- Пытаешься показать мне, какой ты проницательный?
- Нет, просто хочу доказать, что ты достоин лучшей жизни.
- Точнее говоря, ТЫ достоин. Ты ведь о себе печешься, распыляясь сейчас. Называй вещи своими именами, братишка, не стесняйся.
- Да, я завишу от тебя. Ты сильнее, ты старший, всё - ты. И учитывая наши специфические отношения, мы повязаны друг с другом на всю оставшуюся жизнь, а я не хочу её остаток провести в этот грёбаной развалюхе на окраине города или в любом другом месте, ему подобном. Меня заколебало сутками сидеть, ожидая, когда же ты вернёшься с очередного побоища. Я не хочу такой судьбы для нас, Билл. И я не понимаю, почему тебя это удивляет. Ты только представь, вообрази всего на минутку, что мы закончили школу, поступили в один колледж, только на разные факультеты, снимаем небольшую, но уютную квартирку на двоих где-нибудь неподалёку, чтобы можно было ходить пешком и не слишком рано просыпаться по утрам. Можно даже завести какое-нибудь домашнее животное. Кого ты больше хочешь?
- Я хочу, чтобы ты заглох, наконец. Это единственное моё желание.
Я проигнорировал его сарказм и продолжил, увлечённый своей фантазией. Красочные картины едва возможного будущего так и рисовались перед глазами. К тому же, мне дико нравилось наблюдать, как брат нервничает, не находит себе места, слушая меня. Он боролся с желанием заткнуть меня ударом, но слушал. И я нагло пользовался этим.
- У нас тёплые отношения с мамой, она часто приезжает навестить нас, и каждый раз привозит наши любимые пирожки с вишней. Она гордится нами, Билл, она целует тебя в щёку и говорит, какой замечательный у неё сын и как она его любит. Только представь это на миг. А ещё…
- Том… - металлическим тоном.
- ..ты работаешь на крупнейшем канале страны, тебя узнают на улицах и берут автографы, восхищаются твоими репортажами и благодарят за интересные сюжеты. Ты - звезда экрана.
- Том, остановись…
- А еще ты богат, у тебя шикарный особняк в престижном районе, куча покорной прислуги, а в гараже скучают несколько новейших моделей автомобилей. Ты много работаешь, но по-настоящему счастлив, потому что занимаешься любимым делом. Ты - лучший. Во всём.
- Ты слышишь меня?!
- А мы - настоящие друзья, и все уикенды проводим вместе. Только ты и я. Вдвоём, - я не смог скрыть грустной улыбки. - Вот она, жизнь. Жизнь, Билл, а не то, чем мы с тобой довольствуемся сейчас. Настоящая жизнь, та, которая могла бы у нас быть, если бы не твоё проклятое упрямство. А вместо всего этого мы гниём тут как третьесортные овощи на прилавке, до которых никому и дела нет. Какое у нас будущее, Билл, и есть ли оно вообще? Ты гробишь нас, а я ничего не могу с этим сделать, потому что ты даже не позволяешь мне найти работу, не выпускаешь из дома, не разрешаешь видеться с мамой, постоянно угрожаешь, размахивая ножом, тычешь им мне в горло, и постоянно ведёшь себя, как настоящая с*ка!
Через секунду я уже лежал на земле, корчась от разрывающей сознание адской боли, и зажимал нос ладонями, чувствуя, как что-то тёплое течёт по моим губам и подбородку.
ГЛАВА 6
Нет ничего более страшного для человека, чем другой человек, которому нет до него никакого дела. ©
Когда получаешь прямой удар в нос, возникает совершенно чёткое ощущение, что травмировали всю голову. Острая боль, сопровождаемая жужжанием, словно внутри черепной коробки летали мухи, молниями стреляла по вискам и затылку, а разноцветные мутные пятна перед глазами, которых раньше в таких же ситуациях не возникало, как бы намекали: ещё парочка таких нокаутов - и у тебя появятся реальные проблемы, несовместимые с жизнью.
Самое отвратное начинается, когда кровь, заполнив носовую полость, перетекает в рот. Нет ничего омерзительнее, чем отхаркиваться вязкой бордовой жидкостью и чувствовать все оттенки её солоноватого, не самого приятного вкуса и запаха. Невыносимо хотелось чихнуть. Тоненькие волоски ваты щекотали раздражённую слизистую оболочку, заставляя часто морщиться, чтобы прекратить это издевательство. Я всё ещё зачем-то держал руки на лице, как будто боялся, что импровизированные затычки, исправно впитывающие кровь, выскочат от напора.
