20. Спор зверей
Явившийся неведомо откуда,
Беспутный Лис, любитель пересудов,
Раздор посеял меж зверей.
И спорят жители лесные все сильней
О том, что Волк – не Волк,
а Белки – и не Белки,
И Заяц – не Русак, и Лев – теперь не Лев.
Так, перессорить всех сумев,
Смутьян наш, в довершение проделки
И, меж зверями всякие различия презрев,
Заверил всех, что ради общего прогресса,
Приличней зверю зваться «обитатель леса».
И вот о споре том и до звериного Царя
Доходит слух. И, любопытства полон,
Он подданных собрал и, небывалый всполох
Унять желая и сочувствием горя,
Решил услышать мнение звериного народа
О предложенье Лиса-сумасброда.
Вот первым выступает Волк
в наставшей тишине:
«Признаться, очень кстати мне
Теперь не Волком зваться:
Не будет от меня так мелочь разбегаться.
И свой обед быстрей смогу добыть.
Я Лиса поддержу в идее равенства, пожалуй.
В том Волку прок, как видно, и немалый».
«Скажи, любезный Волк, но как тут быть, —
Царь вопрошает с удивленьем, —
Когда к своим придешь? Ужель сомненье
Твоей родни ни капли не смутит?
Ведь ты теперь не Волк, хотя и Волк на вид.
Нет больше ни традиций у семьи,
ни предков стаи.
И детушки твои, боюсь,
теперь тебя и не признают».
«Ах, Царь, моя родня и за версту
меня почует и узнает!
И все мои Волчата вслед за мной хотят
Ничем не отличаться от Зайчат!»
Немного осмелев, сказать свое и Заяц вышел:
«Да, ожидал я от Волков услышать
Подобные слова.
Однако Зайцевы права
И более того в итоге пострадают.
По морде Волка так и так узнают,
Когда по лесу он идет.
И как бы впредь не называл его народ,
Свою природу Волчью сам он не скрывает.
А Заяц не таков, в борьбе он не силен.
Лишь большинством способен он
Оберегать русачьи интересы.
Теперь не Заяц он, а «обитатель леса».
И с Волком наравне правленье будет избирать.
Но от того все царство может пострадать.
Как и дотоль, во власть пойдет избранник,
Но не от большинства посланник,
А тот, кто побойчей.
Возможно ль Зайцу
с Волком в бойкости тягаться?
И в силушке равняться?
И в ловкости речей?
Не выжить Зайцу в равенстве подобном,
Не сохранить истории, традиций и родства.
И стая волчья не права:
Терять свои различья очень неудобно.
Ведь не пришельцы мы и не на острове живем,
В стремленье родину забыть и с ней расстаться.
Но, обитая издревле в лесу родном,
Корней своих мы не хотим стесняться.
Позволь, о Царь, как и всегда нам зваться!»
Увидел Царь, что кроме Волка звери не хотят
Менять привычный им порядок и уклад.
И вот, подумав, говорит собранью:
«Полезно все разнообразие зверей
в правленье зреть.
Ведь в купе мне важны все ваши знанья.
Для леса значимы и Волк, и Заяц, и Медведь.
Когда в правленье попадут одни лишь Волки,
От общих знаний нам достанутся осколки —
И справедливость может умереть.
Но хуже, если бы совсем различия стереть!
Всё уникальное забыто будет впредь».
Тут Лис возник: «Друзья мои, как вы не правы!
Дурной ваш вкус, дурные ваши нравы!
По крови и не думал я зверей равнять,
Когда вас именем одним я предложил назвать.
В природе ведь всего важнее чувствова́нье:
И если Зайцем быть у Волка сильное желанье,
То значит у него и Заячья сове́сть!
Кто чувствует себя как Волк,
отныне Волком будет.
И Заячью природу позабудет.
И будет Зайцев есть.
Ну а скажите мне, чем Лис не Лев?
Царем и я бы стал,
сам на престол воссев».
Но дальше Лису говорить не дали
И вон прогнали,
И поразмыслив, в меру пошумев,
Один закон всем лесом написали:
«Отныне каждый вид
Свое название вовеки сохранит.
Но вместе «обитателями леса» зваться будем,
Хоть и свои различья не забудем.
И с «обитателями рек и гор»
Отныне общий сможем строить разговор.
Когда с других планет
Нам весточки направят
И в них своих зверей Земле представят,
Мы вместе, «обитатели Земли», дадим ответ.
И в этот миг различий меж земными нет».
Как показательна подобная беседа:
О равенстве в лесу заговорили те,
Кто скрыть природу хочет
ради жирного обеда —
Совсем не те, которые живут в нужде,
И, с хищниками наравне лишась отличий вида,
Теряют и способность выживать.
Травинку стоит от земли лишь оторвать,
И сила пропадет, что в ней была сокрыта.
