— Опять не слушаетесь, домнишоара Отилия, — сделал ей выговор Паскалопол. — Вы так заболеть можете.
Отилия с полным ртом затрясла головой в знак того, что не заболеет, и села на скамью верхом, повернувшись лицом к Паскалополу.
— Как жаль, что здесь нет кукоаны Аглае, вот поглядела бы она на вас, — сказал помещик.
— Как я понимаю, кукоана Аглае не очень благоволит к Отилии, да как будто и ко мне тоже, — со смехом заметил Феликс.
— Да, — вполне серьезно подтвердил Паскалопол. — Действительно, кукоана Аглае не слишком усердно упражняется в христианских добродетелях. Но вы, домнул Феликс, ни от кого не зависите, и я не вижу, какие у вас с ней могут возникнуть конфликты. С домнишоарой Отилией,— Паскалопол с покровительственным видом обернулся к девушке и, казалось, теперь обращался только к ней, — положение несколько иное. Тут возникает один деликатный вопрос. Но мы примем меры, необходимо принять меры. Я беседовал с Костаке. Он человек немного слабохарактерный и с причудами, однако намерения у него хорошие, — уверяю вас, что хорошие. Но кукоана Аглае крепко держит его в руках. В конце концов мы еще посмотрим. Я расскажу вам кое о чем подробнее. И как подумаешь, — Паскалопол жестом выразил дружеский упрек, — что это уже могло бы вас не интересовать, что я…
Феликс старался не прислушиваться к тому, что говорил Паскалопол Отилии, но на его лице невольно отразилось недоумение, так как он не мог понять, на что именно намекает помещик. Служанка принесла кастрюлю с супом, и Паскалопол, отняв у Отилии яблоко, бросил его на стоявшее на столе ардяльское блюдо.
— Имение приносит большой доход? — спросил Феликс, желая хоть что-то сказать.
— При разумной эксплуатации — конечно, — деловым тоном ответил Паскалопол. — Я выращиваю главным образом масличные растения по предварительным заказам из Англии. Специальные культуры дают большой доход. Но для этого нужно иметь соответствующий инвентарь и отборные рабочие руки. Должен сознаться, что со здешними крестьянами я не часто имею дело, поэтому вы встретите в имении много народу из Ардяла. Работают у меня и немцы, и венгры, и даже итальянцы — в каждом деле нужны знающие люди. Садоводством занимаются болгары и сербы. Если поработать как следует, то поздней осенью можно кое-что экспортировать, и тогда я еду получать деньги прямо за границу, в один из банков, где у меня есть счет. Я тоже имею право поразвлечься.
— Как мне хотелось бы поехать за границу! — вздохнула Отилия.
Паскалопол молитвенно сложил руки на груди и сказал:
— Домнишоара Отилия, приказывайте. Я получил от Костаке разрешение похитить вас в любое время.
Отилия уклонилась от ответа и спросила:
— У вас в имении есть лошади? Смогу я стать амазонкой?
— Есть, есть, как же, я приготовил для вас одну, совсем смирную.
— А у меня единственное желание — спать на сене,— сказал Феликс. — Я провел на сеновале всего несколько часов во время одной экскурсии в деревню, и с тех пор скошенная трава кажется мне самым лучшим ложем.
— И я хочу пойти в сарай, — подхватила Отилия,— там, должно быть, очень мило.
— О, насчет этого не тревожьтесь, — успокоил ее Паскалопол,— сена у нас вдоволь. Но, надеюсь, вы не будете пренебрегать комнатой, которую я приготовил для вас. Там есть и рояль, а ведь в сарае вы его не найдете...
— Паскалопол, у вас во всем столько шика! —с восхищением воскликнула Отилия.
— Когда вы отдохнете, вы сможете погулять по имению,— сказал Паскалопол Феликсу. — Я распоряжусь, чтобы вам приготовили бричку, а если хотите, даже смирную верховую лошадь... и провожатого... Здесь вы быстро станете наездником.
Феликс поблагодарил, но не дал никакого ответа. Он заметил, что Паскалопол предлагает ему развлекаться одному, без Отилии. Это его огорчило, он надеялся, что пребывание в усадьбе поможет ему стать ближе к девушке. Паскалопол посоветовал гостям отдохнуть после обеда часок, пока он займется делами, и, взяв их обоих под руки, повел по галерее. Феликса проводили в его комнату.
— А теперь я отведу вас, — сказал Паскалопол Отилии.
Однако немного погодя, когда Феликс выглянул в окно, он увидел, что Отилия прохаживается под руку с Паскалополом в глубине сада, отделявшего дом от квадратного двора с сараями. Паскалопол весело смеялся, наклоняясь к Отилии так близко, как это только было возможно во время ходьбы. Феликс испытал сильнейшую досаду. За последнее время он все яснее чувствовал, что им с Отилией предназначено идти рядом, одним и тем же путем. Он хотел бы скорее достигнуть совершеннолетия, сделаться очень богатым, взять Отилию под свою защиту и предложить ей все то, что с такой легкостью предлагал помещик. Он твердо решил последовать советам Отилии, стать знаменитым врачом, стать кем угодно, лишь бы прославиться. На столе у окна стояла чернильница и лежало несколько листов бумаги. Феликс сел и, глядя издали на Отилию, принялся каллиграфически выписывать:
«Отилия, Отилия, Тилия, Тили».
В шесть часов все опять собрались вместе. Паскалопол, уже в другом, кирпичного цвета костюме для деревни, ждал своих гостей на террасе. В это время подвели запряженных в экипаж лошадей.
