— Да будут счастливы!
— Пусть радостно живут!
Иван выпил чарку, опрокинул ее вверх дном, и все воеводы по примеру царя выпили до дна.
Иван подозвал пальцем Салтыкова и шепнул ему:
— Пошли на те столы вин и хлебов всяких да марципанов побольше.
Салтыков согласно кивнул головой и отошел. Скоро стеклянные фляги с винами, большие серебряные кувшины появились на всех столах и на поляне. Слуги разносили гостям царские хлебы, перепечи, калачи и расписные пряники.
Чуть захмелевшая поляна сдержанно гудела.
— За славу государя великого выпьем! — крикнул князь Курбский.
— Не торопись, Андрюша,— тихо сказал царь,— меня в ином
прославишь месте, не ради этого мы здесь, пойми. Пусть чарки все нальют-
— Еще одну поднимем чашу! — Иван слегка захмелел, и голос его стал торжественнее и громче.— Прославим хозяина сей земли. Давайте выпьем за здоровье князя Аказа!
Воеводы попридержали чарки, недоуменно поглядывая друг
на друга.
— Нет, я не оговорился, воеводы! Милостью, данной мне от бога, дарую тебе, Аказ, титул князя! Так будь здоров, князь! Выпьем!
Над поляной взметнулись голоса приветствий, поздравлений.
Иван глянул на стольника, сказал:
— Ты что, обычая не знаешь? Где сабля?
— Нежданно, государь... Но я сей миг...
— Не суетись. Подай мою.
Салтыков взял у оруженосца царскую саблю, передал Ивану.
— Прими, князь, оружие — знак княжеского звания—и с. честью носи! — сказал он, передавая саблю Аказу.
Тот принял оружие, поцеловал холодную сталь.
— Многая» лета князю!
— Слава Аказу!
— Сла-а-ва-а!!! — кричали все.
Аказ поднял руку, призывая к тишине.
-- Народ моей земли! От вас от всех хочу я клятву дать великому царю, хочу сказать, что никогда эта сабля не поднимется на друга и будет разить только общих наших врагов. Она придаст нам силу и отвагу.
— Отваги у тебя и так немало. Хан Шигалей рассказывал мне о битве под Казанью. Ты там сражался храбро, бросался на врагов, как молодой барс.
— Спасибо за похвалу, великий царь. Только хан немного ошибся. Сказал, как молодой барс, а у меня уж виски седые.
— Ты седины не бойся», князь,— сказал Иван,— то признак мудрости.
И тут вмешался в речь князь Курбский. Он подошел к Аказу с кубком и весело произнес:
-- Позволь нам, князь, за смелость и за мудрость звать тебя
Седым барсом. Как это будет по-вашему?
— Ак парс, наверно,— чуть помедлив, ответил Аказ
— Так выпьем за князя Акпарса! — воскликнул Курбский.
Аказ поднял над головой руки, и люди утихли. Он перевел
слова царя, и снова поляна радостно загудела.
— Я чаю, вам ведомо,— продолжал царь,— что Казань ноне переметнулась к извечному врагу нашему крымскому хану. И оттого не только нашей державе горе, но и вам лихо. Стонет русский народ на рубежах земли нашей от деяний их злочинных. И дале это терпеть нельзя! И вот задумали мы большое дело — царство Казанское от крымнев отнять и преклонить под нашу державу. Я мыслю, бог нам поможет, и мы вместе с вами одолеем злочинников!
Когда Аказ перевел слова Ивана, по поляне прокатилась волна выкриков.
— О чем они? — спросил царь.
— Веди нас, кричат. Поможем, кричат. Возьмем Казань, кричат,— ответил Аказ.
— Вестимо, возьмем Казань! — Иван подошел к Старицкому, положил руку ему на плечо.— В венце короны русской, как камни-самоцветы, сверкают воеводы князь Володимир Старицкий, князь Андрей Курбский, князья Шереметьевы Семен да Иван, князья Воротынские Михаил да Володимир, князья Серебряный да Мстиславский. Теперь,— царь приблизился к Аказу,— еще один алмаз в короне царской прибыл — отважный князь Акпарс со своим народом.— Иван поднял чарку и закончил: —Я смело пью теперь за победу над Казанью!
Громом восторженных возгласов встретил повеселевший люд слова царя. Все, кто еще твердо стоял на ногах, спешно наполняли чарки, ковшики, черпаки и пили за победное окончание похода
Терешка Ендагуров тоже пил и за царя, и за победный конец, и за Акпарса и потому был дюже навеселе. Подружился он на празднике со старым Сарваем, и они всюду ходили в обнимку.
