не на сами гонки.
Мы не сговариваясь повернули головы туда, где сейчас сидело несколько таких болельщиц. Одна подкрашивала ресницы, другая не отрывалась от экрана телефона. Тревор печально вздохнул.
– Хорошенькие, но по большей части пустые. Они ни черта не смыслят в Формуле-1, у них нет спортивного интереса, но все равно они сюда приходят. Настырные хотя бы. Думаешь, одна из них могла бы, рискуя жизнью, спасти других людей?
– Я не знаю. Я и о себе так не думала. Может, и могла бы.
– Сомнительно это, – скривился Тревор. – А ты просто скромница. И это одна из твоих лучших черт.
– Я не скромница. Просто в стрессовых ситуациях люди могут вести себя не так, как привыкли. Это объективное мнение.
Мы помолчали, наблюдая, как на пит-стоп подъехал сорок второй, вылез, коротко махнул нам, не снимая синего шлема. Мы махнули в ответ. Запах бензина, жженого асфальта, дыма и автомобильных шин насыщал воздух поздней весны – теплый, густой, разливающий в душе умиротворение.
– И все же… пусть Гектор и делал вид, что ты ему неинтересна, все мы видели немного лукавства в его поведении. Потому и не предпринимали ничего в отношении тебя. То есть, каждый из нас в отдельности, естественно, не хотел бы соперничать с Гектором.
– Почему? Думаю, ревность подстегнула бы его сделать шаг в мою сторону.
– Не знаю. Правда. С таким человеком, как он, не хочется портить отношения. Он дорог нам. Как талисман для наших гонок, для Гранж Пул Драйв, для всего Уотербери. И если бы кто-то из нас, заметив, какими глазами Гектор поглядывает в твою сторону, посягнул на тебя…
– Но ведь Биллу ничего не было.
– Ну, как сказать. Кажется, у них был серьезный разговор…
– Да ну ладно.
Молчание Тревора насторожило меня.
– Ты что, не пошутил?
– Отнюдь.
– Так. А подробнее можно?
– Не знаю, что конкретно они сказали друг другу, но вскоре после этого Билл прекратил с тобой общаться. Увидев, что ты все равно продолжаешь посещать Гранж Пул Драйв, Соулрайд уже не снимал с себя самодовольный улыбки.
Я засмеялась и на радостях ударила Тревора в плечо. Вот теперь все сошлось. Теперь я все поняла.
– Хэй, Сара, что это за калека сидит рядом с тобой? – крикнул один из механиков, с язвительной усмешкой показавшись из бокса.
– Я сейчас из тебя самого калеку сделаю, Джейсон, – пообещал Тревор, подавшись вперед.
– Давай спускайся, хватит прохлаждаться. Твоя помощь нужна.
Тревор пожал плечами и захромал к пит-лейн. Оставшись одна, я снова посмотрела на девушек неподалеку. Да, мы с ними ведем себя по-разному и выглядим тоже. Но так ли мы непохожи, как кажется?.. Действительно ли я лучше них, как утверждают окружающие и шепчет мне та самая жажда любого человека казаться уникальным?
У каждого в жизни свои приоритеты. И эти девушки сделали свой выбор, отличный от моего. Но ведь это не делает их хуже меня?.. Они тоже могут быть личностями, цельными и прекрасными, но не такими, как я. Мы все одинаково люди. Медуза мозга со щупальцами нервных окончаний, зачем-то и кем-то завернутая в плоть.
Гектор прекратил перебирать варианты и остановился на мне. По взглядам его поклонниц я вижу: им это не по душе. Возможно, кто-то из них однажды провел с ним ночь или только планирует это сделать. Поэтому со мной они так недружелюбны.
Отчего же меня это так волнует? Да потому что я боюсь. Еще ничего действительно хорошего не длилось в моей жизни долго. Лишь неудачи, депрессия и страх могут быть вечными, постоянными, удушающими. Их невозможно в одночасье потерять. Их не боишься лишиться.
А что, если для Гектора я – далеко не последняя? Может, это в его натуре – быть неспособным к моногамии и серьезным отношениям. Бывают люди, которые всю жизнь не могут нагуляться. Просто потому что так устроены. Иначе у них не получается, даже если они хотят. И ведь они тоже влюбляются, искренне и чисто, но – на короткий промежуток. А затем сердце требует влюбиться снова, однако уже в другого человека, чтобы снова и снова переживать неповторимую гамму чувств.
Либо я вижу в глазах соперниц насмешку, что подтверждает мою теорию, либо это просто моя паранойя. Она у меня так любит поиграть с нервишками, подогнать факты реальности в прокрустово ложе моего больного воображения. Чтобы все казалось ненадежным, хрупким и обманчивым в свете моих страхов и опасений, зачастую столь глупых, что и самому стыдно в них признаться.
Болид под номером восемьдесят пять замер на пит-стопе, как замирает на деревянном заборе большая аквамариновая стрекоза с гибким хитиновым телом. Пилот предоставил автомобиль техникам, а сам, не снимая шлема, широким шагом направился к трибунам, и каждый мускул его тела источал самоуверенность. Невозможно было не любоваться средоточием энергии и силы, бьющей невидимым ключом и разливающейся вокруг него, пока он идет.
Несколько минут, что имелись в запасе, гонщик собирался потратить с пользой. Но тут долговязая фигура в облегающем красно-белом костюме, сапогах и перчатках вынуждена была остановиться. Путь ей преградили пятеро девушек с плакатами и фломастерами. Они требовали автографа, внимания, беседы, щеголяя белоснежными ножками, оголенными благодаря теплой погоде.
Те самые фанатки, которых я осматривала несколько минут назад. Одна из них не выдержала – обернулась с ехидным лицом, реакцию мою проверить. Я улыбнулась ей так дружелюбно, как только можно улыбаться человеку, что вешается на шею мужчине, без которого ты не представляешь своей жизни.
Меланхолично наблюдала я, как сладкоголосые нимфы обступили Гектора, овивая его руками-лианами, опутывая своими волосами, а он не смог им отказать и расписался для каждой, пусть и с заметной поспешностью. Ревновать было бы слишком просто с моей стороны. Ревность? Нет. Мне хотелось отведать крови.
Я с нетерпением ожидала, чем кончится это представление. То, что я сидела на трибуне и глядела на все это сверху, усиливало ощущение театральности происходящего. Но вот мужчина напрягся, мягко растолкал девичьи тела, дабы протиснуться между ними. Вытянул руки вперед и отодвинул их в стороны, как отодвигают занавес на сцене. Негрубый, как мне показалось, жест возмутил и озадачил девушек. Хотя в моем представлении не слишком грубо было бы даже разбросать их в стороны. Большими глазами, полными недоумения, поклонницы проводили широкую спину кумира.
Поднимаясь по ступеням между рядами, Соулрайд стянул с себя надоедливый шлем, во избежание травм плотно облегающий череп, встряхнул головой, разметав влажные от пота волосы, чудовищно оскалился, подчиняя меня властью своего взгляда. Едва он приблизился, наши губы сомкнулись, мучимые жаждой, известной только нам двоим. Затем мы крепко обнялись и стояли так некоторое время, ничего не сказав друг другу.
Не покидало глупое впечатление, будто я чуть не потеряла Гектора, и эти объятия послужили мне колоссальным утешением. Кажется,
