Все подымаются и уходят, кроме СОФЬИ ЛЬВОВНЫ, задумчиво прислонившейся к одной из колонн, как бы слившейся с ней.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (глядя ввысь)О, сколько там их… Всё-то небо в звездах!
(Грустно.)
(Бодро, тряхнув кудрями)
Да нет! Она вот здесь, вблизи.
Я чувствую… И знаю ж!.. Мимо воли
Я обернулась там вон, у скамьи,
И за сердце, что сжалось в чудной боли,
Схватилась дрогнувшей рукой, – тут и…
(Направляется к статуе)
Что молвил Риттер, страж мой неусыпный?
Там – Некто темный, в кудрях?.. Русский Вакх?
(С горделивым упорством)
Всё ж я найду звезду иль… пусть погибну!
(С вызовом.)
Вот я, прекрасный бес! А ты где?
Из-за статуи выходит АРСЕНИЙ.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (невольно отступив)(Оправляясь, с надменностью)
Мне было ране уж известно, впрочем,
Что вы в мой парк забралися… как вор!
Да, да, я знаю… Миром всем порочим
И вами презираем…
(Внезапно, с силой)
Но Фавор —
Вершину грез своих – в душе лелею
И к ней влекусь, хоть дан запрет не мне ль?
Ах! можно ль запретить любить лилею
Взлюбившему и черный, ярый хмель?
Оставьте, сударь, эти все юродства
И, ежели не вовсе вы пьяны,
Давайте изъяснимся!
Благородства
И снисхожденья, как всегда, полны.
И… и прекрасны, Боже, как прекрасны!
Что вам здесь, наконец, угодно?
Вам, вам, конечно, скоморох несчастный!
Д-а… И юрод, и скоморох, и бес…
(Внезапно, дерзко)
А вот угодно-то ему, графиня,
Не более, не менее, как… вас!
(Делает шаг к ней)
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (с очами, широко раскрывшимися от гнева и страха)Всего, всего от вас ждала б я ныне,
Но… не насилья…
(У ней перехватывает дыхание)
АРСЕНИИ (отступая вновь)Что?!. Я в грязь увяз,
Как Святогор… Пал глубоко… в колодец,
Но как сие помыслить вы могли?
Вы, что я чту чуть ниже Богородиц,
Люблю же горячей родной земли?!
Зачем же горшее из унижений
Уж столь униженному, о Sophie?..
Как вы мо…
(Голос его прерывается рыданиями)
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (опуская голову)АРСЕНИИ (горько, почти еще рыдая)Чего хочу?.. Да чтобы по любви,
По вольной воле вы моею стали, —
И розами б сплелись мечи двух воль,
И мед, не кровь, закапал бы с их стали,
И было б счастие!
(Приблизясь к ней.)
Ну, к чему нам
И далее всем жертвовать для той,
Что поступилась чувством первым, юным —
И так легко! – для мишуры златой?
Не тщетна ли…
Да, да, нужна ль та жертва?..
(Тряхнув кудрями)
АРСЕНИИА коли так, – зачем
Завороженных не прейдете черт вы?!
Боитесь?
Я боюсь?! Ничуть! Совсем!
Иль новой женщиною лишь зовусь я,
А в жизни бабок наших не смелей? —
Не брошу для пучины речки устья,
Для диких чащ – подстриженных аллей?
Быть «femme savante»[104]… и маменькой примерной,
Авроры другом и… лишь «veuve honnête»[105]!
И зваться «étoile», «звезда» иль «Stern», но…
Самой не вспыхнуть век огнем… О, нет!
(Решительно идя к Вакху.)
Пускай у этой статуи… ах! дивно заалелой,
Я нечто утеряла уж, – но всё и обрету!
Лобзай же грудь и жемчуг мой, сжимай мой тюль и тело, —
Сгорай, как я сама горю… Как звезды! на лету!
Я не хочу, чтоб жизнь прошла… И не хочу, чтоб плакал
Как ныне, дерзновеннейший и милый человек…
Не хочешь, – так иди ко мне!
Не хочешь, – так иди со мной!
(Обнимает ее и увлекает к беседке)
Скрываются в дверях ротонды. Некоторое время сцена пуста. Фонари догорают, звезды меркнут, наступает розовато-мглистый рассвет, в коем статуя Вакха кажется подобной призраку.
Входят НАЗАР И НАСТЯ. У него за спиной – ружье.
НАЗАРНальются эфти яблоки и дули, —
Беда нам! Все-то ночи напролет
По саду шляешься, их карауля.
Точно. Вор – народ.
А если, люба, разобрать захочем, —
Как не украсть-то? Аль лишь для господ,
А не для нас, – тебе ли, мне ль, и прочим, —
Со Спаса поп дозволил есть всяк плод?
Ну, так беспременно
Тогда возьмешь!.. В запретном слаще скус.
Адам вон из 'гистории священной —
Съел яблочко, вздел армячок да в куст…
Вишь, стыдно ему стало… Ну, а я бы
Так и гулял пред Богом нагишом!
Ева – баба,
А тож не меньше смыслила в чужом!
Нет, доведись мне быть на месте ейном,
Я, может, яблочко б и сорвала
Да, фартучком прикрывшись, хошь кисейным,
Христу, а не Адаму б отдала,
Сама чуть-чуть, вот с эстолько отведав, —
Он, Батюшка, бы и простил!
Ишь, ишь!
И девка, да умом почище дедов…
Эх, Насть!
(Обнимает ее)
Кабы… Вот ты средь бар торчишь,
Так не слыхала ль што насчет слободы?
НАСТЯ (жарким шепотом)
Милушенька уж обещались, д-а…
«Всем вам, – грит, – волю дам, вступлю лишь в годы…»
Да жди, пожалуй… Будет то когда?
Другие-то… Вон Звягинцевский барин
Своих ослобонил уж и с землей.
Что нонче, друг, какой ты? Скушен, хмарен…
Не по себе… Спасибо, что с милой…
Ой, кабы воля да не ты бы, Насть, я…
Делов наделал!
Уходят к реке.
Совсем светает. Даль Москва-реки заволакивается опалово-молочной дымкой… Дверь ротонды отворяется и пропускает АРСЕНИЯ И СОФЬЮ ЛЬВОВНУ Он захмелел еще сильнее, но голова гордо закинута, нестерпимо-сияющая улыбка на лице. Теперь он, подлинно, похож на русского Вакха…
Она – совершенно усталая и бессильно-гнущаяся, как увядший цветок.
АРСЕНИИЧто за рассвет, Sophie! И что за счастье!
К чему было томить себя борьбой?
(Глянув на нее)
Как ты бледна и трепетна… Ундина!
Как «еще»?!
Теперь-то и люблю, коль воедино
Мы стали, душенька…
(Сладко потягиваясь)
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (чуждая совсем словам его)А звезды все, все до одной померкли…
Люблю, как перед Господом жену,
И гордо поведу заутра к церкви.
К венцу. От бури в тишину.
Это ж стало надо.
Ты согласишься.
Но… всё делит нас! —
Роман твой с Lise, мой возраст, вера, взгляды…
А то, что было там вон лишь сейчас?
Она опускает взор.
