(Заносит ятаган)
МНЕВЭР падает обезглавленная. Мгновение общего безмолвия.
Что сделал я?.. О, эта голова…
Раскрыты хризофразовые очи,
Но тайна страшная застыла в них…
А губы сомкнутые стали кротче,
Но странный смех в них, бледных и немых…
Так вот что сталося с Мневэр прекрасной,
С единственной, кого любил Узбек?..
Как кончишь без нее свой век злосчастный
Ты, мощный хан и нищий человек?..
(Задумывается.)
Невркой! Подай мой кубок неизменный —
Тот череп вражий, что добыл я сам…
Шейбан! Отдай тот перстень драгоценный,
Что мне хранил…
Впервые ты, Шейбан, мне плохо служишь.
Иль умереть не властен властелин?
Так дай его тому, с кем годы дружишь!
Причудливое милое творенье!
Ты умерла с проклятьем на устах,
Но всё ж меня любила ты… Мгновенье!
Пью за тебя…
(Выпивает кубок и падает.)
ВСЕЗАНАВЕССцена, как и в прологе, представляет крышу, но уже Эдемского дворца.
Сзади – тонкий белый минарет, смутно мреющий в жемчужном рассветном небе, на котором ярю сверкает утренняя звезда. Дальше – в дымке – перистые силуэты пальм и кружевные абрисы райских строений.
В середине, на голубом ковре, стоит МНЕВЭР, держащая в одной руке блюдо с плодами, а в другой – кубок с вином. Справа от нее – УЗБЕК, слева – ГЯУР, преклонившие колени. Лица всех трех как бы опрозраченно утончены. Вкруг шеи МНЕВЭР – странное гранатовое ожерелье.
МНЕВЭР
Текут века… Но так же над вселенной
Звезда любви восходит, заблестев,
И от земли всё так же неизменно
Несется стон влюбленных в жен и дев…
Под этою звездою златолучной
Живет всё так же темная земля, —
И, с женщиной доныне неразлучный,
Мужчина любит, славя и хуля.
Ей он приносит пламенные клятвы
И жгучие проклятья до сих пор,
Приносит золотящиеся жатвы
И румянеющий плодовый сбор…
Из-за нее за голубым алмазом
Он рудокопом роется в горах,
Из-за нее ныряет водолазом
За розовой жемчужиной в морях,
Из-за нее бредет бродягой смелым
Туда, где черных жителей страна,
Из-за нее купцом плывет умелым
В страну что желтыми населена…
Чтоб всё ей дать, он новым Тохтамышем
Войной несется в глубь чужих земель.
Он всё ей дал, мы это знаем, слышим…
Но только воли не дал ей досель…
Напротив! Чтоб прекрасная рабыня
Из вечного гарема не ушла,
Жилище ей он воздвигает ныне
Из блещущих металлов и стекла.
Усовершенствует свои изделья
Из тканей и мехов, камней и кож,
Придумывает новые веселья,
Чтоб день один с другим бы не был схож.
Но что все ожерелья, перья, цитры —
Ей, разгадавшей этот вольный плен?
И страсть его родит лишь холод хитрый,
А верность – тьму обманов и измен.
Любовь земли, как прежде, – ласки, розы,
Лазурный морок, розовая ложь,
Потом, как прежде, – муки и угрозы,
А разрешает всё… замок иль нож!
А женщина – то странное созданье —
Невольница и вместе госпожа,
Полна, как прежде, злого обаянья,
Лукавой красотою хороша!
Ее объятие неизгладимо,
И незабвенен запах от волос…
В очах ее – ответ невыразимый,
А на устах – немыслимый вопрос.
В ней – сила своеволья, сладострастья,
В ней – мудрость опыта и колдовства, —
И ввек не изменить мужскою властью
Ее изменчивого существа!
И я была одной из этих женщин,
И я была одной из этих жен, —
И каждый мой восторг был приуменьшен,
И каждый мой порыв – подстережен.
Я умерла – и в странах совершенства,
Как суждено то было раньше мне,
Дарю возвышеннейшее блаженство
Всем быть достойным в этой вышине…
Но им, меня любившим в прежней жизни,
Дарю я лучшее, что знает высь…
О, мой напиток! Золотистей брызни!
О, плод мой! Розовее разломись!
(Подает кубок УЗБЕКУ, а плод – ГЯУРУ.
Они принимают, склонившись)
Когда-то в нас троих кипели страсти,
Когда-то нас разъединяла плоть, —
И сердце любящее на две части
Должна была тогда я расколоть…
А ныне, здесь, когда мы – бестелесны,
Всё прошлое – как тягостные сны,
И близостью духовной и прелестной
Со мною оба вы утолены.
