— У Вадимика мама следит, лично наблюдал, — ехидно поведал мне Бориска; но его ехидство сменилось паникой, когда он увидел, что я достала копию его страхового полиса, которой предусмотрительно снабдил меня Есин, и собираюсь звонить в клинику.
— Вот! — не выдержал Бориска, тыча в полис пальцем, как тыкал тогда в меня на Дель Гадо Драйв у калитки их дома. — Папа никогда не дал бы мой полис чужому человеку! Почему вы оба до сих пор водите меня за нос?!
— Господи… — я чуть не заплакала, понимая, что переубедить Бориску никогда не смогу.
— Я не пойду к врачу, — заявил Бориска. — Ненавижу. Лучше умереть от заражения крови и гангрены. А вы живите и мучайтесь! You'll be sorry when I'm dead!
— Ладно, — в который раз сдалась я под его напором. — Садись, продезинфицируем и спасём твою ногу — я себя не раз вызволяла из этой ситуации. Но только чур — твоему отцу я всё сообщу, чтобы вы завтра же сходили выбрали новые кроссовки на размер больше.
Бориска пожал плечами. Мои манипуляции не произвели на него никакого впечатления — возможно, он хорошо переносил боль; а может, слишком был занят своими мыслями — судя по тому, как сердито сопел. Я же тем временем причитала:
— Как такое возможно? Ты знаешь математику на вузовском уровне, знаешь высшую алгебру, по многим предметам опережаешь школьную программу — а за размером собственной обуви проследить не хочешь и не можешь!
Я подровняла ему ноготь, обработала ранку, заклеила пластырем и нацепила носок, продолжая ему выговаривать; Бориска пробормотал:
— Нудишь и воспитываешь — типа на самом деле за меня испугалась… Не корчи из себя заботливую мамашу. Поздно.
В этот момент в дверь позвонили. Удивившись, кто это может быть, я открыла; на пороге стояла красивая молодая женщина, которая елейно улыбнулась, увидев Бориску, а на меня лишь мельком недовольно взглянула, как на прислугу. Да может быть, такой и сочла.
— Боря, привет. До твоего папы не дозвониться который день — и ни в одном мессенджере не достучаться. Не знаешь, что с ним, где он?
— На работе, скоро будет. Мама, это Светлана, — спокойно представил он мне недавнюю, по всей видимости, любовницу моего любовника. Я выпала в осадок, — как и женщина, взвизгнувшая:
— Мама?!
— Да, она вернулась совершенно неожиданно. Я думал, папа тебе рассказал. Скоро у них свадьба. Может, подождёшь папу — мы сегодня втроём собирались в ресторан, отмечать их помолвку. Присоединишься?
— Светлана, послушайте… — попыталась я что-то сказать, видя, в каком женщина шоке. Но она воскликнула:
— Полтора года почти! За-амечательно… Значит, мама? Свадьба?.. Боря, скажи честно — он же меня просто везде заблокировал, да?
— Отрицать не буду, — весело согласился Бориска.
— Очень "порядочно" с его стороны… Полтора года я на него потратила, — горько сказала та, кого мой "сынок" называл "тараканихой"; и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
Я хотела бежать за ней, но Бориска с совсем не детской силой удержал меня за руку:
— Не нужно. Я действительно взял папин телефон… и везде её заблокировал. Хотел бы он с ней связаться — сам бы её нашёл. Но, видимо, не хочет. И даже на номер её в телефоне не смотрит; иначе заметил бы, что номер-то заблокирован.
— Ты использовал меня! — воскликнула я. Бориска хмыкнул:
— И что? Когда люди вырастают — каждый день это делают. Взрослым можно, а детям — нельзя?
— Это давняя знакомая твоего отца… Мы должны уважать его интересы и поставить его в известность, что…
— Да-а? — Бориска повысил голос. — А он меня поставил в известность? Кого нанял мне в репетиторы? А?.. Нет! До сих пор за дурачка держит! А "дурачок" только что успешно провернул операцию "катапульта". Катапультировал эту тараканиху — прямо гора с плеч!
— Хочешь — убей меня прямо сейчас, Бориска. Потому что я расскажу Аскольду, как ты выпроводил Светлану.
— Рассказывай, раз ты себе враг! Но — при одном условии.
— Опять условие?
