1 марта югославы предприняли первые шаги в целях сопротивления нажиму: было проведено заседание Центрального Комитета с участием Тито. Партийные руководители дали себе волю и изливали душу, вспоминая те обиды, которые были им нанесены недружелюбным обращением в Москве, и демонстрировали решимость отвергнуть советские угрозы[16]. Сталин был проинформирован о ходе событий одним из тех, кто присутствовал на заседании (Жуйовичем), поэтому он сделал следующий шаг: из Югославии были отозваны все военные /346/ и гражданские советники. В ответ на просьбу объяснить эти действия, с которой обратился к нему Тито[17], Сталин ответил 27 марта письмом (за подписью Молотова), которое положило начало открытой вражде между двумя партиями и правительствами.
Целью, в которую метил Сталин, были не только югославы. Его письмо свидетельствует об этом. Оно состоит из двух явно различных частей. В первой излагаются жалобы по поводу атмосферы недоверия и враждебности, какой были окружены в Югославии советские советники. То есть в этой части речь идет о вопросах спорных, но имеющих второстепенное значение. Действительно, югославы испытывали подозрения, что среди советников, дипломатов и представителей советского персонала Коминформа есть и такие, которые хотели бы вмешиваться в дела не только их страны, но и их партии. Югославы подозревали, что ведется вербовка информаторов и организуются оппозиционные группировки[18], поэтому они принимали контрмеры, диктуемые обстановкой. Во второй части письма Сталина говорилось о новых аспектах разногласий; была начата общая атака на внутреннюю и внешнюю политику югославских коммунистов. Они будто бы враждебны СССР, поскольку тайком позволяют себе критиковать его за гегемонистские тенденции по отношению к народным демократиям. Их партия якобы не является ни демократической, ни большевистской, так как она возглавляется руководителями, подобранными методом кооптации, вместо того чтобы использовать выборность, а также и потому, что она поставлена под контроль полиции; помимо того, партия эта практически растворена в Народном фронте. Наконец, Тито и его сторонники, по Сталину, отказались от классовой борьбы, допустив широкое развитие «капиталистических элементов в деревне и в городе»; отсюда вытекает, что они не отличаются от Троцкого, Бухарина и меньшевиков[19].
Это послание свидетельствовало о том, что его авторы хотят помериться силами. Содержание его было откровенно несправедливым и вызывающим по отношению к адресату, и отправители даже не хотели скрывать этого. В свете последних событий югославские руководители уже достаточно критически относились к советской позиции; но это были люди, которые в течение всей войны, да и после нее, восторженно смотрели на СССР и Сталина; эти два слова превратились в Югославии в самые популярные символы. Компартия Югославии несла на себе отпечаток событий времен партизанской войны. Но обвинения, выдвинутые против нее именно Сталиным, кажутся чем-то весьма странным в свете предшествующего опыта Советского Союза. Что же касается остальных нападок, то их целью было прежде всего подорвать представление о Югославии как о стране, дальше всех продвинувшейся по пути строительства социализма. А именно на этом основывался престиж Югославии в коммунистическом движении и в странах народной демократии. В то же время в послании была очерчена та модель, которую Сталин намеревался выдвинуть в качестве единственно возможного типа социалистического /347/ общества, для дальнейшего ее воплощения в жизнь во всех странах.
Югославские лидеры очутились перед трагической дилеммой. Позже они рассказали о том, насколько тяжело было им сделать выбор[20]. Тито сумел в данном случае принять решение, которое в сочетании с его опытом победоносного руководства партизанской борьбой возвело его как государственного деятеля в ранг великого политического лидера. Он вернул спору его подлинную изначальную сущность, поставил проблему на реальную почву. Вопрос заключался в характере взаимоотношений между государствами, одно из которых великая держава, а второе — малая страна. Это был вопрос национального достоинства, суверенитета, независимости, которые должны быть, по мнению Тито, фундаментальными факторами в построении отношений между социалистическими государствами. Тито получил поддержку Центрального Комитета своей партии[21]. Его ответ Сталину от 13 апреля пункт за пунктом опровергал все обвинения советского лидера. Тито предлагал, чтобы какой-нибудь руководитель СССР направился в Югославию, для того чтобы убедиться на месте, сколь несправедливы и бездоказательны нападки на его партию. Далее он сформулировал свою знаменитую максиму: «То, что каждый из нас любит Советский Союз, землю социализма, не может ни в коем случае значить, что мы меньше любим свою собственную страну, которая также строит социализм»[22]. Югославы не отступили, вызов был принят.
