— Погоди, — выдохнула я и перевела речь Луки, а ему — мамины слова.
Он снова пылко сообщил, что любит меня и не бросит, а все проблемы так или иначе решаются, а я самая замечательная на свете девушка, красивая, умная и решительная, при этом чудесно воспитанная, даже отказалась бить посуду, хотя он сам просил, в общем, я — совершенство, за что он снова горячо и сердечно целует мою маму. Та опешила, но скоро пришла в себя и не позволила его обаянию наступить на горло истерике. Хотя та была чуть потише.
Они оба потребовали перевода. У меня бы уже произошло короткое замыкание в голове, если бы Лука не улыбался при этом и не говорил так, словно всё было нормально. Может, у него плохо со слухом и он не слышит интонацию? И вдруг в самом разгаре переговоров мама сдалась:
— Ну ладно, будьте осторожны оба! Лука, берегите Соню!
— Мечтаю об этом, дорогая синьора! — расцвёл Лука.
— Соня, и ты там… веди себя хорошо, чтобы я не краснела, — договорила мама и попрощалась.
Я отложила телефон и моргнула — перед Лукой было ужасно неудобно, пусть я и не переводила про то, что я «безалаберная», «наивная», «глупая» и вообще не умею жить. Лука подмигнул мне и жарко обнял:
— Хорошо поговорили с твоей мамой!
Я расширила глаза:
— Хорошо?! Это же был скандал в самом худшем виде…
— Да что ты! Она волнуется, переживает, прекрасная мама, я бы тоже волновался. А вообще очень темпераментная синьора. У вас точно не было в роду итальянцев?
У меня вырвался смешок:
— Начинаю в этом сомневаться.
Он рассмеялся, и вместе с его смехом с моей души схлынуло всё напряжение. Два слова, одна улыбка, один поцелуй и фьють, будто бы конфликта и не было! Вот что такое баланс, — поняла я. — Как там говорится? Проблем не существует, есть только ситуации и то, как мы на них реагируем.
Лука реагировал потрясающе, буду у него учиться.
— Вот-вот. А ты знаешь, как моя мама кричит? О, слышала бы ты, как она заливалась с бабушкой на пару, когда я собирался в Россию! Чуть крышу не снесло и телефон не взорвался! Такие милые, волнуются за меня, любят, — кивнул Лука и выбрался из постели, идеальнее Апполона, Давида и всех скульптурных гениев Микеланджело хотя бы потому, что в отличие от статуй был живым, тёплым, загорелым и волшебно улыбчивым. — Я приготовлю ужин. Проголодался, как волк!
Я с изумлением взглянула на моего итальянского бога.
— Что? — обернулся он, натягивая шорты.
— Не привычно, что мужчина готовит…
— А как же иначе? Тем более мне ужасно любопытно разобраться с нюансами русской кухни и вашими продуктами! А потом ты сваришь свой великолепный кофе. Наслаждайся, мия кара!
Я счастливо вздохнула, в кои-то веки чувствуя себя после скандала с мамой… спокойно. Хотя совсем немножечко в голове сдвинулись рамки после слов Луки: «милые, любят, чуть не убили», как это так? Впрочем, не важно. Главное, что мне нравится такая позиция!
И тут же подумалось: если бы мама всегда «любила» меня через Луку, было бы очень хорошо. А затем я тут же испугалась: если у него вся семья такая, а их, как сказал Лука, бесчисленное количество, я же не выдержу! Ох, лучше не думать об этом! Кстати, он и не приглашал к себе…
* * *
Я тоже встала с кровати, оделась и задумалась о том, откуда у мамы мой телефон. Снова в голову пришёл дядя Петя, я же только ему оставляла новый номер, если не считать полицию. Нехорошее чувство предательства пронеслось по груди.
В голове начал складываться пасьянс: я позвонила папиному другу, испугавшись, когда пришёл сантехник, и после появились настоящие бандиты, которые, возможно, совсем и не коллекторы, — это раз. Дядя Петя приехал, когда, по идее со мной уже должны были «разобраться», — это два. Папа поссорился с ним и не разговаривал до самой смерти — это три. Едва получив мой телефон, дядя Петя сдал меня маме, хоть я и просила не делать этого, — это четыре. Вот же гадский предатель с интеллигентной сединой!
Я насупилась, завязала волосы в хвост и поняла, что закипаю. Это тоже что-то новое во мне — раньше я и обижаться-то стеснялась! Неужели итальянский темперамент заразителен?
Настроенная самым решительным образом я набрала номер предателя.
— Здравствуйте, дядя Петя! — совсем недобро сказала я.
— Здравствуй! Хорошо, что ты позвонила, девочка, — не повёлся на угрозу в моём тоне бывший папин друг. — Я всё думал: самому набрать или не стоит. Ты прости, но твоей маме телефон я сообщил. Не хорошо прятаться от матери, тем более, когда она тебя так любит и переживает! Она мне три раза звонила с того момента, как ты из дома ушла.
— Мама?! Вы поддерживаете связь?
— Не то чтобы, но всё-таки столько лет дружили, общались, — вздохнул дядя Петя. — Она и попросила, если увижу тебя, чтобы образумил, защитил, если что. И вот не успел вчера… Хорошо, что у тебя друг есть, и остальные… друзья.
— Они из спецназа, кстати, — как бы невзначай заметила я, злясь на то, каким добреньким и благонравным прикидывается этот предатель. — И они у нас с Лукой на коротком звонке, защитят в любой момент.
— Вот это хорошо, девочка! И вообще я рад, что, наконец, по этим бандитам дело открыли. Я сразу говорил твоей маме, что надо обращаться в полицию и в прокуратуру, ещё год назад. Но кто же меня слушал?
— Говорили? — усомнилась я.
— Конечно, настаивал! Предлагал даже к нам переехать на время, на дачу. И тётя Люся была не против, но вы сорвались и уехали. А проблема-то осталась.
Я замялась. Вещал он очень убедительно, но мне не верилось. Вслед ушедшему поезду можно и соловьём попеть, всё равно никто не услышит. И вдруг дядя Петя спросил:
— Ну а с землёй-то вы что сделали?
— С какой землёй? — опешила я.
— Ну как с какой, под Новочеркасском, у деревни Рассветкино? Мы же как раз
