кровь, Лука.
Я увидела подбегающих к нам друзей-итальянцев и Маню с Дахой.
— Отпустите меня! — вырывался Красиков. — Полиция! Где полиция? Where is the fucking police?! I will sue this son of bitch! [19]
Я окаменела, желая только одного — провалиться в зыбучие пески и не смотреть в глаза никому. Что я наделала?!
— Полиция! — снова выкрикнул Паша.
В центр из толпы выскочила жгучая брюнетка со сверкающими глазами. Размахивая руками, она вспылила — я даже не поняла на каком языке:
— Вы с ума сошли?! Это же просто пари! Шутка! Они поспорили на неё, на эту бледную русскую куклу! Кому она нужна? Вы что решили, что она ему нужна?! Вы такие глупые, русские, вечно думаете, что до вас всем есть дело! Ха! Никакого! Зачем полиция, синьор? Вы шуток не понимаете?!
— Заткнись, Хелена, — неуверенно буркнул Лука.
— Пари? — ошарашенно переспросил Красиков.
— Пари? — где-то рядом послышался голос Дахи, и словно эхо, то же самое басом Маню.
А у меня сердце сжалось и оборвалось. И показалось, что всё стихло. Или на самом деле все перестали гудеть. Лука дёрнулся и вырвал руку из тисков чернокожих верзил. Шагнул ко мне. Пашу тоже отпустили.
— Пари? — севшим голосом сказала я или только подумала.
Обхватила себя руками, закрываясь как от удара. Но широкая вселенная уже схлопнулась до точки невыносимой боли в груди.
— Пари! Да, пари! — Словно копьём в сердце, подтвердила красавица-итальянка, наступая на Красикова и будто не замечая меня. — На мотоцикл. Вуаля!
Немея, словно умирая постепенно от одной клетки к другой, я посмотрела себе под ноги. Оказывается, в красоте прячется подлость? А я не знала, что так может быть…
Я что, вещь?..
Губы горели. Чужие, отдельные от меня. Слезами наполнились глаза. Сами, против воли. Хотя, кажется, у меня больше ничего не было. Даже воли. Я вскинула глаза на Луку, изнутри рвался крик и вопрос.
Ну, скажи же что-нибудь! Скажи!
Лука замер, только мотнул неуверенно головой. Сделал странный жест рукой, приоткрыл разбитые губы, но ничего не произнёс…
Паша направился ко мне. Сурово, угловато, словно по офису, а не по пляжу Сен-Тропе, для вынесения приговора в личное дело. Или выговора. Мне было так больно, что даже не страшно. Я знаю, завтра я себя со свету сживу. И мама тоже. А пока я мертвая. Почти.
— Павлик! — Вдруг с окликом с пристани соскочила пышногрудая брюнетка в алом платье, откровеннее купальника. Она взмахнула плащом темных волос и подбежала к Красикову. Положила ему руку на плечо и ахнула: — Ой, Божечки, Павлик! Кто тебя так?! Не знала, что ты ещё и гладиатор…
Паша убрал аккуратно её руку со своего плеча и сказал мне тоном, которым объявляют выговор:
— Это не то, что ты думаешь, Соня! Это по работе!
И выглядел он при этом так глупо, что я рассмеялась.
Глава 18
Лука топтался на месте, опустив голову. Красиков направлялся ко мне, а я хохотала, стоя у кромки моря в одном купальнике перед толпой, как на площади.
Боже, я участница скандала, драки из ревности и пари?! На самом деле?! А я считала себя приличной… Вот умора!
Я била себя ладонями по коленями и заливалась смехом, слушая его будто откуда-то снаружи, со стороны. Раньше одна перед такой кучей народа я бы кусала губы и краснела, даже если бы на меня просто обратили внимание, но теперь у меня внутри будто что-то треснуло и с болью осыпалось — защитная оболочка? А, может, чувство собственной неважности…
Если Красиков и Лука оба считают, что я вещь, а меня на самом деле нет, чего уже бояться? Это смешно, правда!
— Соня! Соня! Сейчас же прекрати истерику! — рыкнул Паша, кажется, даже не понимая, насколько смешон в шортах, с голым пузом и начальственным пафосом. — Я уговаривать не буду, просто успокойся! — Он протянул мне руку, как капризной школьнице. — Иди сюда!
Я мотнула головой. Даха издала странный звук, будто на резиновую игрушку с дыркой наступили, и выскочила передо мной.
— А не пошёл бы ты, Красиков?! Она с тобой никуда идти не обязана!
— Тебя забыл спросить, Дарья! Соня — практически моя жена!
Но при этом он почему-то остановился в полутора метрах от меня, словно я сама должна была подойти. Подчиниться и подойти… Ах так, да?! А он не лопнет от своей пыжиковой важности?
Лука будто очнулся, взглянул на меня виновато и отчаянно, отодвинул дурацкую итальянку, и тоже шагнул ко мне. Его друзья за спиной смешались в одну массу, превратившись просто в его продолжение, как хвост у павлина. Тем более, что пьяные Рауль и Бьянка хихикали, Микеле смотрел на меня с любопытством, а Винченцо с жалостью. Лука приблизился, поравнявшись с Павлом. Я отшагнула к морю, и мы оказались по разные углы равнобедренного треугольника. Ирония судьбы? Нет, сарказм адюльтера! Издевательство…
Лука сверкнул глазами, ломая себе пальцы.
— Софи, дело не в пари! Это совсем не то, что ты подумала! — выкрикнул он.
И хоть я снова не поняла, на каком языке, смех застрял у меня в горле. Я выставила вперёд ладони — можно подумать, я великая магесса и способна отшвырнуть его от себя силой мысли. Жаль, что я не Кэрри Стивена Кинга! Испепелила бы! Даже не Красикова, а его, Луку, одним взглядом. Во мне вспыхнул гнев такой силы, какого я никогда в жизни не испытывала — да, полная противоположность недавнему мгновению счастья. Сегодня день эмоций на пределе! И напряжение зашкалило.
— Не подходи! Не смей даже смотреть на меня! — выпалила я не своим голосом этому дрянному красавцу. — Ненавижу! Я ненавижу тебя!
— Соня, сюда иди! — по-русски и даже как-то примирительно позвал Павел.
Но я уже развернулась на пятках на мокром, облизанном морем песке и рванула прочь. С меня хватит! Не хочу никого видеть! Это революция игрушек!
Кто-то кричал что-то за моей спиной или снова начал драться, я
