Дядя Костаке, обычно столь скрытный в своих делах, явился к Феликсу с несколькими листами бумаги, какими-то расписками и записями и попросил составить общий счет расходов на закупленные материалы. Феликс это сделал, но его удивила дороговизна. Старый кирпич, взятый из развалин, стоил почти как новый. Поскольку дядя Костаке вовсе не казался несведущим в подобных вопросах человеком, которого легко можно надуть, оставалось только заподозрить, что счет этот предназначался для обмана кого-то другого. Но так как дядя Костаке сам был покупателем, то все это представлялось загадочным. Тот же Стэникэ (Феликс убедился, что сердиться на него бессмысленно) открыл Феликсу глаза. С помощью весьма веских аргументов он доказал ему, какова должна быть действительная цена материалов. За все была заплачена смехотворно ничтожная сумма, а что касается кирпича, то Стэникэ поклялся, что дядя Костаке получил его даром. И действительно, в центре сломали несколько старых домов, чтобы на их месте построить большой отель. Предприниматели купили участок по цене, в которую стоимость старых построек почти не входила. Кирпич им только мешал, так как негде было его хранить, а перевозка обошлась бы слишком дорого. Они предложили забрать кирпич бесплатно, чтобы очистить место для строительства, с условием, что он будет вывезен немедленно. Там, наверно, и раздобыл его Костаке. Конкурентами у него были одни цыгане, которые тоже забрали кирпича столько, сколько было под силу унести на руках. Известь (здесь Стэникэ, возможно, преувеличивал) могла быть краденой. За некоторую мзду нетрудно уговорить какого-нибудь цыгана с большой стройки, где расходуют огромное количество строительных материалов, утащить ночью несколько десятков килограммов извести. Чтобы доказать Феликсу и Отилии, что может сделать предприимчивый скупец, Стэникэ похвалился, что сумеет достать на пробу всего понемножку. И действительно, он явился с цыганом, который притащил в мешке несколько кирпичей, кулек гвоздей, клею и другие материалы. Все это за несколько монет он раздобыл на стройках. А уже совсем поздно ночью, в тот день, когда Стэникэ устроил эту демонстрацию, какая-то цыганка по собственной инициативе притащила лохань с жирной гашеной известью, потому что, как сказала она, ей нужно было раздобыть несколько грошей. Поступок Стэникэ вовсе не удивил дядю Костаке. Он даже не спросил, зачем тот доставал кирпич, известь и все остальное, и тут же прибрал все к рукам, как только Стэникэ признался, что материалы ему не нужны. Старик снова пришел со своим счетом к Феликсу и попросил, поскольку тот составлял этот счет, поставить свою подпись внизу листа, «чтобы знать, кто это сделал». Феликс хотя и удивился, но расписался, испытывая такое же неприятное чувство, с каким подписывал векселя.
Стэникэ, как он уже говорил своему двоюродному брату Тоадеру, считал себя обязанным познакомить Феликса с Лили, не сомневаясь, что девушка должна ему понравиться. Он попытался убедить молодого человека пойти взглянуть на нее.
— Дорогой, — говорил он, — я ничего не предвосхищаю и ни на что не претендую. Но у меня уж такое пристрастие, такая слабость, как у дяди, что поделаешь. Я хочу, чтобы вы увидели мою племянницу. Лилия, а не девушка. Вы только взглянете на нее, как на икону, не говоря ни слова, и уйдете. Больше мне ничего не надо. Посмотрим, мое ли это пристрастное отношение или девушка действительно божественна. Ах, дорогой, если бы я не был женат и между нами не стояли общественные условности, я бы взял Лили в жены. Я бы распростерся ниц перед ней и целовал пальчики на ее ножках. Какая нежная кожа, какой смех, какая невинность! К тому же — полненькая! Жалко, что вы уже «заняты», — намекнул Стэникэ, — а то для вас она была бы блестящей партией. Ее отец хочет передать это сокровище в руки молодого человека, чистого телом и душой, как, например, вы. Он богат, — я знаю, что вы идеалист, но повторяю вам, он богат. Он не требует от зятя, чтобы тот чем-нибудь занимался, молодоженов он будет содержать, как канареек в клетке. О господи, верни мою молодость. У моего двоюродного брата имение (Паскалопол его знает), большая паровая мельница в Оборе, он сенатор и ужасно богат, черт его подери! Я скажу вам одну вещь и хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Бедный молодой человек, какой вы и есть в действительности, потому что не так уж богаты, умный, трудолюбивый, должен брать девушку с приданым, чтобы высосать кое-что из богатства этих трутней, ничего не приносящих на алтарь отечества. Это единственный способ оправдать их существование. Вы, надежда страны, будущий ученый, не должны растрачивать понапрасну свою молодость. Предположим, вы любите Отилию, ваш вкус я одобряю — Отилия превосходная девушка, но не обижайтесь на то, что я вам скажу: вопрос в том, любит ли она вас, то есть, я хочу сказать, любит ли она вас по-прежнему. Может быть, и любит, но душа у нее