Так и народам следует различья сохранять.
И суть свою напрасно не менять.
Блуждая в непросветной мгле
И, наконец, найдя расщелину в скале,
Укрылась на ночлег большая Росомаха.
Да все ей нынче не спалось,
не то от голода, не то от страха…
Съедал ее какой-то смутный интерес.
И вот, покинув каменный навес,
Она вокруг решила осмотреться.
И видит: в нише по соседству
Орлиное гнездо! Каких-то пять шагов!
А там птенцы, ах, лакомое яство!
И борются в ней трусость и коварство.
Последнее, взяв верх, ее приводит в Орлий кров.
Дрожа от жадности, птенца она хватает,
И моментально раздирает.
На крик отчаянный бесперых чад
Проснувшийся Орел крылами машет,
Слепой в ночи, и только чувствует, как
Росомаха пляшет,
Родимое его гнездо ввергая в ад.
Во гневе праведном все силы напрягая,
Орел, на Росомаху грудью налегая,
Теснит, клюет ее и гонит из гнезда.
И та, трусливая, в потемках удирает.
Вот, наконец, и первая звезда
Восходит, зоркости Орлу хоть толику прибавив
И на последнего птенца живого свет направив.
К утру, едва светлеет край небес,
Как Росомаха наглая разносит весть окрест,
Что ночью на нее напал Орел,
коварный, беспощадный,
Сосед бессовестный, впридачу трус изрядный!
И звери ну ее жалеть да клясть Орла:
«Каков злодей!
Ах, будь ему неладно!»
Порой бывает и среди людей:
Преступник, тот в чести да знати,
А праведник презрен,
а то и заклеймен проклятьем.
Преград своей свободе не терпеть,
Любыми средствами присвоить власть уметь —
Таков закон для хищников крылатых!
И для людей успешных и богатых,
Что лишь свою повестку знать хотят
И с высоты лишь своего полета
Презрительно и зло глядят
На ценности и мнение народа.
Но тем простым пернатым и претят.
Послушаем, о том как дальше мысли полетят:
Орел, пернатого блюститель царства,
В немилости у Коршунов давненько был.
И чем так им не угодил?
А тем, что целостность берег он государства.
Развала не желал, и тех не поощрял,
Кто хищничал окрест привольно
Да лишь о собственной свободе помышлял.
И вот, собравшись в стайку недовольных,
Степные Коршуны затеяли переворот,
Желая подчинить пернатый род.
Дабы внушительней казаться
И нравственного преимущества царя лишить,
Решили коршуны вовсю стараться
И мудрую Сову к себе переманить.
Но всё усердствовали в том напрасно.
И неподкупная Сова,
Пернатой церкви досточтимая глава,
К измене той осталась не причастна.
А хищный сговор вскоре получил огласку.
В утробе гневную обиду затая
И в неудаче дела лишь Сову виня,
На ней-то Коршуны решили после отыграться.
За верность совести и чести отомстить,
Пернатой веры жрицу обвинить
В грехах, которых та не думала касаться.
Унизить всячески Сову стремясь,
Ей вслед проклятия кричали
И сплетни гнусные по лесу распускали
О том, что роскоши она, разврату предалась.
Когда не помогло злословье:
Сова, не испугавшись хищного сословья,
Разрушить подозрения смогла,
Ложь от своей особы отвела,
Решились Коршуны
к последнему прибегнуть средству.
В лесной укромной церкви, по соседству
С жилищем той Совы,
Внезапно вылетев из гущины листвы,
Устроили прилюдно беснованье,
Над мирной паствою кружа
И наглым криком песнопение глуша,
Наперекор увещеваньям.
Однако, тем Сову и церковь силясь оскорбить,
Смогли лишь от себя навеки отвратить
Весь род пернатый.
И, посягнув на то, что было свято,
Служенье культу – с Богом разговор,
Превратный свой подход к религии явили.
И тем по праву заслужили
Всеобщего презренья приговор.
Ни капли уваженья не питая
К другим и меры в том не зная,
Так Коршуны привыкли жить:
Не думать ни о чем, над миром лишь кружить,
Ища поживы легкой.
И относиться ко всему с издевкой,
Что прекословит мненью их.
Но тем отпугивают птиц других.
А ненависть к Сове почтенной,
Что с паствою в согласии живет
И ею чтима неизменно,
Лишь зависть хищников нам выдает,
Ту, что к Сове давным-давно они питают:
Не Коршунам ведь паства в том краю
Столь преданно себя вверяет
И добровольно подчиняется не им.
Ни капли власти в государстве не имея
И уязвляясь положением таким,
Особы хищные кощунства зерна сеют.
И лишь себе самим довлеют.
Да не привлечь сторонников хотят,
А мстить за то, что те не их, а Бога чтят.