— Ты царю больно рукой не маши,— говорил он Сарваю,— царь он есть царь. Вот возьмет Казань, про вас забудет. Ты на меня больше надежу держи! На Терешку. Я тебя не Казани взятия ради люблю, а как брата. И в любую пору приходь ко мне, и я все брошу, а тебе на помощь пойду. Понял?
— Как же, все как есть понял. Пасибе тебе,— говорил Сарвай.
Кое-где из общего гула вырывалась песня. Она взлетала над
поляной, но, не успев расправить крылья, тонула в шуме голосов.
Услышав песню, Аказ подозвал Топейку и шепнул ему на ухо.
Скоро появилось десятка полтора барабанов, дюжина пузырчатых шювыров, кто-то принес гусли.
— Теперь позволь, великий царь, потешить тебя пляской.
— Давно пора! — сказал Иван.— Заговорились, а про веселье забыли.
Перед столами освободили место — грянула музыка. Словно ковром белых цветов покрылся свадебный луг. Сорок девушек, а впереди Айвика и Овати, выбежали в круг. Все в полотняных белых платьях, с наплечниками из лент и кружев. Фартуки густо расписаны невиданными узорами по груди и по подолу. Широкие длинные пояски с кистями закреплены на спину чуть пониже ло паток и заколоты на правом боку. У каждой по два цветных платка, связанных за концы и накинутых на плечи. Свободные концы платков держат в руках.
Пляшут легко и грациозно, идут по кругу, помахивают волнообразно руками — радостно глядеть. Широкие платки вьются за раскинутыми руками, и кажется, что летят над лугом невиданные волшебные птицы.
Кончилась плавная мелодия, ударили барабаны, встрепенулись девушки, враз взмахнули платками-крыльями, сбежались по четверо, и десять ярких звезд пылают на поляне. И снова льется .звонкая гусельная струя, и снова кружатся плясуньи, вьется вокруг них цветной платочный вихрь; разбегаются во все стороны, потом сбегаются опять, и что ни миг, то новая картина.
Только успокоилась Эрви, глядя на пляску, вдруг кто-то тронул ее за рукав. Оглянулась — стоит незнакомая женщина, знаками просит ближе подойти.
— Шемкува велела тебе па поляну в кленовой роще прийти,— зашептала женщина.
Когда пляска кончилась, Иван взял со стола две серебряные вызолоченные внутри чарки, сам налил вино и поднес Овати и Айвике.
— Ну, невестушки, плясали вы хорошо! Выпейте на счастье от меня, а чарки в дар примите — на память.
Айвика и Овати пригубили чарки и передали их подругам. И пошли чарки гулять по девичьим рукам. Каждая прикасалась к чарке губами, чуть-чуть отпивала не пробованного ни разу в жизни напитка и передавала вино дальше...
Эрви хорошо знала, зачем зовет ее Шемкува. Еще в прошлый раз, согласившись взять яд, она надумала предотвратить злодейство. Эрви хотела затянуть время, сделать так, чтобы Шемкува, надеясь на нее, не подсыпала отраву сама. А потом, когда царь уедет, будь что будет. И сейчас, когда к ней подошла незнакомая женщина и велела идти к колдунье, Эрви сразу согласилась все с той же мыслью — оттянуть время. Выйдя из-за стола, она осторожно подошла к кленовой роще и спряталась в кустах. Шемкува и женщина (это была чувашка, которую накануне мурза послал в помощь Шемкуве) сидели на маленькой полянке, и Эрви не только хорошо видела их, но и слышала, что они говорят.
— Ну, Топейка, ну, шайтан, этого я тебе не прощу! — ругалась старуха, прикладывая к голове мокрый платок.— Чуть не убил меня, презренный! Ну, где Эрви? Почему не идет?
— На Эрви надежду не держи. Это из-за нее тебя чуть не задавил этот глупый медведь. Если бы не я„.
— Эта пустоголовая трусиха испортит нам все дело! Почему ее до сих пор нет? Сходи еще раз.
Чувашка ушла и вернулась нескоро. Это радовало Эрви: время праздника шло к концу.
— Я нигде не нашла ее.
— Пусть ее заломает керемет! — Шемкува поднялась, схватила клюку.— Я сама пойду на праздник!
Эрви быстро отбежала в сторону и глухо в кулак крикнула:
— Кува-ай, где ты-ы?!
Шемкува тряхнула головой в сторону выкрика, и чувашка побежала искать Эрви. Долго, перебегая с места на место, Эрви водила женщину по лесу.
