России шла страстная борьба между «политиками» и «практиками». Делегаты из России поехали на конгресс наиболее подготовленными и имели влияние на принятые им решения. В президиум конгресса были избраны, кроме Герцля и Нордау, известный врач-окулист Макс Мандельштам из Киева и лондонский хахам Моисей Гастер. В своей вступительной речи Герцль на этот раз говорил не столько об отдаленных целях сионизма, сколько о ближайших задачах. Во внутренней жизни он выдвинул необходимость «завоевания общин» сионистами, т. е. увеличение их числа в составе правлений общин и различных учреждений для того, чтобы от имени народа не могли выступать самозваные представители, вроде вышеупомянутых «протест-раввинов», которые «молятся о Сионе и борются против Сиона». Во внешней политике рекомендовался простой коммерческий принцип («do ut des»: нужно оказывать турецкому правительству финансовые услуги и получить взамен хартию («чартер») на заселение Палестины; для этого нужно учредить Колониальный банк, который откроет свои операции, как только соберется достаточная сумма денег. Макс Нордау снова произнес сильную речь об общем положении евреев за истекший год. Печальные события этого года — антисемитские демонстрации во Франции в связи с пересмотром дела Дрейфуса, погромы в Алжире и Румынии — дали ему возможность подкрепить свой довод о безнадежности положения в диаспоре. Его речь изобиловала злыми обличениями против сытых и равнодушных к судьбе своей нации евреев Запада, считающих себя евреями на том основании, что они посещают синагогу раз в год, в Иом-Кипур, едят «кошер» и любят цитировать остроты Гейне («Auch-Juden», «Bauch-Juden»).
На втором конгрессе уже обнаружился начавшийся процесс расслоения сионистской партии. Кроме упомянутых разногласий между «политиками» и «практиками», появилась еще оппозиция со стороны социалистического крыла (Н. Сыркин и др.). Началось также расхождение между свободомыслящими и ортодоксами по вопросу о культурной деятельности партий. Раввины из России боялись, что вольнодумные сионисты будут насаждать нечто вроде германских религиозных реформ, и просвещенным западным раввинам (Гастер и Эренпрейс) приходилось успокаивать их уверениями, что культурная работа не будет вторгаться в область религии. Между политиками и практиками был достигнут компромисс в форме решения, что дальнейшая колонизация Палестины должна идти планомерно, с разрешения турецкого правительства и под наблюдением особой комиссии, избранной конгрессом.
Последнее решение обязывало сионистскую экзекутиву предпринять шаги к получению согласия султана на массовую колонизацию Палестины. Герцль пустил в ход все свое дипломатическое искусство для достижения этой цели. Он возобновил переговоры с сановниками султана, которые, по обычаю турецкой дипломатии, хитрили, то обнадеживая вождя сионистов, то уклоняясь от прямого ответа. Не видя возможности прямо воздействовать на султана, Герцль прибег к героическому средству. Узнав о готовящейся поездке германского императора Вильгельма II в Палестину через Константинополь, он отправился в столицу Турции во главе депутации из членов сионистского центрального комитета (Вольфсон, Боденгеймер), был принят императором в аудиенции (18 окт. 1898 г.) и просил его о содействии великому историческому делу, в смысле воздействия на султана. Через две недели (2 ноября) депутация снова представилась императору в самом Иерусалиме. Вождь сионистов обратился к Вильгельму II с речью в высоком историческом стиле, знаменательном в беседе потомка Хасмонеев с потомком рыцарей-крестоносцев: «Депутация от сынов Израиля приближается с глубоким благоговением к германскому императору в стране, некогда принадлежавшей нашим предкам. Нынешнее сионистское движение стремится разрешить еврейский вопрос, считаясь с возможностями нашего времени... Земля наших предков пригодна для колонизации и обработки. Вы, ваше величество, видели эту землю: она вопиет к людям, чтобы они ее возделывали. А среди наших братьев имеется ужасающий пролетариат; эти люди рвутся к земле, которую они могли бы обработать. И мы имеем возможность совершить благое дело, удовлетворяя обеим нуждам, страны и народа. Мы считаем это дело столь хорошим, столь достойным участия самых великодушных людей, что решаемся просить ваше императорское величество о вашей высокой помощи. Мы бы, конечно, не осмелились на это, если бы в наших мыслях было что-либо такое, что могло бы причинить ущерб или обиду властителю этой страны. Дружба вашего императорского величества с его величеством султаном настолько известна, что не может быть сомнения относительно намерений тех, которые обращаются к вам с просьбою о милостивом посредничестве». Герцль закончил свою речь приветствием «могущественному царю мира, вступившему в вечный город».
На речь вождя сионистов «царь мира» — не настоящего, а «вооруженного» — дал ответ неопределенный. Едва ли Вильгельм II годился для роли посредника между турецким султаном и еврейским народом, к которому он не питал никаких симпатий. Слушая восторженную речь Герцля, он мог думать, что если Палестина пригодна для колонизации евреев, то еще лучше было бы заселить ее немцами и тем усилить там политическое влияние Германии. В этом заключалось трагическое недоразумение встречи еврейского рыцаря идеи с германским рыцарем «бронированного кулака»...
Словесная дипломатия не приводила к цели. Приходилось наладить финансовый аппарат сионистской организации — Колониальный банк, чтобы привлечь турок звоном золота. В 1899 г. банк был зарегистрирован в Лондоне (The Jewish Colonial Trust), но открытие его операций состоялось позже, когда подписка на его акции дала требуемый для этого минимум капитала (четверть миллиона английских фунтов, при основном капитале в два миллиона). Акции покупались большею частью небогатыми людьми, и бедный русский еврей часто тратил последние десять рублей на покупку одной акции, думая, что этим и уплатою партийного шекеля он приобщается к строительству родной земли. Только об этом скромном успехе и о своих аудиенциях у высоких особ мог возвестить Герцль в своей речи при открытии третьего конгресса сионистов в Базеле (15-18 августа 1899 г.). Теперь он счел нужным яснее формулировать главную цель образуемого финансового органа: получение от турецкого правительства «чартера», или колонизационной концессии, в Палестине, в форме договора между Портою и Еврейским Колониальным банком, как юридическим лицом, легализованным в Англии. Третьему конгрессу был представлен проект колонизации на близком к Палестине острове Кипре, находившемся под властью Англии. Проект был внесен Давидом Тритчем, пропагатором идеи «большой Палестины», т. е. еврейской колонизации в соседних с Палестиною странах. Однако настроение большинства делегатов было таково, что одно обсуждение «кипрского проекта» казалось изменою родной земле. Поднялись сильнейшие протесты, и проект был снят с очереди. Так же бесплодно для прямой цели сионизма прошел четвертый конгресс, собравшийся в августе 1900 года в Лондоне. Переменою места конгресса надеялись привлечь к делу внимание английского общества и главным образом лондонских богачей. Цель не была достигнута. Населенный русско-еврейскими эмигрантами Ист-Энд, или Уайтчепель, восторженно встретил глашатаев избавления, но аристократический Вест-Энд оставался равнодушным; некоторые из ассимиляторов протестовали даже в печати против занесения еврейского национального вопроса в Англию, где люди