— Несложное! Ты сперва спроси: мол, а ты хочешь быть со Светланой? Ещё нравится она тебе? И обещай мне, что всё расскажешь ему, только если он ответит "да". Обещай! — потребовал Бориска. — Или забыла, как я тебе продал тараканник в Горсовете за обещание помочь от неё избавиться?
Чтобы отвязаться, я пообещала.
Тем же вечером Аскольд отвёз меня домой в Вествуд после "занятия" с Бориской; и снова мы, как сбежавшие от контроля старшеклассники, погибающие от дикой, ненормальной страсти, оказались в постели. Я поняла, что то, что мне демонстрировал Есин на первых порах, было, как сейчас говорит молодёжь, демо-версией, лайт-вариантом; теперь он взялся обучать меня в койке по-настоящему — интенсивно и напористо, не делая скидок на мою неопытность или очевидную неготовность. Его манера разворачивать меня и шлёпать, если он был чем-то недоволен, а потом продолжать, только подогрела мои сексуальные аппетиты; с одной стороны, я была в восторге и старалась соответствовать ему, но с другой — не могла по-настоящему дать себе волю и расслабиться, потому что чувствовала: этот мужчина не полностью мой; он не принадлежит мне так, как уже принадлежу ему я.
— Ну что ты щемишься? — недовольно спросил меня Есин, когда мы наконец друг от друга оторвались. — Умудрилась нагородить что-то вокруг такой простой вещи, как секс?
— Ах секс, оказывается, для тебя такая простая вещь?
Наверное, он прав: так и есть… если не влюблён. Но у меня-то, конечно, всё остаётся завязанным на чувства. И окрашенным мыслями. Я осторожно осведомилась:
— Аскольд, извини, а ты… встречаешься ещё с той женщиной, про которую мне… упоминал Борис? Скучаешь… может быть, хочешь помириться?
— Нет, — отрезал Есин. — Мы расстались.
Да, было похоже на то, что бедолага Светлана его больше не интересует… Возможно, так же очень скоро его перестану интересовать я. И он опять не заметит, как добрый сынок занесёт в его телефоне в чёрный список уже мой номер… С такими перспективами в постели особо не раскрепостишься.
— Аскольд… А можно спросить: как звали твою жену?
— Зачем тебе? Что-то слишком много вопросов про моих бывших женщин. Я же не спрашиваю тебя про твоих мужчин.
— Потому что ты знаешь, что спрашивать не о ком.
— Верно, — по-мальчишески ухмыльнулся Аскольд. — Но я мог бы пристать к тебе, например, с расспросами: как так получилось. Такая красавица — и одна столько лет… Так нет же: пытаюсь быть деликатным.
— А ты у Кристин спроси. Они с её аспирантом Патриком выдвинули гипотезу, что существуют люди редкого типа, которые на инстинктивном уровне отвергаются другими подвидами хомо сапиенсов. Может, это не Светлану, а меня Бориске следовало бы прозвать "тараканихой". За тараканов в голове.
Есин снова обхватил меня обеими руками:
— Можешь не беспокоиться: на инстинктивном уровне я тебя не отвергну. Только если на рассудочном. И ты меня тоже уж не отвергай, пожалуйста…
— Если скажешь, как звали твою жену.
— Это Борис тебя научил шантажировать? — улыбнулся любовник. — Его приёмчики.
— В некоторых вопросах я твоему Бориске дам фору. Кстати, сходите завтра с ним за кроссовками: из этих он вырос, уже пальцы травмируются, особенно на футболе.
— Правда? Я и не заметил. Как быстро! — поразился занятой папа. — Буквально вчера ведь покупали. Что ж он мне не сказал?
— Очень уж ты перегрузил ему расписание.
— Он занимается только тем, что нравится. И о чём сам попросил… кроме твоих занятий, разумеется. Не говоря уже о том, что в классе у них все такие. Полный класс Борь… А сколько таких классов, сколько талантов подрастает — ты бы видела. И все пашут с малых лет, да ещё и подрабатывать здесь принято с двенадцати, а то и раньше. Ребята легко могут составить конкуренцию друг другу. Это нормально. Ты привыкнешь.
Я лежала на животе; Аскольд начал оглаживать мне спину своими огромными внимательными руками. Я закрыла глаза от удовольствия — я могла бы лежать так часами; как вдруг он наклонился, потёрся приятной небритостью между моими лопатками и произнёс, поворачивая к себе и целуя мне ладонь:
