Министров. Напрасно Столыпин убеждал Николая II в необходимости некоторых уступок в еврейском вопросе с целью «успокоить нереволюционную часть еврейства», напрасно указывал на неудобство создавшегося положения, при котором «общество и еврейство» будут вправе говорить: «Совет Министров единогласно высказался за отмену некоторых ограничений, но государь пожелал сохранить их». Царственный тупоумец, ведший Россию к гибели, не соглашался на уступки. Молва гласила, будто он ответил: «Пока я царствую, не бывать в России равноправию евреев». Николай II всецело находился тогда под влиянием так называемого «второго правительства» придворных реакционных сановников, которые опирались на «Союз русского народа». Этот союз, занимавшийся специально устройством еврейских погромов, был скоро признан в царской грамоте «опорою трона».
Осталась еще надежда на новую Думу, которая должна была собраться в феврале 1907 года. Выборная кампания везде велась под давлением администрации и ее черных «союзников», стращавших евреев погромами в случае успеха еврейских кандидатов. Состав второй Думы получился ненормальный: усилились два крайних фланга — правый и левый, реакционеров и социалистов, а конституционно-демократический центр ослабел. От евреев прошли в Думу только три депутата, люди малоизвестные, так как депутаты первой Думы, привлеченные к суду за «Выборгское воззвание», не могли выставить свои кандидатуры. Вся деятельность нового парламента протекала в бесплодной борьбе левого и правого его крыльев. Еврейским вопросом занимались только в «Комиссии о свободе совести». Правительство внесло законопроект об отмене всех вероисповедных ограничений, «кроме еврейских», а комиссия постановила исключить это изъятие для евреев и таким образом провести еврейское равноправие под флагом свободы совести. Но и тут надежда не оправдалась: вторая Дума скоро была распущена под предлогом раскрытого заговора ее социал-демократической фракции. Совершился государственный переворот 3 (16) июня 1907 года: прежний избирательный закон, дававший возможность представительства демократическим элементам и угнетенным нациям, был изменен так, чтобы в Государственной Думе было обеспечено консервативное большинство из дворян и духовенства. Началась эпоха новой реакции, направленной против всех завоеваний революции.
ГЛАВА III. ЕВРЕЙСКИЙ МИР В НАЧАЛЕ XX ВЕКА ДО МИРОВОЙ ВОЙНЫ
§ 45 Германия (1901-1914)
В то время как в России юдофобия усиливалась в борьбе ожесточившегося царизма с освободительным движением, в Германии замечалась убыль воинствующего антисемитизма. В последние два десятилетия XIX века западный антисемитизм пережил свою бурную юность, а в начале нового века вступил в полосу степенной зрелости. Уличный антисемитизм уже мало кого привлекал. Это обменялось не ослаблением юдофобских чувств в немецком обществе, а напротив — склонностью к более серьезному и целесообразному их проявлению. Антисемитизм ушел с шумной поверхности жизни в глубь ее и там продолжал свое разрушительное дело. В консервативных кругах общества он в такой «корректной» форме считался признаком хорошего тона. «В сущности, всякий порядочный человек есть антисемит», — говорил один из лидеров консервативной партии. Консерваторы простили антисемитизму грех его юности, игру в социализм, и сделали его орудием своей сословной политики: юнкерской, феодально-аграрной, капиталистической. По этому пути легальной борьбы с еврейством шли и реакционные правительства Германии, в особенности Пруссии. Министры не только фактически нарушали обеспеченное конституцией гражданское равноправие евреев, но даже не стеснялись, в ответах на запросы оппозиции, заявлять с трибуны рейхстага, что так и должно быть, ибо если государство признало формальное равноправие евреев, то христианское общество еще не признало их гражданской равноценности.
В заседании прусской палаты депутатов (февраль 1901 г.) министру юстиции Шенштедту был предъявлен запрос: почему он не назначает евреев-юристов на судейские должности и даже не утверждает в должности нотариусов достойнейших кандидатов из их среды? Министр ответил: «Я не отрицаю превосходных качеств еврейских нотариусов, их честности, добросовестности, сознания долга, но я не могу не принимать в соображение тот факт, что значительная часть христианского населения относится к евреям с недоверием, между тем как именно должность нотариуса, к которому обращаются по самым интимным делам, требует особенного доверия. То же приходится сказать о назначении евреев судьями». Прусская палата депутатов, состоявшая в большинстве из представителей привилегированных сословии, косвенно одобрила ответ министра в принятой ею резолюции: «На будущее время министерство при утверждении нотариусов будет руководиться, как и до сих пор, соображениями об интересах всего населения». Еврейские общины Берлина, Франкфурта, Кенигсберга и других прусских городов обратились к имперскому канцлеру, прусскому министру-президенту Бюлову с протестом по поводу антиконституционного заявления министра юстиции, но тот даже не удостоил их ответом.
В том же году евреи Великого герцогства Гессен-Дармштадт подали в ландтаг петицию, в которой жаловались, что еврейские кандидаты на должности судей и прокуроров постоянно устраняются, а назначается лишь тот из кандидатов, который соглашается принять крещение. Как в старое, доконституцинное время, — писали петиционеры, — господствует порядок, при котором измена религии поощряется, а верность ей карается. В ответ на эту жалобу гессенский министр юстиции Дитмар повторил объяснение своего прусского коллеги: принципиально он верен конституции, но в каждом отдельном случае он должен считаться с настроением населения, которое, например в деревнях, может быть недовольно назначением еврея на должность судьи. То же делалось и в Саксонии, Мекленбурге, Брауншвейге, Вюртемберге. Исключение составляла Бавария, где евреи чаще назначались на должности городских судей, прокуроров и нотариусов.
Во всех государствах Германии евреев в армии не допускали на офицерские должности. Это принималось евреями как выражение недоверия к их патриотизму и особенно огорчало тех, которые были не совсем свободны от прусского культа армии. Обидно было солдату, дослужившемуся до офицерского чина, продолжать службу в нижнем чине и выйти таковым в запас армии. На неоднократные запросы оппозиции в прусском ландтаге и других парламентах Германии военные министры давали обычный ответ: они не могут влиять на офицерские корпорации, которые не выбирают евреев своими членами, не признают их товарищами. Это было естественно: прусское юнкерство не могло брататься с людьми, предки которых не прославились подвигами кулачного рыцарства. Но евреев вытесняли также из той области, где они, потомки древнейших рыцарей духа, были бы более всего на месте: выдающихся ученых перестали назначать на должности ординарных профессоров в высших учебных заведениях; многим давали титул профессора, но к кафедре не допускали. Тут была вина не только министров просвещения, но и факультетских советов, избегавших ставить еврейские кандидатуры, так как антисемитизм был распространен и среди профессоров. В гимназиях и реальных училищах, содержимых на счет муниципалитета, евреи занимали должности учителей, но в низшие народные школы им всячески преграждали доступ. Уже принятым учителям и учительницам из евреев поручали здесь обыкновенно преподавать математику и естественные науки, но не немецкий язык и историю, столь важные