31 марта, через четыре дня после обращения к Тито, Сталин довел его содержание до сведения руководителей других партий, входящих в Коминформ. Он предлагал им занять определенную позицию в этом вопросе (согласно югославскому источнику, Сталин хотел, чтобы соответствующие решения содержали обращение лично к нему[23]). Но этим он не ограничился. Сталин нашел возможность подсказать компартиям даже желательный ответ. В течение апреля на его сторону встали болгары, затем одни за другими — венгры, поляки, румыны, чехословаки, в течение мая — итальянцы и французы. Все постановления, принятые руководящими органами отдельных партий, вырабатывались в узком кругу. Кроме осуждения позиции югославов, они содержали и два других положения: СССР и его партии по праву принадлежит, как всегда принадлежала и в прошлом, руководящая роль в антиимпериалистическом лагере и внутри коммунистического движения; тенденции в партиях, аналогичные тем, которые получили развитие в Югославии, объявлялись опасными, и выражалось намерение вести с ними борьбу[24]. Таким образом, предупреждения и замечания, сделанные Советским Союзом, должны быть учтены со всей серьезностью не только югославами, но и всеми компартиями.
Сталин бросил на чашу весов свой колоссальный личный престиж и использовал огромное уважение, которое испытывали коммунисты к истории развития СССР. Он добился двойной цели: изолировал югославов и пресек какие-либо возможности возникновения альтернативы /348/ его гегемонии или его модели в других партиях. Когда Сталин получил гордый ответ Тито, он постепенно добился нужных ему постановлений от других партий. Югославы позднее утверждали, что только Димитров приватно пожелал им «держаться твердо», но сам он не мог рассчитывать на поддержку по стороны собственной партии. В то же время его план создания федерации не был принят и самими югославами, занявшими твердую оборонительную позицию абсолютной национальной независимости[25].
Полная программа распространения сталинизма в международном масштабе была сформулирована Сталиным во втором пространном послании, написанном им Тито 4 мая. В девяти главах этого документа были воспроизведены все аргументы предыдущего письма, но они были усилены и развиты полнее как при анализе советско-югославских отношений, так и при изложении общих принципов[26]. К СССР, говорил Сталин, нельзя относиться так же, как к какому- либо иному государству. Его представители имеют право участвовать в решении дел местных коммунистических партий: «огромная опасность» заключается в недооценке значения советского опыта и деле строительства социализма. В этой связи Сталин напоминал положения теории о продолжающемся обострении классовой борьбы, той самой теории, с помощью которой он в 30-е гг. боролся со своими противниками в СССР. Он требовал ее применения и в других странах, в частности при развертывании в них кампании против так называемых кулаков в деревне, навязывая, таким образом, всем странам сталинский путь коллективизации[27]. В каждой стране, добавлял Сталин, партия должна стоять над любой другой общественной или государственной организацией, включая Советы или Национальный фронт; это был знаменитый тезис о «приводных ремнях», то есть еще одно фундаментальное положение сталинской концепции[28].
В течение нескольких недель эти положения стали Евангелием всех народных демократий. Наиболее примечательным аспектом конфликта являлось то, что югославы были склонны полностью принять эти принципы, так как были всегда уверены, что продвинулись далее всех других по пути к социализму; именно в эти самые недели в Югославии были приняты жесткие меры против мелких производителей на селе и в городе. Однако для Сталина это все не было основной проблемой в его споре с ними; это была, скорее, платформа, на которой он намеревался добиться унификации государственных систем в Восточной Европе в соответствии с принципами советского режима. Он не желал прекращать конфликт, даже если югославы и уступили бы в этом вопросе. Прежде всего, необходимо было исключить вероятность покушения на его гегемонию — в этом заключалась подлинная суть столкновения Сталина с Тито. /349/
