Фени» или «синие чулки на выгуле». А у меня хорошо получалось, но когда мама узнала, какие это танцы, ходить мне запретила, урезав карманные деньги до минимума.
Теперь же мама была будто в другой жизни — там же, где и сдержанная, приличная Соня, зато движения, советы незнакомого с комплексами учителя танцев всплыли в памяти очень живо, и нас с Дахой было не остановить. Маню то и дело отгораживал нас от очередного выпившего ухажёра и от толпы собой, как вратарь на воротах.
Небо накрыло маревом летнего заката, из зарослей на пляже застрекотали цикады, от моря повеяло прохладой. Музыка сменилась на томные латиноамериканские ритмы. Даху захватил в свои лапищи Маню, а я перевела дух, сожалея, что одна. Но мелодия была классной, и я подняла руки, повела бедром. На развороте вдруг была поймана в сильные мужские руки. Оглянулась — Лука!
Его глаза горели, голова была чуть склонена влево, губы тронула загадочная улыбка.
— Этот танец в одиночку не танцуют, — сказал он так, что жар вспыхнул во всём моём теле. — Отдохнёшь? Или разрешишь ради бачаты к тебе прикоснуться? Только танец, ничего больше…
— Разрешу, — проговорила я и облизнула мигом пересохшие губы.
Глава 16
Над пляжем поднялись сумерки. Лука ушёл к столику, потому что выдержать и оставаться спокойным рядом с танцующей Боккачиной оказалось невозможно. Нашёл фонтанчик у палатки с угощениями, засунул голову под ледяную струю воды. Вздрогнул, но привёл себя в чувство. Вернувшись, натянул шорты и снова залип на ней взглядом. Да, ненадолго помогло. Нет, она не боккачина — рюмочка, она целая бутылка самой забористой граппы! [16]
— Ты чего теряешься? — толкнул его в плечо Микеле, поросший чёрным волосом со всех сторон, как натуральный орангутанг. — Она уже точно твоя!
Лука облизнул губы, выпил холодного пива, глянул исподлобья на друга.
— Тебе-то что? Проиграть хочешь?
— Нет, это ты проиграешь! Может, ключи сразу отдашь? — осклабился Микеле. — Или переключишься на Хелену, слабак? Винченцо как раз пошёл встречать.
— Я слабак?! — вспыхнул Лука. — Да пошёл ты! Смотри и учись!
Только для начала он отправился к диджею и договорился. Минуту спустя танцпол меж бассейнами наполнился неторопливыми ритмами «Sounds of Love». Боккачина осталась одна, но явно садиться не хотела. Она прислушалась к мелодии, повела бедром. Какая пластичная! Взлетели белые руки, и Лука не выдержал, поймал их.
— Позволишь? Ради танца?
— Позволю, — опустила ресницы под его взглядом Боккачина. — Только я не умею танцевать бачату.
— Это легко, почти как любую латину, — серьёзно ответил Лука, опуская руки к её талии и покрываясь волнами удовольствия от прикосновения к её коже, прижал девушку так, словно они собирались танцевать танго.
Нужно было отпустить Боккачину, показать, но Лука не хотел. Он шепнул ей на ухо:
— Шаг влево, переступишь и бачата, то есть движение бедром, как захочешь. Потом вправо так же. Вперёд, переступишь, бачата, и назад. А потом на месте. Вот и всё.
— Так просто? — удивилась Боккачина, вскидывая на него глаза.
Шампанское лишило её робости и чуть скованная раньше, она вдруг стала совершенно притягательной, перетекающей. До головокружения. Женственность — это не ломаные движения, это способность течь. Женственность — это вода или молоко, ароматное, густое, сладкое, белое, как Боккачина, — внезапно подумал Лука и посмотрел в глаза Софи.
Её взгляд тоже был струящимся, перетекающим, тёплым и очень доверчивым, словно она поверяла себя в его руки не в танце, а вообще. Как женщина мужчине. Наедине. В сумраке, подсвеченном пеной белых простыней. И если не считать сотни чужих людей и гудящей вечеринки, они были почти обнажены, почти одни, окруженные музыкой и чувственным ритмом.
Лука нашёл ладонь Боккачины, поднял полусогнутую в локте руку, сжимая её ладошку. Провёл кончиками пальцев по её нежной спине и остановился между лопаток, почувствовал ладонью благословение женского тела. Прикосновение отозвалось приливом сил и нетерпением, помноженным на уверенность. Она будет его! Сегодня!
— Я поведу тебя, — добавил Лука. — Просто слушай музыку. Будь собой, ты прекрасна! Ноги, бёдра и я всё сделаем за тебя…
Она озарила его улыбкой и рассмеялась, щекоча сердце. И они закружились в танце, подчинились ритму. Шаг, другой и… бачата. Ещё раз шаг в сторону, на месте. Бачата.
Её бёдра так близко, сводят с ума. Касания беглые, словно краденные, горячие, нежные, опьяняющие. Живот к животу. Рука к руке. Объятия ближе, расстояние прочь. Ленивые ритмы, женский вокал. Его нога проникла меж её бёдер. Нежно, жарко. Словно секс.
Её горячее дыхание у его шеи.
Но это лишь танец, игра бёдрами. Шаги в ритм босыми ступнями: с носка на носок по тёплому дереву настила. Прикосновение пальцами ног к её пальцам с алыми ноготками, и волна электричества по телу. Бачата — танец объятий…
Боккачина струилась в его руках, завораживала, проникала дыханием под кожу. Ещё шаг. Поворот. Лука чудом заметил край бассейна, обхватил её крепче и развернул в другую сторону, спасая их обоих от падения.
В опасной тесноте, почти припав друг к другу, они замерли: сливочная Боккачина готова была растаять в его жаре и напряжении. Она явно хотела этого! Доверчивые, распахнутые, пахнущие малиной губы стали красными. Взмах ресниц, вздох и доверие. Один поцелуй до растворения. Такой правильный и доступный сейчас. Лука почувствовал это — она раскрылась перед ним, как бутон перед солнцем. Один поцелуй до…
Лука наклонился к ней. И тут же вспомнил о Микеле, Винченцо и прочих, наверняка пялящихся на них сейчас, и о проклятом пари. Дыхание перехватило. Ему будто высыпали за шиворот полное ведро льда. Лука выпрямился.
И вдруг глаза Бокаччины, взглянувшие за его плечо, расширились, и сама она сжалась в испуге. На автомате Лука отвёл её за себя, защищая, и оглянулся. Вот чёрт! Только этого не хватало!
* * *
Лука не мог поверить своим глазам: прямо на них с включённой бензопилой наперевес шёл какой-то косматый гигант размером с Терминатора в кожаных обносках! Разве
