конституции, все более разгоралось. К концу 70-х годов оно, натолкнувшись на полицейский «белый террор», перешло в красный террор. Непрерывные покушения на жизнь Александра II создали в народе крайне тревожное настроение. Участие группы радикальной еврейской молодежи в революционном движении вызывало гнев в правящих кругах: возмущались тем, что одаренная «льготами» еврейская интеллигенция бунтует против правительства. Крепло убеждение, что реформы вообще развращают народ, который после одной уступки со стороны власти требует дальнейших. Колебавшийся между уступками и репрессиями Александр II в последний год своей жизни склонился к «умиротворению», и назначенный им министр-диктатор Лорис-Меликов должен был осуществить это примирение власти с обществом путем «диктатуры сердца». Был намечен суррогат «конституции» в форме привлечения гласных в земстве к участию в законодательных совещаниях. Но посреди этих приготовлений к компромиссу произошла катастрофа 1 марта 1881 года. В группе террористов, подготовивших убийство Александра II, оказалась одна еврейка, Геся Гельфман, игравшая второстепенную роль в деле: она содержала конспиративную квартиру как сожительница одного революционера [9]. В полицейских сферах это заметили и сделали отсюда надлежащий вывод.
На обагренный кровью престол вступил Александр III, неограниченный монарх с ограниченным политическим кругозором. Человек старорусского склада, ревнитель православия и русской народности, он разделял обычные предубеждения своего круга против евреев. Еще будучи наследником, он выдал награду известному авантюристу Лютостанскому, который поднес ему свой гнусный памфлет «Об употреблении евреями христианской крови». Черпая из подобных книг свои сведения о еврейской религии, будущий царь судил об экономической роли евреев по скандальному процессу поставщиков интендантства во время русско-турецкой войны (том II, § 46). Других сведений о еврействе, по-видимому, не имел будущий властелин пяти миллионов евреев. Свое общее политическое воспитание Александр III получил под руководством ярого реакционера К. П. Победоносцева, бывшего профессора Московского университета, ставшего обер-прокурором Святейшего Синода. Преподавая наследнику русского престола государственные науки, бывший профессор гражданского права успел укоренить в его уме начала гражданского бесправия. Победоносцев сумел внушить своему питомцу представление об идеальном церковно-полицейском государстве, где православный русский народ не «развращен» просвещением и политической свободой, боится Бога и царя, чуждается иноверцев и инородцев. Лозунг «Россия для русских» крепко засел в голове Александра III, который потом неуклонно проводил его в своей политике.
Недолго колебался новый царь после катастрофы 1 марта между противоположными советами своих сановников, из которых либеральная группа советовала дать стране умеренную конституцию, а реакционеры настаивали на сохранении строгого самодержавия и прекращении реформ. Победила партия «великого инквизитора», как потом называли Победоносцева. Составленный им царский манифест 29 апреля возвестил народу тоном небесного откровения: «Глас Божий повелевает нам стать бодро на дело правления, с верою в силу и истину самодержавной власти, которую мы призваны утверждать и охранять». Царь призывал всех верных подданных «к искоренению крамолы, к утверждению веры и нравственности». Вместо европейской парламентской конституции царь скоро даровал России конституцию жандармскую: «Положение об усиленной охране» (август 1881). Этим актом предоставлялась администрации в столицах и во многих провинциях почти неограниченная класть: губернаторы и генерал-губернаторы получили право издавать исключительные законы, отменяющие нормальный закон, арестовывать и ссылать в Сибирь всякого гражданина, подозреваемого в «политической неблагонадежности», и вообще распоряжаться судьбою жителей по своему усмотрению. Эта великая хартия вольностей, дарованная полиции против граждан, впоследствии ежегодно возобновлялась особыми царскими указами, которые распространяли право административного произвола на все новые и новые губернии. Полицейская конституция 1881 года действовала непрерывно четверть века, до парламентской конституции 1905 года.
Цареубийство 1 марта толкало на путь реакции не только правительство, но и значительную часть русского общества, напуганного призраком анархизма. Послышался обычный в эпоху смуты возглас: «Ищите еврея!» Все враждебнее к евреям становился тон правых органов русской печати, в особенности газеты «Новое время». Тотчас после события 1 марта газеты этого сорта стали намекать на участие в нем евреев, и вскоре из южных губерний стали доноситься слухи об ожидаемых там «беспорядках». Какое-то зловещее брожение замечалось в низах русского народа, а с верхов чьи-то невидимые руки толкали народную массу на большое преступление. Таинственные эмиссары из Петербурга появлялись в больших городах юга России (Одесса, Елисаветград, Киев) еще в марте и вели с высшими начальниками полиции секретные переговоры относительно возможного «взрыва народного негодования против евреев», причем намекали на нежелательность противодействия народу со стороны полиции. В вагонах и на станциях железных дорог стали попадаться фигуры великорусских торговцев и рабочих («кацапы», как их называли на юге), которые говорили, что есть царский указ, разрешающий бить евреев в дни ближайшей христианской Пасхи. До сих пор не выяснено, какая именно организация вела в народе эту пропаганду погромов и насколько была причастна к делу тайная лига сановников под именем «Священная дружина», образовавшаяся в Петербурге в марте 1881 г. для охраны особы царя и террористической борьбы с «врагами порядка» (в этой лиге, просуществовавшей до осени 1882 г., участвовали, между прочим, Победоносцев и будущий министр Игнатьев); но что погромы были подготовлены и организованы, видно из того, что они почти одновременно вспыхнули во многих местах юга России и везде совершались по одинаковому шаблону, в смысле однообразия действий толпы и бездействия властей.
§ 13 Южнорусские погромы 1881 года
Гроза началась в Елисаветграде, уездном городе Новороссии с 15-тысячным еврейским населением. Еще накануне русской Пасхи местные христиане на улицах и в магазинах говорили, что скоро «будут бить жидов». Евреи встревожились. Полиция приготовилась к охране порядка в первые дни Пасхи, вызвав для этого небольшой отряд войск. Первые дни праздника прошли спокойно, и на четвертый день, 15 апреля, войска были удалены с улиц. В этот-то момент начался погром. Организаторы его подослали в содержимый евреем кабак какого-то пьяного русского мещанина, который стал там буйствовать, а когда хозяин кабака вытолкнул буяна на улицу, поджидавшая там толпа русских мещан и рабочих закричала: «Жиды наших бьют» — и бросилась избивать проходивших евреев. То был условленный сигнал к погрому. Вот как описано это событие в отчете правительственной комиссии, не предназначенном к опубликованию и потому свободном от обычной в таких случаях официальной лжи:
«В ночь с 15 на 16 апреля на окраинах города было сделано нападение на еврейские дома, преимущественно на питейные заведения, причем был убит один еврей. Около 7 часов утра, 16 апреля, беспорядки возобновились, разрастаясь с необычайною силою по всему городу. Приказчики, служители трактиров и гостиниц, мастеровые, кучера, лакеи, казенные денщики, солдаты нестроевой команды, все это примкнуло к движению. Город представлял необычайное зрелище: улицы, покрытые пухом, были завалены изломанною и выброшенною из домов
