- Ирма... - тихо позвала она, но тут же увидела фигуру в плаще, и сердце на миг замерло. - Джерилл!
- Тебе подходит это место? - спросила Ирма, приближаясь к ней и поправляя плащ. - Оно мне дорого. Не кричи тут. Здесь вообще нужно быть осторожней со словами.
- Кто ты и зачем делаешь это? - тихо, но яростно спросила Лиля, вглядываясь в лицо Ирмы, которое, казалось, постоянно меняется. - Почему? Зачем?
– Если тебе так необходимо имя, то можешь считать, что я кира Одизен Ирма, - улыбнулась она. - Когда много лет видишь мир, становится скучно. Миры иногда сплетаются, и, бывает, одна бусина оказывается не на той нити. Чтобы исправить это, требуется аккуратность, внимание, осторожность, чтобы не повредить узор. А перемещение даже одной маленькой бусины затрагивает все остальные. Прореху от неё приходится залатывать кропотливо. Я должна быть уверена, что узор необходимо исправить, потому что проще оставить всё как есть. Какое мне, в сущности, дело до одной незначительной ошибки в узоре? Через несколько десятков лет узор повторится, и все бусины будут уже на своих местах, и снова, и снова, и каждый раз немного иначе. Мне просто скучно.
- Мне зато не скучно! - воскликнула Лиля. - Ирма, прошу, верни меня домой...
Она осеклась, чувствуя, как туман холодит кожу. Птичьи голоса звенели над плеском воды.
- Ну вот мы и добрались до самого интересного, - с улыбкой сказала Ирма, провожая взглядом что-то за спиной Лили. Та обернулась и успела заметить удаляющиеся в туман рога какого-то крупного животного. - Где твой дом, Лилия, Лиллин, Лилэр?
Лиля повернулась и успела только заметить, как Ирма хватает её за руку. Темнота на миг скрыла мир.
Сзади мигал какой-то свет и шумело Бульварное кольцо.
Лиля мотнула головой, щурясь. Почему она остановилась тут? А, точно. Звонок.
Она поправила съехавшую гарнитуру, подозрительно поводя носом. От рук несло табаком. Мерзкая вонь.
– Ты слышишь? Лиля?
– Да, да. Прости, – сказала Лиля, провожая глазами женщину, переходившую дорогу. – Пап, я не приеду, прости. Ладно, я за рулём, а эта чёртова гарнитура постоянно падает. Давай завтра созвонимся, окей?
– Ладно, – проворчал отец. – Звони, цветочек!
Лиля поставила машину под деревом и заглушила мотор, считая окна. Макс дома...
В подъезде пахло сыростью и хлоркой. Ключ два раза щёлкнул в замке.
– Привет, малыш, – удивлённо сказал Макс, вглядываясь в её лицо.
– Собирался уходить? – спросила Лиля, глядя ему за спину, почему-то не узнавая мебель, запахи, звуки, потом перевела глаза на него. – А я тут вернулась.
Она бросила сумку на пуф. Ванная... Горячая вода! Душ!
Струи воды стекали по голове, по волосам, на плечи. Какой же сильный запах у этого мыла... И шампуня.
Лиля смыла пену и заткнула слив пробкой, откинулась и закрыла глаза. За дверью Макс расхаживал, тихо разговаривая с кем-то по телефону. Опять по работе. Какая разница... Такое ощущение, что она вечность в ванне не лежала... Хрень какая-то.
Она вылезла из ванны и завернулась в полотенце. Ну вот она и дома. Долгий был день. Почему так хочется есть?
63. Твой туман не развеется
Яичница шипела на сковородке. Макс стоял, прислонившись плечом к стене, и со странным выражением лица следил за тем, что она делает. Лиля распахнула холодильник. О... Сыр, красная рыба, маринованные огурцы. Кайф... Какое блаженство!
– Ты не слишком много ешь? – спросил Макс, сморщившись, когда она закинула последний кусок яичницы в рот.
– А тебе какое дело? – недружелюбно воззрилась на него Лиля. – С-солнышко.
– Ты как-то паршиво выглядишь. Опять курила?
Невыносимо. Как же он раздражает! Почему он так раздражает? Хочется кинуть в него чем-то.
– Макс, ты не хочешь на Староконюшенный съездить, а? – Лиля опустила вилку с хрустящим, дивно ароматным огурцом и внимательно посмотрела в глаза мужу. – Вот прямо сейчас?
Макс нахмурился и смотрел на неё с недоумением.
– Ты слишком резко разговариваешь, – сказал он, откидываясь на спинку стула и складывая руки на груди. – С утра такая была... весёлая.
