Евгений Витковский - Век перевода (2006)

Допрежь, чем грозный Бог дождем огня и серы,
Смолой залив Содом, грехи его прервал,
И гнев Его, взгремев, страшней меча бряцал,
И жалкий Севоим разрушен был без меры;
И зной был потрясен громами мощной веры,
И весь на Адму Бог извел свой арсенал,
И в пламени сплошном измял Гоморру шквал, —
С женою и детьми Лот прочь бежал химеры.
Там бушевал пожар; супруга ж, с горных круч
Назад оборотясь, увидела, как луч
Венчает град венцом из пламени и тленья;
И поняла: течет соленых слез ручьем,
И застывает в соль, уже не видя — в чем
За дерзость кара ей веками искупленья.

Я уж не тот, что был, сил нету и в помине,
Сгоревшею трухой всё высохло во мне —
Смерть мне в глаза глядит, мы с ней наедине,
Себя узнать в себе нельзя ни впредь, ни ныне.
Вдох из меня нейдет, язык твердеет в стыни,
А мускул всяк обмяк. Чертог на простыне —
Вместилище души — ветшает в тишине,
И вскоре рухнет он в заведомой пустыне.
Вот так цветок встает, когда встает рассвет,
И вянет, прежде чем свет дня сойдет на нет.
И я так жил, росой, слезами окропленный, —
Чтоб скоротечно пасть. О ты, земная ночь!
Бежит к концу мой час, отбодрствовал — и прочь,
Сном смерти буду взят, я, смертный сон, твой пленный.

Бессмертный звездный полк ушел во мрак, блистая.
Диана всё бледней. Заря на серый свод
С улыбкою глядит. Уж перистый народ
Приветствует ее, поэтов птичья стая.
Что в мире ни живет, целует мир, встречая
С подъятой головой лучей могучих флот
На блещущей воде. О Трижды Высший Плот,
Тех озари, у ног Твоих чья жизнь святая!
Ночь плотную гони, что вкруг души моей,
Мой дух и сердце вдруг обставший мрак скорбей,
И веру дай: себя куда ж ей от любви деть!
Чтоб одному Тебе служил я целый день,
Всегда; и, наконец, как жизнь покатит в тень,
Чтоб вечно мог Тебя, мой Свет и Солнце, видеть.

День мимолетный прочь. Ночь, поднимая флаг,
Выводит звездный полк. Усталый люд, потери
Неся, идет с полей. Где были птицы-звери,
Печаль и пустота. Растратить время так!
Все ближе тот причал, где шлюп мой встанет наг.
Как этот свет угас, так я и ты теперь и
Уйдем. Как всё, что есть. Что зрим. По крайней мере,
В недолгий срок. Что жизнь? Забег, где ты рысак.
Дай, Боже, на бегу мне не споткнуться в мыле,
Чтоб Ах, и Грех, и Прах, и Страх не соблазнили.
Сияй передо мной, будь рядом, Сноп Огня.
Почию телом я, но дух горит победней.
А вечерять со мной придет мой день последний,
Так вырви же к Себе из сумерек меня.

Сокрыты мраком чуть ли не все
Имена дедалов древних от нас!
Без помех / пользуем мы гений их,
Вот только честь как им воздать?

Кто скажет, как зовут смельчака,
Что впервые парус в море поднял?
Ах, забыт / нами теперь тот герой,
Кто изобрел крылья для ног.

А разве он бессмертья не друг,
Даровав здоровых столько забав?
Даже конь, / бодрый скакун, даже Рейн
Радости той нам не дает!

Бессмертным станет имя мое!
Легкой стали танец я подарю.
Чудный ритм! / Мах — и летишь; прыгать, мчать
Как же он стал, танец, хорош!

Ты знаешь чары музыки, пой,
Исполнь, танцуя, песню свою!
Звучный рог / слушают пусть лес и луна,
Танцу, мотив, скорость задай.

О юный друг, умеющий встать
На котурны водны, летать на них,
Позабудь / милый камин, в путь со мной,
Лед нас зовет — ровный хрусталь!

Окутан нежной дымкою диск;
Осиян рассветом бархатным лед,
Зимний пруд! / Иней блестит, словно здесь
Ночь отрясла звезды свои.

Белым-бело, и тишь вокруг нас!
От мороза стал певучим каток!
Режешь лед, / слышу, мой друг, вдалеке,
Даже когда скрылся ты с глаз.

А дома нас богатый ждет стол,
Вдоволь фруктов, вдоволь будет вина.
Пусть мороз / наш аппетит разожжет,
Крылья сильней пусть распалят!

Левей возьми, мой друг, я хочу
Полукруг правей тебя заложить…
Мах ногой, / делай как я, да смотри,
Друга не сбей! Так, хорошо!

