и обычаям. Они имели значительный перевес над своими противниками. В 1906 г. большая половина крупных общин и три четверти мелких состояли из ортодоксов. Древнее благочестие ютилось преимущественно в глухих местечках, как в России и Польше. У ортодоксов национальная идея тонула в религиозной, а у неологов ее вытесняла ассимиляция. Поэтому некому было здесь вести борьбу за государственное признание еврейской национальности. Обе партии добивались только конфессиональной автономии общин в различных формах.
Венгерское правительство требовало, чтобы съезд выборных от всех еврейских общин выработал проект устройства и самоуправления их, но враждующие партии не могли сойтись. Неологи готовы были идти на соглашение, но ортодоксы не желали восседать в совете нечестивых. В начале 1912 года удалось наконец созвать в Будапеште конгресс представителей обеих партий. На конгрессе раздавались пламенные призывы к единению, к созданию центральной организации общин или одной «канцелярии» вместо двух — реформистской и ортодоксальной. Была принята резолюция о «единстве и неделимости еврейства» в пределах автономных общин. Однако благие намерения не осуществились. На конгрессе были представлены из двух тысяч общин только 243, и в том числе только 26 ортодоксальных. При таком составе конгресса ортодоксы не могли считать себя связанными его решением. Религиозный дуализм в общинном строе венгерского еврейства остался столь же прочным, как дуализм политический в общем строе двуединой империи.
В ассимилированных еврейских кругах Венгрии особенно поражал какой-то утрированный мадьярский патриотизм запуганных людей. Над этими людьми давила всей своей тяжестью ультранациональная Партия независимости, некогда давшая евреям эмансипацию под условием их полной мадьяризации. Еврейские депутаты венгерского парламента пропускались сквозь фильтр этой шовинистической партии. 10-15 таких смиренных мадьяров Моисеева закона сидели в парламенте и голосовали по указке «начальственной» фракции. Требование национальных прав для евреев казалось бы им страшным революционным актом, нарушением старого «торгового договора»: ассимиляция за эмансипацию. Материально обеспеченные венгерские евреи, особенно в столице Будапеште, где еврейская община из 170 000 душ превосходила численностью общины венскую и берлинскую, боялись за свое благополучие в случае новой вспышки антисемитизма. Только постепенно распространившийся сионизм вносил новые понятия в некоторые круги еврейского общества. Но не успело еще еврейское национальное движение развернуться, как грянула мировая война, нанесшая удар всей австро-венгерской монархии и раздробившая еврейский центр в Венгрии.
§ 47 Россия в годы контрреволюции (1907-1914)
В предыдущей главе были уже описаны события бурного времени революции и погромов в России в начале XX века. Государственным переворотом 1907 года (выше, § 44) был нанесен решительный удар освободительному движению. Благодаря изменению избирательного закона, конституция стала слугою самодержавия. Государственная Дума была обеспечена таким правым большинством, которое могло служить верною опорою реакционного правительства. Власть в стране получили те черные сотни, которые в 1905 г. противопоставили революции еврейские погромы. Крайние монархические группы, объединившиеся в «Союз русского народа», открыто выступали с лозунгом отмены конституции. Глава союза, доктор Дубровин, послал поздравление Николаю II по случаю июньского переворота и получил от царя ответ, что отныне «Союз русского народа» будет надежною опорою престола. Пошла полоса контрреволюции. Ежедневно столбцы газет пестрели известиями об арестах политически подозрительных лиц и о казнях революционеров. «Столыпинский галстук» (веревка повешенного по приговору военно-полевых судов) стала эмблемою государственной власти. Зрелище ежедневных казней, длившееся около двух лет (до 1909 г.), исторгло из груди великого старца Льва Толстого отчаянный крик: «Не могу молчать!» Между тем как провинившиеся в революционных увлечениях юноши и девушки, среди которых было немало евреев, уводились на казнь, преступники из черной сотни, участники патриотических погромов 1905-1906 гг., оставались ненаказанными. Большая часть их вовсе не была предана суду местными властями, которые старались скрыть следы своего собственного участия в организации погромов; но и те, которые попадали на скамью подсудимых и осуждались за убийство и грабеж, освобождались от наказания предписаниями из Петербурга. В таких случаях местный отдел «Союза русского народа» посылал прошение на имя царя, через министра юстиции Щегловитова, о помиловании этих участников «патриотических манифестаций», и почти всегда такая амнистия давалась — может быть, в силу тайного договора, заключенного между царским правительством и погромщиками в 1905 г. Зато еврейских участников самообороны против погромов не щадили. В Одессе военно-окружной суд приговорил к продолжительным каторжным работам группу молодых евреев за участие в отряде самообороны в дни октябрьских погромов, или — как превратно формулировал суд — «за участие в сообществе, поставившем себе целью ниспровержение существующего строя путем вооружения еврейского пролетариата для нападения на полицию и войска».
При таких обстоятельствах происходили осенью 1907 г. выборы в третью Государственную Думу. Новый избирательный закон преградил доступ туда наиболее прогрессивным и демократическим элементам, а правительство путем полицейского террора устраняло от выборов многих оппозиционных кандидатов. Вследствие этого многие еврейские кандидаты не прошли. В Думу попали только два депутата-еврея от Ковенской и Курляндской губерний (Н. Фридман и Л. Нисселович), ранее неизвестные в рядах общественных деятелей. В новом парламенте образовалось правое большинство путем сближения консервативного центра в лице партии октябристов с правым крылом реакционеров и «союзников». В еврейском вопросе это правое большинство действовало дружно против малочисленной оппозиции, состоявшей из фракций кадетов (конституционных демократов), трудовиков и горсти социалистов. Свое отношение к еврейскому вопросу реакционная Дума обнаружила в первые же сессии, при обсуждении законопроекта о неприкосновенности личности. По требованию оппозиции свобода передвижения была признана одним из условий неприкосновенности личности, но большинству удалось включить в законопроект такую оговорку: «Никто не может быть ограничен в праве избрания места пребывания и передвижения, за исключением случаев, указанных в законе, и евреев, прибывших в места вне «черты оседлости» (1908). Тут было злостное намерение укрепить институт «черты оседлости», т. е. заключения миллионов людей в определенном районе в виде изъятия из общего правила свободы передвижения.
Тяжелы были не только эти правовые ограничения, но и те издевательства над еврейством, которые при обсуждении еврейского вопроса допускались на правом крыле Думы. Черносотенцы под главенством бессарабского депутата Пуришкевича и курского Маркова, нагло глумились с трибуны над евреями, как, впрочем, и над всеми принципами свободы, равенства и человечности («слюнявый гуманизм» — выражение Маркова). Слова «жиды» и «жидовский» постоянно слышались с правых скамей. В каждый законопроект вносились поправки с целью ограничить или оскорбить евреев. Военному министерству предлагалось добиться исключения евреев из армии, как элемента вредного и ненадежного во время войны, не принимать евреев в студенты военно-медицинской академии ввиду революционной пропаганды еврейских врачей в армии во время японской войны. Октябристы требовали недопущения евреев в мировые судьи, так как это противно началам «христианского государства»
