Женщина умоляюще повернулась к мужу:
— Мы зря это затеяли. Любимый… Пожалуйста. Отмени всё. Не нужно суда.
Но дед — в стиле Бори — был кремень: решил, видно, биться до последнего. Он сурово осадил жену:
— Нет. Надо попробовать.
— А если выиграете — то что? Силой заставите жить с вами? — насмешливо спросил Борис. — Резво вы всем заправляете. Я ведь всё равно сбегу, на цепь не посадите. Как-нибудь вас перехитрю — но до этого успею превратить вашу жизнь в ад. Лучше поверьте на слово.
— Ты мог бы всё унаследовать. Весь наш бизнес. С такой-то хваткой, — весомо сказал дед — внушительных размеров высокий старик, уже совершенно седой.
— Спасибо за щедрое предложение. Оно меня не заинтересовало.
Суд состоялся через несколько дней; всё это время мы втроём настолько были на нервах, что постоянно ругались. Интересно, проходил ли у кого-нибудь медовый месяц столь же "романтично"? Учитывая то, что я женился по любви… на любимой женщине — хотя был уверен, что после краха первого брака никогда не женюсь.
Лауру одолевали сомнения. Она спросила:
— Если бы не суд, не предпочтительность полной семьи для Бориски в глазах судьи… Ты бы позвал замуж?
Я ответил с убийственной прямотой:
— Позвал бы. Годика через два-три.
— Какой ужасный ты, — засмеялась вдруг Лаура. Я обнял её, притиснул и начал целовать и оглаживать, как она любит; но она отстранилась:
— Нет, в койку не пойду… Только когда буду уверена, что история со Светланой не повторится.
— Это когда же? — полюбопытствовал я. Лаура мстительно улыбнулась:
— Годика через два-три.
В тот вечер я с трудом выторговал себе право погладить её по голове и поцеловать в щёчку. По её глазам, по трепещущему дыханию было видно, что Лаура хочет меня не меньше, чем я её; но сейчас, в таком мучительном стрессе, как тогда, когда я изменил ей со Светланой, я и сам предпочёл бы воздержаться от секса. С женой я хотел заниматься любовью в другом настроении — спокойно и вдумчиво… чтобы все мысли были только о ней и о нашей любви. Я желал ощущать её полное и абсолютное доверие. Это предстояло заслужить… Торопиться было некуда.
Глава 19. Аскольд. Суд — и ответ на вопрос Кристин
Надо же, как многое Боря теперь способен понять. Даже про мою бывшую жену. Он сумел рассмотреть, почему в Виолетте любовь к ребёнку так и не выросла, и простить ей это. И я её тоже не судил, зная о её детстве, о родителях, лишённых прав, и о том, каково ей было расти у тётки. Она не смогла преодолеть прошлое… перешагнуть через боль, переломить обиды. Именно про таких, как Виолетта, написал британский поэт Филип Ларкин:
Сгнобят тебя отец и мать,
Пусть не нарочно, но сгнобят.
Своих сомнений, страхов рать —
Плюс пару свеженьких — внедрят.
Несчастность въелась в ДНК,
Растёт как тесто на дрожжах.
Беги «родного очага»
И сам детей не нарожай.
Побег молоденькая и хорошенькая Виолетта совершила в двадцать лет ко мне — более взрослому, влюблённому и очарованному её красотой; но, убежав от своей семьи, собственную создать оказалась не готова. Я думал, моя влюблённость сотворит чудо и девчонка оттает; но этого не произошло.
Выясняется, Лаура чем-то похожа на Виолетту… и не только внешне. Историей семьи тоже — с той лишь разницей, что её родителей прав не лишили, всё-таки они не были запойными алкоголиками. После регистрации брака она даже как-то процитировала мне стих Ларкина — правда, в другом переводе:
Свою ничтожность человек
в потомстве множит через край.
Скорей решайся на побег —
и сам детишек не строгай.
Услышать от неё это мне было странно. Ведь ирония стихов Ларкина направлена на разрушение глубинных основ романтического мировосприятия; а разве не в ожидании большой любви романтичная Лаура ни с кем не спала к такому солидному возрасту? Я спросил её об этом; она усмехнулась:
— Не совсем. Если бы не тот кураж, овладевший мной в твоём старом доме в Роял Вудс… я бы, наверное, так и оставалась девственницей.