Билл исчез сразу же, как только я упал и чуть не потерял сознание. Клянусь, я был уверен, что он бросил меня в этом чёртовом парке умирать. Я уже почти отрубился, с трудом сумев доползти до ближайшей лавочки, когда почувствовал на лице холодные, дрожащие и слегка влажные пальцы. Оказалось, он бегал в аптеку, купил упаковку ваты и антисептик. Хренов психопат, сначала калечит, потом лечит. Это у него игра, что ли, такая? Если так, то хотелось бы как минимум быть в курсе её правил. Какая к чёрту загадка египетских пирамид, со мной тут рядом сейчас сидит и курит нечто посложнее.
- Болит? – спросил брат, выдыхая сигаретный дым.
- Я всё равно не стану молчать. Надоело. Достало, Билл, понимаешь? Я так больше не могу, нужно что-то менять, двигаться вперёд, а не стоять на месте и не ждать, пока всё это дерьмо, в котором мы и так уже по шею, не накрыло нас полностью, - после каждой фразы отдышка. Нос был забит, а в горле до сих пор першило. Приходилось делать паузы после каждого предложения, будто я преодолел не меньше десятка миль. - Когда ты, наконец, начнёшь воспринимать меня всерьёз? Сколько ещё твоих ударов я должен вынести, чтобы ты услышал меня?
- Твоя цель не донести информацию, а убедить в её достоверности, - резкий выдох через ноздри и не затушенный окурок щелчком отброшен в траву. - Представь на минутку, что мы с тобой разных национальностей и вероисповеданий, а ты до усрачки пытаешься доказать мне, что твой Бог единственный и настоящий, а мой лишь фальсификация и плод больного воображения. И при этом ты не допускаешь даже ничтожную долю вероятности, что твоя теория, твои убеждения ошибочны. М? Пойди и вломись в какой-нибудь буддистский храм или мечеть, и скажи им, что всё, чем они там занимаются – полное фуфло, не имеющее никакого смысла. Как думаешь, что они с тобой сделают после такого смелого заявления?
- Это совсем другое.
- То же самое, Том, то же самое! Научись уже считаться с мнениями других и не требуй от них невозможного. Да сколько можно-то уже, а? Наши желания редко как по взмаху волшебной палочки воплощаются в жизнь, и винить в этом никого, кроме себя, не надо.
Брат небрежно провёл рукой по голове, пытаясь зачесать распущенные волосы назад. Ветер трепал их, отчего некоторые пряди, назойливо мельтешащие перед глазами, настойчиво лезли в рот. Этот жест показался мне чертовски сексуальным, и я неожиданно понял, что слишком засмотрелся, пропустив мимо ушей всё, что он только что мне сейчас говорил.
Окинув меня коротким взглядом, так и не дождавшись от меня никакой реакции, брат тихо добавил:
- Пойдём домой. Я сейчас не хочу говорить. Не об этом, – почти шёпотом.
- Посидим ещё? Нет сил торчать в четырёх стенах.
- Хорошо.
Эта покорность в голосе меня даже слегка напугала, но в то же время вызвала в душе некий трепет. Он сидел вполоборота, отвернувшись в другую от меня сторону, его всегда прямая и гордая осанка исказилась, а спина стала казаться ещё уже и хрупче, чем обычно. Ветер всё не унимался, поднимая с земли не прибитую водой грязную листву и разный мусор. Тучи сбивались в хмурые стаи, перегораживая лучи солнца, которые изо всех сил старались пробиться сквозь серые, тяжёлые, дождевые массы. Сейчас брат выглядел таким одиноким и уязвимым. В голове тут же возникло видение, будто дикий порыв ветра, словно сорвавшись с невидимой цепи, мчится прямо на него и подхватывает с места, унося в неизвестность. И вот он становится совсем прозрачным, затем уменьшается в размерах, после чего и вовсе растворяется в воздухе, исчезает. Навсегда. Пришлось крепко зажмуриться, чтобы избавиться от навязчивой картинки. Я бережно сжал его раненое плечо.