Теперь, петляя вдоль берегов,
Побежим спокойно вниз по реке.
Пируэт / этот хвалить я б не стал,
Прейслер[20], и ты спрячь свою медь.

Что слышно там, на острове том?
Всё одни неопытны бегуны!
Ни копыт / — звоном по льду, — ни подвод,
Как и сетей нет подо льдом.

Но слух твой тонок; слышишь и ты,
Вот он, смерти стон, ходит рекой!
О, тосклив / сей глас, мороз колет лед —
Страшно трещит лед на реке!

Но стой! Не дай блистанью катка
Совратить тебя, легко обмануть!
Ибо там, / глуби где, — лед не встает, —
Из-под земли бьют там ключи.

Из волн неслышных вытечет смерть,
Сокровен источник тайный ее!
Понесет, / юноша, с древа листом,
И в полынье сгинешь невпрок!

На море звенящем мы катимся вдаль,
Летим, и везде серебро и хрусталь,
Нам сталь — оперенье, и небо — нам свод,
И ветер священный за нами метет.
Так радостно, братья скользим, ты и я,
По твердым глубинам, по льду бытия.

Кто нам золотые чертоги возвел?
И гладкий алмазами выложил пол?
Нас искрою высек из стали и дал
Для танца, полета небесный сей зал?
Так радостно, братья, скользим, ты и я,
По залу небесному, льду бытия.

То солнце сияло в воздушной фате!
(Курятся вулканы, парят в высоте.)
То месяц зашел, серебрясь, и гляди,
Под нами он был, а теперь — впереди!
Так радостно, братья, летим, ты и я,
Сквозь солнечно-лунную взвесь бытия!

Взгляните, в небесных пучинах огни,
Морозные искры, вокруг нас они.
Кто солнцем украсил небесный чертог,
Тот землю цветами мороза возжег.
Так радостно, братья, скользим, ты и я,
По искристым, звездным полям бытия.

Он дал нам просторный воздушный сей храм,
И крылья стальные приделать к ногам,
И сердце горячее в жуткий мороз,
Ходить над водой и смеяться до слез.
Чтоб радостно, братья, могли, ты и я,
Над током и бездной скользить бытия.

Отрок цветущий, в ногах — мощь и правда,
Немцу — тебе — мороз ведь отнюдь не страшен,
Ждет каток нас, бьющий в глаза, слепящий
Зеркалом гладким.

Крылья из стали надень, дал на время
Их Меркурий тебе, и взрежь в веселье —
Руки вместе — сверкающий путь — горланя
Бодрые песни.

Прорубей лишь опасайся, отрок милый, —
Нимфы их проделали — приближайся
К ним, умерив шаг свой, не то ведь примешь
Смерть в наслажденьи.

Если ночь к нам черная снизойдет, то
Небо выйдет в мантии — в искрах, в блестках,
Месяц станет, как друг, светить — предадимся
Быстрому бегу.

Вы — тени мертвых. Некто к Ахерону,
К ладье, осевшей от скончавших век свой,
Ведет вас в бурю. Ливень. Крики. Бегство.
Смешалось всё, и нет вам угомону

Вы — знамя Смерти, символы и вещи.
Кароччо[21], геральдические твари.
На горизонте свесившись, зловеще
Белеют стяги, хлопают в угаре.

Вы как монахи, телом укрывая
От ветра траурные свечи. Плечи
Покойников, что гроб несут далече,
А в нем — мертвец сидит не унывая.

Утопленники. Выкидыши. Точки —
От петли — синие вкруг шей в узоре.
Уморенные голодом на море.
В паху — чумные язвочки-веночки.

В процессии покойников — калеки.
Несутся дети. Скачут вслед хромые.
Слепцы с их палками — вперед! — немые,
Кричащие — вслед за молчащим Неким.

Как пастью ветр дохнул — и листья в лет,
Как филины на черных крыльях в ночь,
Чудовищный сей поезд мчит вперед,
От света факелов багровый, прочь.

По черепам бьют, как по барабанам.
Трещат рубахи их, как будто парус
Вздувается, белес. Ярясь и жарясь,
Изгнанники рыдают хором рваным.

И в муке зарождается псалом,
Сквозь ребра сердце алое мерцает.
И теми, кто истлемши восклицает,
Высокий крест уж в небеса несом.

Внесли Распятие, что ж, смерть — созданьям.
И буря пронеслась между покойных.
Стенанья восстают из моря в стройных
Шеренгах туч, и несть конца рыданьям.

И воздух серый стал чернее морга.
А крылья Смерти дьявольски летучи.
Настала ночь, но тучи, тучи, тучи
Неслись в чудовищные склепы Орка.