психологического романа («Стемпеню», «Иосель Соловей», 1889-1890), желая создать противовес сенсационным лубочным романам Шомера-Шайкевича и других «жаргонных» сочинителей, но скоро он нашел свой настоящий путь — бытописателя-юмориста. В коротких очерках, сцепляющихся в большие серии под именем главного героя-рассказчика («Менахем-Мендель», «Тевье дер-Милхикер», 1903-1905), он изображает простодушные типы обитателей Мазеповки и Касриловки — типичных местечек «черты», какими они являются в своих бедных патриархальных гнездах и в больших городах, куда попадают иные из них в поисках куска хлеба. Наивный, веселый бедняк, оценивающий все мировые явления с высоты своего муравейника или с добродушным смехом повествующий о своих злоключениях, — таков излюбленный герой Шолом-Алейхема. «Маленькие люди с маленькими понятиями» («Kleine Menschelech mit kleine hassogois»), трагикомические фигуры гетто в образе торгового посредника, вечного искателя коммерческих предприятий Менахем-Менделя, или «смеющегося философа» Тевии Молочника — все они характеризуют перелом в старом быту, совершившийся под влиянием хозяйственных и культурных перемен конца XIX века.
Наиболее вдумчивый народный писатель того времени, варшавянин Леон Перец (1851-1915), писал свои первые рассказы и поэмы в духе эпохи просвещения. Он воспроизводит типы темных людей Польши, завороженных гипнозом хасидизма, бездельников-«бат-ланим», набрасывающих всю тяжесть семейных забот на своих более практичных жен, вскрывает социальные недуги — эксплуатацию рабочих хозяевами и жуткую картину голодающих масс рядом с немногими сытыми («Erzählungen und Bilder», «Reisebilder», 1890-1900). Но постепенно он переходит от социальных явлений к психологическим проблемам, от реализма и сатиры к символизму и той хасидской романтике, которую раньше обличал. Он находит здесь под мистическою оболочкою следы глубокого миросозерцания и создает свой культ цадика — цельной гармоничной натуры, стоящей над обыденной жизнью и поэтому обаятельной для всех, желающих очиститься от житейской тины. «Народные рассказы» Переца («Volkstümliche Geschiten», 1909) представляют собою поэтическую переработку хасидских легенд, которыми еще насыщена атмосфера еврейской Польши. Если реалист Шолом-Алейхем рисует с добродушным юмором внешний быт еврейского городка с его «маленькими понятиями», то обратившийся в символиста Перец поэтически освещает самую душу народную, проявляющуюся в наивном миропонимании этих мистиков. Под конец своей жизни он совершенно углубляется в отвлеченный символизм.
Более непосредственно, чем юморист и символист, постиг эпическую красоту патриархального быта младший их современник Шолом Аш (род. в Кутно, Варшавской губернии, в 1881 г.). Его повесть «Городок» («А Städtel», 1904), названная «поэмою», но написанная обыкновенною прозою, воспроизводит жизнь типичного еврейского местечка Польши в спокойном идиллическом тоне, как изображен домашний быт греков у Гомера или старонемецкий быт в «Германе и Доротее» Гете. Здесь нет ни юмора, ни критики, ни символики, а есть непосредственное чутье старого, крепкого уклада жизни, еще не тронутого бурею времени в глухих уголках еврейской Польши. От этого эпоса Аш перешел к драме и новелле, но эта деятельность его развилась уже после революции 1905 года.
Медленнее совершается развитие стихотворной поэзии на живом языке народа, занявшем столь видное место в беллетристической прозе. В этой области пробовал свои силы Фруг. Первые его стихи на идише носят еще юмористический фельетонный характер, так как поэт сначала относился свысока к народному просторечию, но позже он более привязывается к своей «жаргонной» музе, и порою содержание его народных стихотворений возвышается до лирического пафоса лучших его произведений на русском языке. Вначале своей литературной деятельности писал стихи на народном языке и Перец, но лирика его составляла перепевы из Гейне, а бытовые поэмы были заслонены более талантливыми прозаическими произведениями этого писателя.
Некоторое оживление замечалось и в научной литературе. К концу века усиливается работа, составляющая продолжение деятельности западных творцов еврейской науки. С 90-х годов систематически разрабатывается история евреев в Польше и России. Появляется ряд исследований и монографий по еврейской истории, преимущественно на русском языке (в петербургском ежемесячнике «Восход» и др.). По сравнению с произведениями западной «науки иудаизма» еврейская историография в России сделала шаг вперед: она рассматривает еврейскую историю не только как историю иудаизма, а под аспектом социологическим, как историю живого народа, который творил свою социальную и духовную жизнь на всех этапах Востока и Запада на протяжении тысячелетий, подчиняясь законам эволюции всего человечества.
ГЛАВА II. ПОГРОМЫ И РЕВОЛЮЦИЯ В РОССИИ (1903-1907)
§ 40 Кишиневская резня и начало политических погромов (1903)
Двадцатилетняя реакция в России вскормила революцию. Оглушенная ударом начала 80-х годов, русская революция очнулась к началу XX века, после окончательного крушения надежд на перемену политического курса со стороны правительства Николая II. Усилилось движение среди рабочих и студентов, участились забастовки на фабриках и «беспорядки» в университетах, оживилась революционная пропаганда в подпольной и заграничной печати. В 1898— 1900 гг. сформировались две большие российские партии: социал-демократов и социалистов-революционеров. Последняя допускала и террор как орудие борьбы с царизмом, подавлявшим всякую идейную пропаганду мерами полицейского террора. Весною 1902 года жертвою революционного террора сделался министр внутренних дел Сипягин, убитый в здании Государственного совета. Царь ответил на это назначением на тот же пост еще худшего реакционера, бывшего директора Департамента полиции В. Плеве. Этому человеку суждено было сыграть роковую роль в мартирологе русского еврейства.
Можно было заранее предвидеть, что в новое революционное движение втянется значительная часть еврейской молодежи. Наиболее истерзанные царским режимом, евреи давали для революционной армии бойцов в пропорции, превышавшей их численность в стране, но и эта пропорция едва соответствовала их страданиям. Социалисты-евреи вступали обыкновенно в Российскую социал-демократическую партию или в свой Бунд, исповедуя учение Маркса и признавая только планомерную классовую борьбу, но их было немало и в русской партии социалистов-революционеров, где некоторые выдвинулись в рядах вождей (Гершуни, Гоц и др.). Непосредственное участие в террористических актах евреи редко принимали. Один такой акт был совершен единолично членом Бунда, рабочим Гиршем Ленертом в Вильне. Возмущенный дикою расправою местного губернатора фон Валя над еврейскими рабочими, устроившими демонстрацию 1 мая 1902 года (полиция публично секла их розгами в присутствии губернатора), Лекерт стрелял в грубого сатрапа; губернатор остался цел, а мстителя за народную честь повесили. После этого усилились аресты среди еврейской молодежи повсеместно, тысячи томились в тюрьмах и ссылались в Сибирь. В жандармском уме Плеве созрел дьявольский план: отвлечь народное недовольство от правительства в сторону «инородцев», особенно евреев, и таким образом скомпрометировать русское освободительное движение, как дело еврейских рук, чуждое русскому народу. Для этого надо было снять плотину, некогда поставленную правительством против погромного потопа, и дать возможность юдофобам организовать где-нибудь внушительный кровавый погром. «Утопить революцию в еврейской крови» — такова была формула страшной идеи, которая с 1903 года проводилась жандармами Николая II в
