Kisowicz», «Niflaot meir Zydyczow», «Zorer hajehudim migrilew» и др.). Юмористические эскизы Натана Самуэли из Львова, писавшего на немецком и еврейском языках («Kulturbilder», 1885; «Min ha’chaim», 1891, и др.), также освещали быт еврейской Галиции в его проявлениях, наиболее чуждых современности. Еврейский быт в Галиции пытался рисовать и немецкий писатель Захер-Мазох («Judengeschichten», 1878-1882, и др.), но его наивные идиллические описания отражают в себе только представления сторонних наблюдателей, не понимающих существа своеобразного чуждого быта. Любимая тема его рассказов — любовь между благородным христианином и еврейской красавицей из фанатически-хасидской среды.
В области еврейской науки Галиция в ту эпоху не создала ничего, что было бы достойно родины Рапопорта и Крохмаля. Львовский ученый Соломон Бубер издавал древние «мидрашим» по рукописным вариантам с критическим сличением текстов («Midrasch Tanchuma», и др.). Мелкие научные публицистические и беллетристические произведения печатались в краковском ежегоднике «Ozar ha’safrut» (изд. Гребера, 1887-1896) и других повременных изданиях.
В Венгрии продолжался раскол в общинах между ортодоксами и «неологами». Ортодоксальные общины не признавали своими раввинами тех, которые получали это звание в будапештской раввинской семинарии (Landesrabinersçhule), где преподавание велось в современном научном духе, и продолжали выбирать себе духовных пастырей из питомцев талмудических школ. С будапештской семинарией связаны имена двух ученых, которые продолжали в Венгрии работу немецко-еврейской научной школы: упомянутый выше Давид Кауфман и Вильгельм Бахер. Бахер, тоже питомец Бреславской теологической семинарии, был в течение 36 лет (1877-1913) учителем и затем директором будапештского рассадника либеральных раввинов, но главная заслуга его состояла в его научно-литературной деятельности. Его труды по истории талмудической Агады («Die Agada der Tannaiten», «Agada der Amoräer», 1884-1899) являются ценным дополнением к истории Галахи, разработанной венским талмудистом А. Г. Вейсом, хотя Бахер занимался больше систематизацией агадического материала, чем историко-критическим его исследованием. Важное значение имели также исследования Бахера о еврейских грамматиках арабско-испанской эпохи и труды по истории библейской экзегетики. Венгерские ученые писали свои книги по-немецки, и только более популярные их статьи печатались в еврейских периодических изданиях на венгерском языке («Magyar Zsido Szemle» и др.). Литература «Гаскалы» на древнееврейском языке не развилась в Венгрии. Зато здесь рано появилась пресса на еврейско-немецком языке, т. е. на сильно онемеченном идише. В 80-х и 90-х годах в Будапеште выходили несколько еженедельников на этом языке, которые в моменты политического оживления превращались в ежедневные газеты («Jüdische Pester Zeitung», «Allgemeine jüdische Zeitung», «Jüdisches Volksblatt», «Jüdisches Tageblatt»). Они читались в ортодоксальных кругах, где, несмотря на любовь к старым традициям, знание древнего национального языка становилось все более редким явлением, между тем как идиш еще оставался обиходным языком еврейских масс и только в официальной статистике заменялся венгерским языком ради вышеуказанных политических целей.
В середине девяностых годов уроженец Будапешта, венский журналист Теодор Герцль, бросил в еврейское общество новый лозунг, который вскоре нашел бурный отклик не только в Австрии, но и далеко за ее пределами. С 1897 года произойдет перераспределение сил в духовной жизни австрийского еврейства (см. дальше, § 33 и следующие).
ГЛАВА III. ПОГРОМЫ И БЕСПРАВИЕ В РОССИИ
§ 12 Реакция при Александре III
В Западной Европе антисемитская реакция была направлена против данной уже евреям гражданской эмансипации, а в России — против эмансипации, ожидаемой со времени либеральных реформ Александра II. Ожидания оказались напрасными. Как внезапно прервались общие реформы царя, освободившего крестьян от личного рабства, но не желавшего освободить Россию от рабства политического, так же быстро прекратились и частичные улучшения в положении евреев. Уже в 70-х годах ясно обозначались здесь черты контрреформ (том II, § 46). Решительная же победа реакции в момент воцарения Александра III сопровождалась таким взрывом юдофобии, какого еще не знала новая Россия. Наряду с бюрократией, решавшей еврейский вопрос в канцеляриях, его стала решать темная народная масса на улицах; рядом с бесправием становится погром. Одновременно с западным антисемитизмом в его культурной оболочке возродилась русская юдофобия в неприкрытых формах гайдаматчины XVII века и полицейских репрессий времен Николая I.
Социально-экономические причины нового антиеврейского движения в России имели сходство с западными только в одном отношении: и здесь и там недовольство вызывалось быстрым «вторжением» евреев в христианское общество и в привилегированные профессии. Льготы, данные при Александре II еврейскому крупному купечеству, усилили конкуренцию в развившемся тогда российском капитализме: насаждении фабричной промышленности, строительстве железных дорог, учреждении банков и разных акционерных предприятий; льготы же евреям с высшим образованием вызывали конкуренцию их с христианами в области свободных профессий. Развилась юдофобская пресса, поощряемая казенными субсидиями: «Новое время» в Петербурге, «Виленский вестник», «Киевлянин» и «Новороссийский телеграф» в провинции вели яростную юдофобскую пропаганду. «Новое время» пустило в ход крылатое слово: «Жид идет!» — тревожный клич о социальном росте тех, которые еще недавно стояли вне гражданского общества. Эта же газета поместила на своих столбцах перевод памфлета немецкого антисемита Марра о «победе еврейства над германством» (1879) и не преминула указать, что такое же победное шествие Израиля совершается в России.
Столкновению на верхах общества соответствовала борьба интересов в низах. После освобождения крестьян массовый еврей пришел в более близкое соприкосновение с крестьянином, так как между ними уже не стоял прежний властелин деревни, помещик. Те сельские и городские евреи, которые раньше кормились около помещика («пориц») в качестве посредников по сбыту сельских продуктов, имели теперь дело также непосредственно с мужиком-земледельцем, ставшим хозяином своего труда. Скупка сельских продуктов в деревнях и на городских рынках, а также обмен их на городские товары производились в Западной России преимущественно евреями, которые в своей массе все еще были прикреплены к мелкой торговле в замкнутой «черте оседлости». Неизбежные столкновения между производителем-земледельцем и торговым посредником приобретали особенно острый характер, когда сделки между ними совершались в содержавшихся евреями кабаках и крестьянский хлеб обменивался на еврейскую водку — позорное наследие польского панства и русского пьянства. Эта знакомая картина Украины времен Хмельницкого и гайдаматчины только политически изменилась при российском режиме, который почти не коснулся культуры раскрепощенного крестьянина и оставил его коснеть в невежестве, пьянстве и грубости нравов. В низах русского народа, на почве, еще насыщенной вулканическими силами старых страстей и предрассудков, всякая политическая «смута» должна была, как встарь, отозваться грозными подземными колебаниями, предвестниками катастроф. И катастрофа разразилась в момент, когда революционный террор в России завершился цареубийством 1 (13) марта 1881 года.
Тут социально-экономические факторы сошлись с политическими, усилившими официальную юдофобию того времени. Революционное движение, которое могло бы быть успокоено уступкою требованию «правового порядка» или