усталая, пресыщенная. Скажите, если бы Отилии вовсе не было на свете, неужели вы никого не полюбили бы? Признаю, что Отилия очаровательна, но ведь есть и другие девушки! Поэтому я говорю: разрешите мне вывести вас в свет и показать вам, без всяких с вашей стороны обязательств, прелестную девушку. Эх, дорогой, настоящая любовь всегда вторая. Хотите, я вам открою одну тайну? Я знаю, что вы чувствительны, деликатны. В сердце у Отилии идет страшная борьба между любовью и интересом: любовь влечет ее к вам, в этом я не сомневаюсь, но она заинтересована иметь своим защитником Паскалопола, потому что от дяди Костаке она ничего не получит, уверяю вас, ведь моя теща этого не допустит. Я вам повторяю: любовь и интерес, так как подозреваю, что Отилия... Вы серьезный человек? Могу у доверить вам один секрет? Вернее, не секрет, а одну важную догадку? Ну так вот: Отилия, по всей вероятности, дочь Паскалопола! Иначе как вы объясните эту любовь между девушкой девятнадцати-двадцати лет и пожилым мужчиной? Ну а если все это так, тогда, следовательно, вы разбиваете сердце отца, который не может в этом признаться. Но вернемся к моей племяннице. Ее зовут Лили. Вы увидите, какая она скромная, воспитанная, стыдливая, культурная, без всяких этаких умствований, которые портят женщину. Признаюсь вам: например, у моей Олимпии, можно сказать, и приданого-то нет, а претензий — вагон. Наконец, я и сам хочу, чтобы вы повидались с девушкой, я обещал ее отцу, что представлю вас. Вполне понятно, что ни о чем таком я с ним не говорил. Но мне тоже хочется показать своей семье, каких родственников я приобрел благодаря браку. А если мне не гордиться вами, то кем же мне еще гордиться? Когда вы сможете пойти к ним? Или лучше пригласить девушку сюда?
Феликс не испытывал никакой неприязни к неведомой ему Лили, но боялся бестактности Стэникэ и этого визита, похожего на сватовство. Привести девушку сюда теперь, когда Отилия была дома, он считал неуместным и попросил Стэникэ отложить на время эту встречу, потому что сейчас он занят экзаменами. Но Стэникэ и слушать его не хотел, он желал только знать, когда Феликс бывает дома. Он решил привести девушку к Аглае и просил Феликса зайти туда, если его пригласят, хотя бы это и было ему не по сердцу. Чтобы отделаться от него, Феликс пообещал, надеясь, что Стэникэ забудет. Но Стэникэ не забыл и через несколько дней, зная точно, что всех застанет дома, гордо подкатил в коляске Тоадера вместе с Лили. Она была обходительна, скромна и непосредственна. Привыкнув к тому, что все ее баловали, она из любопытства приняла приглашение приехать, именно потому, что так бы поступила девушка, свободная от предрассудков. С должными предисловиями Стэникэ представил ее Аглае и всем остальным. Лили произвела на них хорошее впечатление благодаря тому вниманию, с каким она смотрела на все. Хотя она и привыкла к роскоши, любая вещь, пусть даже на ее взгляд смешная, возбуждала ее любопытство. Отчасти из скромности, присущей ее семье, вышедшей из низов, отчасти из-за отсутствия вкуса девушка не делала оскорбительных замечаний. Аурика восторгалась ею, а Тити был просто ошарашен. Это, конечно, доставило удовольствие Стэникэ. Но Тити не возбудил у девушки никакого интереса, хотя она старалась никак не обнаруживать своих чувств. Стэникэ это не трогало, поскольку он привез девушку ради Феликса. В глубине души он презирал все потомство Аглае, и ему даже в голову не приходило, что кто-нибудь в этом доме может подумать о новом союзе с его родом через Лили. Он сообщил Аглае, что намеревается познакомить девушку с Феликсом и что тот согласился прийти. Чтобы устранить всяческие недоразумения и посодействовать таким образом долгожданному примирению с дядей Костаке, было бы хорошо, если бы Аурика или Тити сходили за Феликсом. Тити недовольно пожал плечами, но, повинуясь приказу Аглае, в конце концов отправился. Злоба душила его. Он вышел в зал, оттуда во двор, где и остановился в нерешительности. Он не выносил Феликса, превосходство которого подавляло и смущало его. Поступив в Школу изящных искусств, Тити в какой-то степени избавился от этой антипатии, считая, что у него есть «талант», возвышающий его над другими. Но чувством, сковывавшим его теперь, была не антипатия, а ревность. Тити был уверен, что Феликс с его хорошими манерами и ладной фигурой обязательно понравится девушке, как понравился Отилии и Джорджете. Увидев Лили, Тити сразу же был охвачен не любовью, нет„ а желанием немедленно жениться на ней. Видя, что Аглае так внимательна к нему, он решил просить ее сделать все возможное, чтобы добиться руки Лили. Поэтому-то Тити так медленно и нехотя шел по двору, потом тайком пробрался в свою комнату, смазал волосы кремом, вышел оттуда и не торопясь отправился в соседний двор, обошел его вокруг, стараясь остаться незамеченным, и вернулся с большим запозданием, заявив, что дома никого нет и он почти уверен, что Феликс отправился в город.