Лиля замерла. Капля рассола сорвалась с откушенного корнишона и упала на столешницу.
Воспоминания двух лет пытались втиснуться в её память, где-то между сегодня и завтра, которого никогда не было, как листы лекций, которые она в колледже вкладывала в тетради.
Сердце сжалось и сразу же забилось в горле.
Гамте!!!
Она вскочила из-за стола.
– Ирма! – заорала она. – Ирма, верни меня! Ирма!!!
– У тебя с головой проблемы? – в ужасе шарахнулся Макс. – Ты чего орёшь?
– Ирма! – исступлённо орала Лиля в потолок. – Верни меня!!!
Белый туман завихрениями клубился у ног. Лиля рухнула на колени, прямо на камни. Ирма наклонилась, подобрала острый камешек и кинула его в воду.
- Ты сунула меня в тот день... В тот день...
- Да. До нашей встречи. Я могу отправить тебя туда, не приглушая память, как я сделала сейчас. Ты будешь помнить, и ты сможешь отомстить. Неужели ты не желаешь мести? Хм. Тогда можно сделать по-другому. Я остановлю ту лавину, которая готова была сорваться на тебя и сорвалась. Ты не встретишь меня, не поссоришься с ним, и ты поедешь в своё путешествие. Так получится, что ты привезёшь из путешествия дитя, и оно будет уже из твоего мира. Твой туман не развеется. Ты никогда не узнаешь о том, о чём узнала за те дни. Ты вернёшься домой.
- Мой дом - у площади Партет, где продаются леденцы, что любит Миррим, - тихо сказала Лиля. - Перенеси меня в тот день, где я уже сменила имя и живу в этом своём доме. С остальным я разберусь. Ты же можешь перенести меня в тот день? - спросила она, протягивая руку.
- Ты хочешь этого?
Лиля шагнула, резко вытягивая запястье к Ирме. Та обхватила его прохладными пальцами.
Свет был розовым, как лепестки шиповника. Свет был там, в конце тёмного холла, и сердце ныло так надрывно и надсадно, что слёзы выступили на глазах, а грудь сковало непереносимой болью. Лиля шагнула вперёд, потом ещё, и побежала по толстому ковру.
- Джерилл! - крикнула она, хватаясь за ручку, и распахнула дверь, но услышала лишь перестук подков по мостовой за углом.
- Госпожа! - выскочила из дверей своей комнаты перепуганная Миррим. - Что случилось?
- Он ушёл, - сказала Лиля, сжимая горло. - Миррим, он ушёл.
- Но он всегда уходит... - Миррим смотрела на неё сонно, слегка непонимающе. - Ты же сама говорила, никто не должен видеть, иначе пойдут слухи... Худо и тебе будет, и ему.
Лиля прислонилась к стене и потёрла глаза. На руках был запах его кожи, островато-сладкий, и сердце зашлось.
- Почему он не женится на мне? Почему мы не живём вместе? - спросила она отчаянно, пытаясь унять слёзы, подступающие к горлу. - Я не понимаю, что происходит!
- Кирья, давай, я пошлю за гватре! Хочешь каприфоль? Кирья, ты же сама выбрала жить здесь, в этом доме! Он не может жениться на тебе... Ты же знала это и предупредила меня! Что с тобой? Ты заболела?
Лиля закрыла лицо руками и заплакала. Он прошёл по этому холлу, и запах его кожи и одежды истаивал, уносимый сквозняком, и в груди с каждым биением сердца становилось теснее. Он ушёл, как уходил каждый раз, закрывая за собой дверь, разрывая сердце, уезжая в разгорающуюся зарю, оставляя её на зыбком сквозняке замирать от внезапных воспоминаний прошедшей ночи.
Руки сами собой сжались в кулаки. Почему она согласилась на такое? Лиля привычно шла на кухню, пытаясь вспомнить, судорожно напрягая память, но там было пусто, пусто, и от этого на неё накатила тревога. Что-то было не так.
Она сидела на кухне, оглядываясь, узнавая вещи и не узнавая их. Откуда тут эти красивые чашки с синим узором? Очень красивые. Она купила их в... Где же она их купила? Они стояли на витрине в лавке на улице Эрвандес, точно! Миррим ещё тогда сказала, что ачте из них, наверное, на вкус как жидкое золото, раз этот сервиз стоит аж пять золотых, но Лиля даже не торговалась. Она улыбнулась и сказала, что нужно радовать себя, потому что жизнь непредсказуема, и никто не знает, что ждёт впереди.