— Я хочу немного покатать вас по имению, — обратился Паскалопол к Отилии. — Думаю, что вы уже отдохнули.
Отилия тоже надела другое платье, но поспать она, как видно, не успела.
— А ты, Феликс, разве ты не едешь с нами? — чуть удивленно спросила она.
Феликс вспомнил предложение Паскалопола за обедом и покачал головой.
— О, извините меня, — сказал Паскалопол Феликсу,— я думал, что вы ездили один. Бричка ждала вас. Разумеется, вы тоже можете с нами поехать.
Это снисходительное «вы тоже можете с нами поехать» немного обидело Феликса, но он рассудил, что он гость и ему неудобно отказываться, к тому же это будет воспринято как проявление неприязни. Поэтому он молча сел в бричку. Лошади побежали по аллее, миновали ворота и, обогнув сад, направились к другому квадрату. Здесь находились конюшни и хлевы, сараи для инвентаря, дома, в которых жили батраки. Постройки были расположены таким образом, что, когда большие ворота затворялись, двор оказывался запертым. Каждая конюшня состояла из двух отделений для лошадей, с каретным сараем и довольно высоким, крытым черепицей сеновалом между ними. Входом в сарай служили закрывавшиеся изнутри ворота. Но люди могли выходить в поле также через запиравшуюся на" ночь квадратную дверцу с высоким порогом, — такую маленькую, что через нее нельзя было ничего вытащить. В дверном проеме бескрайняя степь походила на картину в раме. Крестьяне робко посмеивались, глядя на Отилию, пожелавшую во что бы то ни стало взобраться на сеновал. Обнаружив в каретном сарае тяжелую лестницу с толстыми перекладинами из веток орешника, она быстро вскарабкалась по ней и стала звать за собой остальных.
— Паскалопол, вы не подниметесь? Ну, пожалуйста! Однако Паскалопол был как будто не слишком рад этому приглашению и, извинившись, отказался. Отилия появилась в окне чердака и в восторге крикнула:
— Феликс, поднимись сюда, увидишь, какое мягкое сено!
Помещик, чтобы хоть как-то угодить Отилии, взглядом попросил Феликса подняться на чердак.
— Ах, какие стога там, на поле! Чьи они?
— Мои, — печально сказал Паскалопол.
— Поедем, поедем туда! — закричала Отилия и немедленно спустилась вниз.
По проложенной колее бричка выехала из квадрата хозяйственных построек. Луг тянулся полосой метров сто в ширину; по краям длинной цепочкой стояли в ряд стога, похожие на диваны каких-то великанов. Отилия попросила Паскалопола остановиться и принялась бегать от одного стога к другому, изобретая способы подняться туда.
— Паскалопол, давайте взберемся наверх, — умоляла она, — доставьте мне это удовольствие!
Вынужденный бегать за Отилией, Паскалопол отирал пот со лба.
— В моем возрасте, домнишоара Отилия, уже не следует взбираться на стог, — сказал он с легкой иронией.— Пусть это делает домнул Феликс.
Увлеченный шалостями Отилии, Феликс действительно влез на стог вслед за девушкой, которая карабкалась, помогая себе и руками и ногами. Паскалопол в явном замешательстве ждал внизу. Отилия, приложив козырьком к глазам руку, смотрела вокруг, подобно генералу, обозревающему поле сражения.
— Ах, как их много!
— Ради бога, не вздумайте карабкаться на все стога,— пошутил Паскалопол.
Отилия, не слушая его, продолжала:
— Что там блестит вдалеке, вон там, где фруктовые деревья?
Это пруд.
— Пруд? Ты слышишь, Феликс? Пруд! Поедем туда! Паскалопол с видом мученика сел с молодыми людьми в бричку, и они поехали. Обработанные поля кончились, и перед ними предстало неожиданное зрелище. Освобожденная от тесных объятий растительности земля была черная и рассыпчатая, ноги лошадей тонули в ней, как в жидкой саже. Плотная невысокая стена ив замыкала горизонт, плоское пространство перед ней казалось трясиной, среди которой с трудом можно было различить поблескивавшую темную поверхность пруда. Редкие кустики бурьяна, похожие на вонзившиеся в воздух когти, напоминали травы на византийских иконах, и такое же, как на иконах, садилось огромное пылающее медное солнце, зрелище было жуткое и величественное. Вблизи пруда земля становилась более топкой, и кое-где ее разрывали небольшие овраги. Черную стоячую воду как будто поддерживали со дна ивы, а на берегу — щетка срезанного тростника. Повсюду над поверхностью воды торчали стебли камыша и даже стволы деревьев; по-видимому, пруд разлился и ныне занимал гораздо большее пространство, чем раньше. Все это было похоже на какое-то доисторическое становище, от которого не уцелело ничего, кроме столбов. Густая, как слюна, пена плавала по зеленоватой зеркальной глади, и воздух был насыщен резким запахом ряски. Оттуда, где росли ивы, шли по брюхо в воде буйволицы и коровы, за ними присматривал голый мальчик с вздутым животом. Издали послышалось протяжное мычанье, которому, точно флейты, отрывисто вторили лягушки в большой луже. Это была неподвижная болотная вода — такую иногда видишь в тяжелом сновидении, когда погружаешься в глубокую тину и вырваться можешь, только взлетев над ней. Вдоль берега брел человек с косой на плече. Долговязый, изможденный, хмурый, с бледным, точно восковым, заросшим щетиной лицом, он казался олицетворением самой смерти. Отилии захотелось узнать, какова вода в пруду, и, к ужасу Паскалопола, она решила снять чулки.