(Обращается к УЗБЕКУ)
Пусть кудри на висках твоих уж седы, —
Но нескончаемо мне дороги,
О, мудрый! Важные твои беседы
И нежные пожатия руки…
(Обращается к ГЯУРУ)
И пусть уста твои неговорливы, —
Милы мне бесконечно и всегда,
О, златокудрый! – облик твой красивый
И тех же уст лобзания в уста…
Осталась память о кровавой были
Там, в нашей усыпальнице, в степях…
Мы ж дней вражды не помним… Всё забыли,
Покинув бренный тлен и пыльный прах…
Лишь в роковом гранатовом убранстве
На горле в знак ее мне быть должно.
Да, уж века в лазурном этом ханстве
Я вас люблю и разно и равно.
УЗБЕК и ГЯУР целуют благоговейно ее руки.
Ступайте ж на лужайки золотые
От крокусов, нарциссов и лучей,
Серебряною пылью залитые
Бассейнов, и фонтанов, и ключей!
Садитесь под лазурные деревья
Тенистых пальм, и персиков, и фиг, —
Любуясь, созерцайте пляски девьи,
Воздушные, как тень, как дым, как миг!
И пейте вы небесные шербеты,
И обоняйте райский аромат…
Исполнились все древние обеты,
О чем мы грезили века назад!..
УЗБЕК и ГЯУР кланяются, скрестив руки на груди, и удаляются.
(Оставшись одна и обращаясь к зрителям)
Вы разгадали ли теперь, о люди,
Меня – одну из тайн всех бытия?
Я – женщина… И я всегда в причуде.
Я – женщина… И вся в измене я.
Моя природа – вот моя разгадка.
Так не считайте же меня дурной:
Не стала бы любовь такою сладкой,
Когда б я вечно не была иной…
И жизненность моя – вот в чем вся тайна.
Не называйте ж лживою меня:
Не стала б ночь со мной необычайной,
Коль после каждого бывала б дня…
Я – птица яркая! живая серна!
Я – вечная, прекрасная Мневэр!
Позвольте ж быть мне верной иль неверной
Там, на земле, до этих синих сфер…
Иль вы, мужчины, – ястреба и тигры,
Чтобы меня за то уничтожать?
Я так люблю еще на воле игры!
Я так хочу еще в любви играть!
(Помолчав.)
Я изменюсь потом… О, без сомненья!
Но, повелители! Вот слово к вам:
К обманам лишь ведет порабощенье…
Рога же не приличествуют львам.
Не гневайтесь, коль слово это резко.
Что я? Я – тень, я – дымка на заре.
Я – только тоненькая арабеска
На всем восточном голубом ковре…
(Простирается на ковре и как бы совершенно сливается с ним)
Дверца минарета распахивается, маленький седобородый мулла в бирюзовом
халате выскакивает из нее и, обращаясь в разные стороны, протяжно-нежно
поет: «Алла-алла-эль-алла…»
Июль 1916Стрелица
МИРИАМ ЕГИПЕТСКАЯ
пьеса в трех действиях
МИРИАМ – гетера 29 лет.
ХРИЗА, НАННО – Александрийские куртизанки.
ГОРГИИ – ритор Академии лет 40.
СОСФЕН – богатый купец, старик.
ГИАКИНФ – юный аристократ.
ПРЕКРАСНЫЙ ПАЛОМНИК.
ВЕВЕЯ – двоюродная сестра Мириам.
ЮЛИЯ – приближенная рабыня.
БИРРИЙ – черный раб.
ПРОКАЖЕННЫЙ.
СЛЕПАЯ.
1-й КУПЕЦ.
2-й КУПЕЦ.
1-й ЮНОША.
2-й ЮНОША.
МОНАХ.
ПАЛОМНИЦА.
ВОДОНОС.
ХЛЕБОПЕК.
ЦВЕТОЧНИЦА.
ПРОДАВЕЦ АМУЛЕТОВ.
1-й, 2-й, 3-й – Паломники.
1-я, 2-я, 3-я – Паломницы.
Белые и черные рабы и рабыни, музыканты, опахальщики, купцы, уличные торговцы, странники, носильщики, гребцы, граждане александрийские и иерусалимские.
1-е и 2-е действия происходят в Александрии, 3-е – в Иерусалиме в первые века христианства.
Загородное поместье Мириам. Широкая терраса-сад, уставленная вазами розового мрамора, полными золотистых мускусов и желтых мимоз. С одной стороны видна стена дома с низкой бронзовой дверью в ней, с другой – часть лестницы, спускающейся к Нилу, прямо сзади – широкий парапет. За ним вдали – светлые речные излучины и бледные пшеничные поля. Позднее утро.
У дверей дома дремлет БИРРИЙ.
По лестнице робко всходит ВЕВЕЯ. У ней вид не то ребенка, не то блаженной: длинные спутанные белокурые волосы, постоянная, слабая улыбка на губах. Одета в рубашку из коричневого холста.
