принял решение о требовании ограниченной «национально-культурной автономии» только в смысле признания прав еврейского народного языка в школе и в публичных учреждениях.
Таким образом, постепенно национализировалась и та идеология, которая по марксистской догме была враждебна национальному принципу. Это объяснялось новыми веяниями среди западной социал-демократии, особенно в Австрии. Конгресс австрийских социал-демократов в Брюнне (1899), стремясь развязать узел национального вопроса в пестрой монархии, признал вполне законными автономистские стремления национальных меньшинств, рассеянных среди территориальных наций. Австрийский социалист Шпрингер (Реннер) развил свою теорию «персональной автономии» для таких экстерриториальных народностей, сводящейся, в сущности, к тому типу общинного самоуправления, который давно установился в еврейской диаспоре. Это общее стремление сочетать социализм с национально-освободительным движением нашло живой отклик среди сионистов и автономистов. Между 1901 и 1905 годами возникли три таких идейных направления в различных кружках, постепенно формировавшихся в партии или фракции: 1) «Поалэ-Цион» (Рабочие Сиона), мечтавшие об идеальном сочетании национализма и социализма в строящейся свободной Палестине и считавшие культурную работу в голусе лишь временной задачей на пути к этому высшему идеалу; наиболее последовательным из их теоретиков был молодой Бер Борохов из Екатеринослава; 2) «Сионисты-социалисты», которые сначала выработали очень радикальную теорию: истинный социализм среди евреев может быть осуществлен только на особой национальной территории, ибо в диаспоре еврейские массы, вытесняемые из крупной индустрии, не могут «пролетаризоваться» и вести правильную классовую борьбу; 3) группа «Возрождения», которая отодвигала на дальний план идеал территориализма и считала ближайшей задачей борьбу за максимум национальной автономии в диаспоре. Эта последняя группа организовалась после революции 1905 года в Еврейскую социалистическую партию; члены ее назывались также «сеймистами», так как в их программе национальной автономии был пункт о еврейском сейме, как центральном органе самоуправления общин. Главным идеологом этой группы был талантливый публицист Хаим Житловский, писавший преимущественно на народном языке и имевший наибольшие заслуги в деле пропаганды еврейской национальной идеи в социалистических кругах [23]. Всем этим группам или просто идейным направлениям предстояли еще различные превращения под влиянием переворотов первых десятилетий XX века, как будет изложено в следующих главах.
§ 39 Литературный ренессанс
С национально-политическим движением был связан литературный ренессанс, давший особенно богатые плоды в России. Если в середине XIX века такой ренессанс был вызван просветительным движением «гаскалы», то к концу века направляющей силой в литературе стала идея национального возрождения. Новый путь шел теперь от гуманизации к национализации, или, точнее, к синтезу обеих. Этот процесс, начавшийся еще в 80-х годах (выше, § 22), созрел к концу следующего десятилетия. Сближение интеллигенции с народом сказалось прежде всего в том, что литература на обоих еврейских языках, иврите и идише, европеизировалась, а литература на русском языке национализировалась по своему духу. Совершенствовались и формы обоих еврейских языков, и усиливалось оригинальное творчество как в поэзии, так и в идеологической публицистике.
Оживилась прежде всего периодическая печать. К началу 90-х годов прежние еженедельники на древнееврейском языке преобразовались в ежедневные политические газеты европейского типа («Гамелиц» в Петербурге и «Гацефира» в Варшаве). Через несколько лет научно-литературные сборники, выходившие раз в год, уступают место более живому, откликавшемуся на вопросы дня, ежемесячному журналу «Гашилоах», выходившему с 1896 года под редакцией Ахад-Гаама в Одессе (с 1903 года редактировался И. Клаузнером). Этот журнал имел большое влияние на миросозерцание молодежи на рубеже двух веков. Литература на народном языке, прежде скромно ютившаяся в ежегодниках, получила свой живой еженедельный орган («Der Jud» в Варшаве, 1899-1902) и наконец свою первую ежедневную газету («Der Fraid» в Петербурге, с 1903 года), за которою последовал ряд новых бойких газет в Варшаве и других центрах «черты оседлости». Прежний боевой орган эмансипации «Восход» (еженедельник и ежемесячник) все более приближался к национальному направлению, а другой петербургский еженедельник на русском языке «Будущность» (1899-1903) — к сионизму. Но гегемония явно переходила от этой интеллигентской литературы к той, которая непосредственно влияла на массового читателя при помощи древнего книжного языка и живой народной речи.
В идейной публицистике царил тогда Ахад-Гаам, система которого изложена выше (§ 36). Он чутко откликался на волнующие вопросы дня и на вечные проблемы иудаизма, или, точнее, — связывал те и другие в одно органическое целое, в цепь эволюции. Эти отклики, собранные в трех томах его книги «На перекрестке дорог» («Al paraschat derachim», 1895 -1904), находили путь к уму и сердцу того читателя, который стоял на распутье и не знал, куда идти: по пути прежнего одностороннего «просвещения» или нового синтеза гуманизма и национализма. В журналистике первое место занимал редактор варшавской «Гацефира» Нахум Соколов, примкнувший после некоторых колебаний к политическому сионизму. Целое поколение читателей в глухих местах Польши и Литвы воспиталось на его статьях, где европейское и еврейское сочеталось в удивительной гармонии. В литературной критике представителем модернизма был Давид Фришман (1864-1922), который в своих критических отзывах преподавал еврейскому читателю правила эстетики («Tohu wa’bohu», Варшава, 1885: «Michtavim al dvar ha’safrut», 1898). В переводных и оригинальных рассказах и поэмах Фришман также много сделал для усовершенствования нового стиля древнего языка. Особняком стоит в еврейской литературе Миха-Иосиф Бердичевский (1865-1921). Его жизненный путь от родины Бешта в Подолии до Бреславля и Берлина вызвал в его душе кризис, подобный пережитому Соломоном Маймоном. Учение Ницше вызвало в бывшем хасиде и талмудисте бунт человека против еврея, индивида против коллектива. Бердичевский возмущался гипертрофией духовности, книжности в еврейской культуре и страстно полемизировал против «духовного сионизма» Ахад-Гаама. В своих исканиях он нашел какой-то мост между ницшеанством и мистицизмом. В своих рассказах из хасидского быта он с тоскою рисует примитивную цельность хасидской психики, как контраст к душевной разорванности современного интеллигента [24]. В последние годы жизни Бердичевский нашел успокоение в волшебном царстве Агады, Мидраша и старой мистической литературы. Он подверг их легенды поэтической обработке и преподнес их читающей по-немецки публике под псевдонимом Бин-Горион («Die Sagen der Juden», «Der Born Judas», 1913-1916).
Литературный ренессанс в полном смысле этого слова проявился в области чистой поэзии на древнем национальном языке. И язык, обновленный фалангой поэтов XIX века, и самое содержание возрожденной еврейской поэзии достигли высшего совершенства в творчестве Хаима-Нахмана Бялика (1873-1934). Уроженец маленького местечка Волыни, прошедший суровую школу бедности в доме родных и строгую талмудическую школу в бет-гамидраше, Бялик дошел до вершин раввинской науки в прославленной воложинской иешиве, но скоро свернул на обычный путь «гаскалы». Здесь он попал в полосу идей Ахад-Гаама, увлекавших иешиботскую молодежь в начале 90-х годов. В области поэзии на юношу имели влияние,
