— Что у тебя? — спрашивает Гриб, пятнистый от прыщей, как мухомор. Смотрит поверх головы. Плевать ему, что там у меня. Просто так спрашивает. Рядом томная Габи держит огромнющий плакат с Мерилин Монро. И зевает как крокодил.
Быстро проезжаю. К пластинкам очередь из четырех Псов и двух девушек в очках. А сразу за ними — пустота, только одна сидит единственная девчонка. Совсем неожиданно застреваю рядом. Вообще-то, чтобы поправить пластинку, которая сползает с Мустанга, одновременно норовя вываливалиться из конверта. И вдруг вижу…
У нее на коленях — жилетка всех цветов радуги, расшитая бисером. Горит, переливается, как солнышко. Не может быть, чтобы такую вещь принесли на обмен. Это понятно, но меня все равно притягивает. Как-то само собой. Она поднимает голову. Глаза зеленые, чуть темнее, чем у Сфинкса, а волосы… на волосах она сидит, как на коврике.
— Привет, — говорит она. — Нравится?
Странный вопрос. Нравится ли она мне?! Срочно надо ехать обратно и искать что-нибудь стоящее. За плейер могут и убить, но есть еще рубашки Лорда и мои бесценные амулеты.
— У меня с собой нет ничего подходящего, — отвечаю я. — Так, одна никчемная мелочь. Надо кое-куда съездить.
Она встает. Как ее зовут? Вроде бы, Русалка. Совсем маленькая. Кажется из бывших колясников. А может, я ее с кем-то путаю.
— Примерь. Это очень маленький размер. Вдруг не налезет.
Ингви Малмстин опять начинает сползать.
— Да нет, не стоит, — стараюсь затолкать его поглубже, — я тут просто гулял себе… — Уши почему-то раскаляются и ужасно мешают.
— Но тебе же нравится? Примерь, — она сует мне жилетку. — Давай. Хочу посмотреть, как она выглядит на ком-то другом.
Снимаю две свои и надеваю эту. Застегиваюсь. Совсем моя. По всем параметрам.
— Здорово, — говорит Русалка обойдя коляску. — То, что надо. Как будто на тебя сшита.
Начинаю расстегиваться.
— Нет, — качает головой она. — Это тебе. Подарок.
— Ни за что! — стаскиваю жилетку и протягиваю ей обратно. — Нельзя так.
Да, была у меня такая нехорошая привычка. Спускаешься в меняльный вторникам без ничего, выбираешь, что получше, и спрашивать хозяина «Не подаришь?» Они, конечно, дарят. А куда им деваться? Потом начали при моем появлении разбегаться и прятать свое добро. Тогда я перестал клянчить подарки. Самому уже надоело. Но брать подарок от девушки я и тогда бы не стал. Совесть у меня все-таки есть. Поэтому трясу перед ней этой прекраснейшей жилеткой и умоляю забрать ее обратно.
— Я ее принесла, чтобы кому-нибудь подарить, — объясняет она. — Тому, кто оценит. Ты оценил, значит, тебе. А то обижусь.
Волосы ниже колен цвета кофе с молоком. А рубашка зеленая, под цвет глаз. Ей подойдут все мои бусы. Поэтому развязываю узелок.
Из него немедленно вываливается пошлый фонарик. Ужас и позор. Но она смотрит только на бусы. И по тому, как смотрит, сразу видно, что в таких вещах она понимает.
— Красота какая, — говорит. — Неужели сам сделал?
— Бери, — отвечаю я. — Они не стоят и кармашка твоей жилетки.
— Эти, — она выбирает финики и сразу вешает на шею. На свете не так уж много девчонок, которым такое пойдет. Но она как раз из таких.
— Эти тоже, а то обижусь, — и сую ей остальные бусы. Я очень спешу, потому что только что краем глаза заметил, что сквозь ряды менял в моем направлении рвется Лэри с перекошенной мордой.
— Пока! Спасибо за подарок!
Быстро отъезжаю. Лэри уже совсем близко, но тут он случайно наступает на чей-то сигаретный склад и его останавливают для серьезного разговора. Поэтому у меня появляется время, и я его использую.
— Эй, кто подкинет до четвертой? Оплата по прибытии!
Сразу находятся три услужливые Крысы. Микроб и Сумах не вышли комплекцией, так что я выбираю Викинга. Он сажает меня на загривок и мы бежим. