулась в альков. Мне не понравилось бы услышать, что в ванне нежились Иллиса или какая–нибудь другая любовница герцога, но хотелось знать, что меня ждет: работа или участь очередной пассии. Вариант руки и сердца я не рассматривала, понимая, что мы разного поля ягоды.
– Это личные покои Их Светлости, – Волюшка улыбнулась, угадав мои страхи. – Но он распорядился отдать их тебе, а для себя приказал открыть другие, более простые, без купальни.
– Открыть?
– Мы давно в походе, больше года то здесь, то там. Все это время в особняке слуг не держали. Так, парочку, чтобы дом не оставался без пригляда. Но Их Светлость послал подготовить комнаты сразу же, как только мы пересекли Увохов мост.
– Увохов мост? Почему? Разве он не назывался по другому? – я развернулась лицом к Волюшке. Здесь, среди красоты и роскоши, с трудом верилось, что где–то живут монстры.
– Его местные так начали называть после нападения на обоз, – Волюшка, видя, как я устало опустилась на кровать, заторопилась. – Располагайся, милая. А меня на кухне, наверное, заждались.
Открыв гардероб, я обнаружила в нем лишь мужские халаты. Под ними лежали домашние туфли. Я утонула бы в любой паре, но иного выбора мне не предоставили. Сапоги монаха я уже ненавидела.
Закрывшись в купальне, я включила воду и, пока та набиралась, разделась. Одежда хрониста за время пребывания в горах превратилась в тряпье. А я еще удивлялась, что меня не пустили через центральный вход. Даже велосипедный шлем претерпел изменения – покрылся заметными царапинами и потертостями. Эх…
Стыдливо скрутив рясу в узел, я сунула ее под скамью. Достала пузырек для смывки краски, плеснула в таз воды (его и кувшин я нашла в тумбе), размешала и опустила в волшебный раствор лицо. Придирчиво осмотрела себя в зеркальце и только после этого полезла в ванну. Вдоль всей ее длинны на подвешенной полке красовались разнообразные склянки. Я, опасаясь, что возьму не ту и ненароком облысею, открыла и понюхала каждую. По памяти определив аромат герцога, щедро плеснула в воду, разболтала и нырнула в пышную пену с головой.
А когда всплыла, нашла дюка Э сидящим на скамейке.
– Ваша Светлость? – я вновь погрузилась в воду по самую шейку и для надежности скрестила на груди руки. То, что пена осела, а вода сделалась прозрачной, и для верности следовало бы скрестить ноги, в голову не пришло.
– Я зашел за халатом и вот за этим, – приподнявшись, герцог перевесился через меня и взял с полки один из флаконов. Пуговица его расстегнутой рубашки щелкнула меня по носу. Как ни в чем ни бывало, индюк Э развернулся к двери. Но у порога притормозил. Не оборачиваясь, тихо произнес.
– Я до сих пор не верю, что смог заманить тебя сюда.
– А что? Я могла отказаться? – я даже приподнялась. А ведь действительно, мое дело – написать хроники, а красиво их оформить и довести до ума должны специально обученные писари и художники. Я же видела по телевизору все эти старинные фолианты, где каждая страничка оформлена затейливой рамкой, а между красиво прописанными текстами вставлены иллюстрации. – Разве так можно было?
Но ответа не последовало. Герцог молча удалился.
Ужин принесли в покои, и я не заметила, когда забрали тарелки: уснула мертвецким сном.
Среди ночи, когда местная луна довольно щедро освещала первую половину комнаты, на меня навалился кто–то сильный и закрыл ладонью рот.
– Что, милая, предпочла меня другому? Отвечай!
Оставленная у кровати лампа позволила опознать нападавшего. И слава всем богам, что это был не Фельстан, а один глупый мальчишка, который так сильно зажал мне рот, что при всем желании я не могла произнести ни слова. И лишь когда я извернулась, вцепилась в его волосы и больно дернула, он изволил меня отпустить.
Глава 21
– Конд, паршивец, ты чуть меня не удушил! – я тяжело дышала.
– Ты забываешься, чужеземка! – поняв, что жертва не собирается звать на помощь, братец слез с кровати и тряхнул головой, поправляя волосы. – Перед тобой принц крови.
– Я помню, – я села и сдвинула на груди ворот халата, в котором так и завалилась спать. – И еще я помню,
