И нет, это не повод раскиснуть, это просто последняя капля. В моей жизни наступила какая-то беспросветная черная полоса, и я больше не могу изображать, что легко справляюсь со всем. Сажусь на ступеньки и реву взахлеб.
Мама оказывается рядом в считанные секунды. Укладывает голову на плечо, гладит, пока я продолжаю выплескивать наружу с рыданиями все, что неделю держала в себе. Плачу, потому что Ярик так и не заговорил со мной, потому что вчера мы столкнулись в ванной, а он просто молча вышел, оставив меня одну. Никаких ссор, никаких едких замечаний и пикировок, никакой химии и флирта. НИ-ЧЕ-ГО!
Я одна. Теперь ощущаю это очень точно. Нет никаких надежд.
– Ну что же ты, все наладится. Мы все исправим, – успокаивает мама, которая прекрасно понимает, что дело не в платье.
Через полчаса я наконец беру себя в руки – фирменные блинчики Кукушкиных спасают. А еще я договариваюсь со Златой, чтобы та привезла мне одно из своих безумно красивых нарядов. У нее целая коллекция после развода осталась. Макар, бывший муж, очень любил наряжать ее, как куклу. А когда после рождения двух карапузов Злата стала чуточку домашней и отказалась блистать аксессуаром на его корпоративах, он нашел другую. Придурок, иначе не скажешь.
– Вова с Ярославом будут часа через два. Там с утра что-то с рестораном не заладилось, они поехали с другом Ярика договариваться.
Странно, ресторан-то дядь Вова выбирал и бронировал за несколько месяцев, серьезный был подход. Но я не заморачиваюсь и остаюсь довольна, что могу со спокойным сердцем разгуливать по дому.
Злата уже скоро привозит невозможную красоту с открытой спиной и в темно-синих пайетках. Смущает только длина, точнее ее отсутствие, но платье садится и правда идеально – хорошо, что мы одного размера. А еще она заставляет меня выпить бокал мартини, говорит, я слишком нервная и дерганая. Я пытаюсь возразить, но в конце концов сдаюсь, тем более антибиотики вчера допила.
После примерки я переодеваюсь в спортивный костюм и спускаюсь обратно, мама оставляет нас двоих. Слово за слово мы начинаем болтать, как бы это ни было странно, о первой любви. Все из-за моей неаккуратно брошенной фразы, что первая любовь – полное дерьмо.
– И почему ты так считаешь? – Злата меняет тон, намекая на то, что не согласна со мной.
– Вывод сделала. Я говорю не только о себе. У мамы первой любовью был исчезнувший отец, у Милы – придурок Трофим, который бросил ее, потому что пошел на поводу у родителей. И у…
Резко осекаюсь.
– Меня? Ты это хотела сказать?
– Прости, я не собиралась! Прости, если я…
– Брось, Рит, я не обижаюсь и все прекрасно понимаю, но с тобой не соглашусь. Ты не права. – Ее глаза блестят. Только воспоминаниями, а не от слез. – Финал у моей истории оказался грустным. И все же… у нас с мужем было так много хорошего! Эта любовь принесла мне Тиму и Стешу. И да, с ними тяжело справляться без Макара. Тимур, например, на Пасху выпил краску для яиц, думал, что это компот. Стеша прошлой зимой в первый же день порвала новый пуховик, на который я работала несколько месяцев. Правда, она собрала перья в целлофановый пакет и принесла мне, чтобы я несильно расстраивалась. Несильно расстраивалась! Да иногда я хочу их поубивать! Но в остальное время не представляю жизни без них. – Она задумывается и смеется. – Я просто хочу, чтобы ты понимала: предложи мне сейчас что-то переиграть, я бы не согласилась. Первая любовь – штука сложная, но это не синоним трагедии. И ваша история, она еще не закончена.
– Я все испортила, – после ее монолога наконец признаюсь. В первую очередь самой себе. Потому что струсила и испугалась, побоялась рискнуть.
– Тогда тебе все и исправлять. – Злата целует меня в щеку. – Рискни. Ярик твой – красавчик. На бурундучка похож, но красавчик.
– На бурундучка? – хохочу я, представляя Чипа и Дейла, как раз когда Жаров заходит в дом с отцом.
От одного его взгляда я замолкаю и покрываюсь мурашками. Только он смотрит на меня так. Будто я самое лучшее и одновременно худшее, что с ним приключалось.
