Намечается серьёзный разговор. Но это потом. Без меня. Наедине. А мне сейчас нужно многое им рассказать.
— Я так и знал, что вы вновь без меня не справитесь, — решаю неловко пошутить, но, разумеется, никто даже не улыбнулся. Открываю ноутбук и ставлю его перед Алисой. Включаю видео. Девушка смотрит сосредоточенно, слегка поджав губы, но никак не комментирует. Даже когда ролик заканчивается, Алиса продолжает сидеть молча.
Тогда я решаю, что говорить нужно мне.
— Я долго не мог понять, что же меня так отчаянно смущает. Одежда, причёска, походка — всё вроде бы совершенно обычно. Но какая-то деталь слишком уж сильно выбивается, хоть её и невозможно разгадать с первого раза. И даже с десятого, — пересекаюсь взглядом с отцом, как бы упрекая его в том, что он сам даже не попытался в этом разобраться. Поворачиваю голову и смотрю на Алису. — Алис, подскажешь?
— Сумка, — одними губами шепчет девушка.
— Бинго! — восклицаю я. — Пап, — прищуриваясь, смотрю на отца, — сколько у Алисы сумок?
Отец хмурится и как-то совсем растерянно пожимает плечами. Я ухмыляюсь.
— Ни одной, пап. Не считая тех двух клатчей, которые ты сам лично приобрёл ей для выхода “в свет”. У Алисы нет сумок. Она ходит всегда с рюкзаками. Объёмными и достаточно вместительными. А тут, — разворачиваю ноутбук и ставлю его перед отцом, поскольку Алиса всё равно туда уже не смотрит, — маленькая дамская сумочка. Вопрос, — закусываю щёку изнутри, — в чём логика? Покупать сумку, которая тебе не нужна, и идти с ней в банк, вместо того, чтобы взять один из удобных рюкзаков и сложить все деньги туда?
Отец в шоке. Он даже этого не скрывает. Лишь впивается взглядом в экран:
— Кто эта “запрещено цензурой”?! — рычит он, скалясь и стуча кулаком по столу.
— Подумай, — поднимаю брови вверх. — Кто из твоих знакомых носит сумку именно так — на предплечье? — отец лихорадочно вспоминает. Это понятно по его бегающему по столу взгляду. — А я тебе подскажу, пап. Когда Алиса приходила к тебе накануне на работу, тебя вызвали для утверждения проекта, так? — спрашиваю, а папа тут же кивает. — Алис, — разворачиваюсь к ней, но она вновь не поднимает глаз, — а что было потом, когда папа ушёл?
Алиса поджимает губы. Я понимаю этот жест: она просто не хочет оправдываться.
Она не хочет доказывать отцу, что ни в чём не виновата.
— Лисёныш, — шепчет отец и тянет руки, чтобы взять ладонь Алисы в свою, но девушка резко отдёргивает руку и гневно отвечает, глядя отцу в глаза.
— Пришла твоя Алла. Сказала, что скоро в кабинете начнётся совещание и попросила меня уйти.
Отец зол.
Нет, не зол.
Он в диком бешенстве. До хруста сжимает ладони в кулаки, от чего костяшки его пальцев тут же белеют.
А я “добиваю”:
— И последнее, — говорю я, чтобы у отца не осталось никаких сомнений. — Ещё один момент: чтобы открыть счёт на имя Алисы, Алле должны были потребоваться её паспортные данные, так? — задаю вопрос, хотя понимаю, что не получу на него никакого ответа. — И снова, папа, ответь себе сам: кто всё время покупает тебе билеты, бронирует гостиницы? Кому ты отдавал ваши с Алисой паспорта, чтобы полететь на Гоа?
Всё. Вот и вся правда.
Которая никому не нужна.
Она не нужна Алисе. За всё время разговора на лице девушки не отразилось ни одной эмоции.
Она не нужна мне. Я и так знал, что Алиса ничего не брала.
Возможно, эта правда нужна папе. Но что теперь она поменяет?
Выхожу из комнаты и тихо прикрываю за собой дверь. Наваливаюсь затылком и чувствую, как горит душа. Да, она может гореть. Когда ты понимаешь, что ничего не можешь изменить.
— Алис, я…
— Не надо, Саш. Ни этот разговор, ни твои слова ничего не поменяют. Уходи, пожалуйста.
Сглатываю. Подслушивать нехорошо. Но я имею на это право.
— У нас будет ребёнок, — твёрдо говорит отец.
— Я не лишаю тебя ребёнка. Только не забирай его у меня. Пожалуйста.
Отец кричит как раненый зверь. Несколько раз с силой бьёт по столу. Я успеваю отпрыгнуть от двери, перед тем, как он с размахом бьёт по ней ногой и выбегает из квартиры.
Алиса даёт волю слезам. Я подхожу, опускаюсь на пол и кладу голову ей на колени. Алиса зарывается ладонями мне в волосы, а я больше не сдерживаю своих слёз.
Это конец. Моё сердце разбито на две равные части.
На три. Ещё одну часть уже забрал себе малыш, который просто хочет любви. Любви всей нашей семьи.
Семьи, которой уже больше не будет.
Никогда.
Глава 28. Алиса
Я не знаю, как смогла бы пережить всё это. Думаю, что никак, но Вселенная была добра ко мне и подарила мне малыша.
Точнее пока, это маленькое чудо находилось ещё во мне, под сердцем, но я уже точно могла сказать, для чего всё это было нужно. Для чего я встретила Пушкина, для чего полюбила его, для чего вышла за него замуж.
Для того, чтобы через полгода на свет родился малыш, которому я бы могла посвятить и отдать всё, что так и осталось в моей душе: любовь, заботу и ласку.
После того разговора Пушкина я больше не видела. Кир ничего не рассказывал, да я и не спрашивала.
Зачем? Всё и так было ясно.
С отдыха вернулась семья Орловых. Кир нашёл подходящую квартиру, и они с Катей переселились туда. Ребята часто приходили ко мне, рассказывали о себе, о своих планах, о мечтах. Катя не пыталась ничего выяснить, выпытать. Девушка только беспрестанно интересовалась моим самочувствием и спрашивала, не нужна ли какая-то помощь.
Катюша, определённо, взяла свою доброту от Сони, своей мамы. Мы с Соней подружились ещё с того момента, как вместе отмечали Новый год. Сначала нас сблизила общая профессия, потом, помогая Катюше с зимней сессией, вместе ломали голову над непонятными задачами по общей химии. А потом, как-то незаметно для самих себя, мы с Соней просто стали вместе выбираться на шопинг, ходить в кафе и, хихикая, делиться тайнами о своих мужьях.
Соня тоже приезжала ко мне домой и, с тревогой в глазах, спрашивала, как я, и чем она может мне помочь. Я была благодарна ей за то, что она не лезет в душу и не пытается дать ненужных советов. Я уверяла подругу, что всё хорошо и прекрасно себя чувствую.
Отчасти это было правдой. Чувствовала я себя, действительно, нормально, если не считать токсикоза, который продолжал, периодически, давать о себе знать. Но я приспособилась. Когда поняла, что реагирую именно на острые запахи, стала, по возможности, сразу же открывать окно, чтобы не доводить до “очищения желудка”.
Я приспособилась. К запахам. К токсикозу. К вновь обретённому одиночеству.
А сейчас я пыталась приспособиться к реалиям моей новой жизни. Которая вселяла неуверенность и страх перед будущим…
— Алиса?
Выхожу из магазина, когда меня кто-то окликает. Поворачиваю голову и улыбаюсь.
— Денис, привет! — радостно подбегаю к другу и обнимаю его. — Ты как? Какими судьбами?
Денис — это мой давний приятель и, по совместительству, одногруппник. Когда-то он прилетел из солнечного Краснодара, чтобы получить образование здесь, закончил институт и вернулся обратно. За время учёбы мы с Денисом успели сдружиться и даже вместе ходили на курсы медицинского массажа. Потом со смехом подсчитывали количество “родинок” друг у друга на спинах, называя это “тайной, о которой никто не должен узнать”.
После окончания института Дениса я не видела. И сейчас, глядя на него, с улыбкой отмечала тот факт, что Денис здорово изменился: возмужал, подкачался и даже опустил бороду, которая, кстати говоря, ему очень шла.
— Ой, да приятель женится! — с радостью восклицает Денис. — Витька Малышев. Может, помнишь? На год нас старше учился. ЛОРом стал.
Я растерянно пожимаю плечами и качаю головой, давая понять, что Витьку Малышева я не помню.
— Ну, конечно! — смеётся друг. — Кого ты там помнишь. Ходила вся такая неприступная, окромя учебников своих ничё больше и не замечала. А как пол-института на тебя слюни пускали ты, конечно, тоже не видела.