— Знаешь, я передумал дом продавать, — неожиданно для самого себя сказал я. — Раз он так тебя возбуждает… Лучше сдавать буду, но пускай остаётся в собственности нашей семьи. Знаю, что Боря тоже его любит, до сих пор иногда туда бегает, чтобы просто кинуть взгляд.
Мне показалось, Лаура обрадовалась моей идее. Она добавила:
— Просто я была одинокой по натуре, старадала и считала себя ущемлённым жизнью человеком. Не давала никому шанс. Не пожелала бы Бориске стать таким же — после всего, что он пережил и передумал.
На суде непримиримый дед ожидаемо апеллировал к фиктивности моего брака с Лаурой; наш адвокат вызвал Светлану, на удивление согласившуюся нам помочь и засвидетельствовавшую начало нашего романа до всякого появления Виолетты:
— Аскольд сказал, что влюблён в Лауру… и что нам надо расстаться.
На суде Борис старался держаться — не выдавал своего волнения:
— Это не они решают тут мою судьбу — только я сам могу решать, — повторял он, как заклинание; но я видел: несколько раз он, сидя между нами на скамейке, хватал Лауру за руку и тотчас отпускал. Надо же… снова Лауру, а не меня.
Учитывая все обстоятельства, подлог документов, одиннадцатилетнюю незаинтересованность биологических родителей в сыне, и не в последнюю очередь благодаря заявлениям самого Бориса, который в выступлении настаивал, что семья у него уже есть, — суд уверился, что он близок как с отцом, так и с приёмной матерью, и вынес решение в нашу пользу. Мы ликовали; но судья предложил:
— Учитывая обстоятельства, мы могли бы обсудить возможность встреч с биологическими родственниками, не открывая новое заседание. Раз мальчик согласен.
— Только если та сторона готова пойти на наши условия: в присутствии меня или жены, и только когда захочет сам Борис, не по принуждению, — сообщил я. Борина бабушка испуганно взмолилась, глядя на мужа:
— Пожалуйста, давай пойдём на эти условия… иначе никогда не увидим Борю.
Мрачный, как туча, дед согласился; насупленный и молчаливый, он напоминал Бориса в состоянии сильного гнева. Мне подумалось, что даже если я не доживу до Борькиной старости — по крайней мере теперь я вижу, каким он станет стариком.
Мы договорились лететь в Белиз через неделю — время не ждало, убитым горем родителям врачи сообщили, что их сын и муж Виолетты заканчивает свой земной путь. Я спросил у Бори:
— Тебе точно это надо? Может быть, не поедем? Ты и так много всего пережил. Встреча с умирающим…
— Но ведь не я один… Другие люди тоже переживают. Когда такие нестерпимые страдания… мне кажется… надо пожалеть.
Я не был уверен в правильности этого решения; но видел, что за родительскую любовь Боря многое готов простить. Его бабушка искренне любила сына; поэтому он сочувствовал ей и готов был утешить в страшном горе неотвратимой потери.
После заседания мы подошли к Светлане; Боря вдруг извинился:
— Слушай, Светка… прости, что напихал тараканов в сумку. На самом деле ты тётка ничего.
— Ладно, — Светлана попрощалась с нами без видимого недовольства, казалось, обиды забыты; я заметил, что она ушла в сопровождении адвоката, который представлял нас в суде. Через несколько месяцев мы с Лаурой встретили их в ресторане; я подошёл поздороваться — и узнал, что они обручились и свадьба уже не за горами.
— Боря тоже сегодня на свидании после школы, — вспомнил я, когда мы вышли из ресторана.
— С той девочкой, олимпиадницей, Джессикой… — припомнила Лаура. — Которой вы летом купили белого бизончика в Йеллоустоуне.
— Да. Он ей подарил на день рождения, с тех пор не расстаются. Мы тоже могли бы организовать что-то поромантичнее…
Довольно скоро после нашей победы в суде Лаура на радостях простила меня; может быть, её вдохновила Борькина душевная щедрость по отношению к деду с бабкой, а скорее — она это сделала ради самой себя. Ей захотелось мне поверить, дать мне шанс… И я не просто глубоко ценил это — я знал, что не подведу. Потому что моя головокружительная любовь к жене только росла и крепла; я уж начал шутить, что скоро у меня вся работа встанет.