С рестораном все равно по итогу не складывается, и дядь Вова принимает спонтанное решение созвать всех гостей дома. Уже скоро первый этаж и двор превращаются в настоящий муравейник: приезжают декораторы, флористы, кейтринг. Я помогаю, чем могу, да все помогают! Ярик вон с парнем каким-то колонки и музыкальные инструменты таскает. Мы с ним все время встречаемся взглядами, только за полдня не обмолвились и словом. Это очень странно, но мне нравятся новые ощущения. Я даже начинаю нервничать, когда теряю его из виду, и выдыхаю, лишь найдя. Улыбаюсь уголками губ, а Ярик смотрит на меня чуточку дольше.
Мама занимается раскладкой пирожных и закусок. Мы слегка не успеваем, поэтому все на нервах. Я в последний момент убегаю переодеться да ресницы подкрасить. На укладку времени не остается, поэтому приходится просто распустить волосы из хвоста. А вот спускаюсь я, привлекая слишком много внимания. Может, не стоило надевать такие высокие каблуки? Хотя нахмуренные брови Жарова и веселый свист его компаньона доказывают, что все-таки стоило.
– Рита, встреть гостей, пожалуйста, Гайдар уже приехали. – У мамы даже голос дрожит.
– Сделаю в лучшем виде! – Подбегаю и смачно целую ее в щеку, чтобы разрядить обстановку, а затем отправляюсь к подъездной дорожке.
И за последующие тридцать минут только ленивый не делает мне комплимент. Поначалу льстит, но потом раздражать начинают эти одинаковые, бездушные фразы и похоть в глазах женатых мужчин. Рядом красавица-жена стоит, он мне в отцы годится, а все туда же! Этот мужчина из друзей дяди Вовы мне не знаком, и я, если честно, уже не знаю, как от него отделаться, чтобы откровенно не послать. Он четверть часа вещает, как хорошо сейчас на Мальдивах, как он мотается туда, будто к себе на дачу. Я дважды прощалась с ним – ему хоть бы что.
– Извините, мне нужно отойти, – прямо заканчиваю бессмысленный разговор и шагаю в сторону, но он ловит мое запястье.
Я даже негромко вскрикиваю от неожиданности. Чужое прикосновение ощущается липким и противным. Немею не в силах выдавить и слова. Слава богу, появляется Ярик.
– Пройдите на задний двор, отец вас ждет, – говорит тоном, что не терпит возражений.
На секунду или две они сталкиваются взглядами, а затем старый извращенец все-таки оставляет нас. Непроизвольно потираю руку, которой касались, а когда наконец смелею и собираюсь поблагодарить Ярика, тот исчезает так же внезапно, как и возник. Злюсь и приветствую последних гостей на автомате, хотя уверена, моя улыбка походит на оскал. Зато никто больше не клеится ко мне.
Солнце клонится к горизонту, когда мы садимся за стол и над нашими головами включают сотни фонариков. Дыхание спирает – волшебно красиво! «Знакомый» Ярика, как предусмотрительно сказала мама, поработал на славу. Только это, блин, оказалась знакомая! Еще одна длинноногая газель с четвертым размером груди! Event-менеджер называется!
Черт, я патологически ревную всех, кто в радиусе десятка метров от Жарова, а с этой мадам он еще и проболтал полвечера. Как же я ей завидовала! Что она могла просто стоять рядом, просто вести диалог, просто касаться его – руки бы ей отрубила. Но когда отрываю глаза от неба, разукрашенного разноцветными огнями, и встречаю его пристальный взгляд, забываю обо всем. В эти секунды мы вдвоем. Никого, кроме нас, нет. Господи боже, какой же он красивый в этой рубашке, галстуке, с этой недельной щетиной и ненавистной-любимой родинкой!
После очередного тоста я продолжаю налегать на мартини, а вот Ярик пьет колу. Уже скоро понимаю почему: он пытается вывести на разговор Гайдара, одного из нынешних партнеров по бизнесу дядь Вовы. И ему, кстати, удается, хотя Владимир Игоревич и прерывает их несколько раз с просьбой оставить все дела на потом.
– Да, гибкость договора позволит быстро изменять условия аренды в соответствии с потребностями, – Ярик заливает так, что все вокруг уши развесили. – Да, это создает максимально благоприятную среду для развития бизнеса.
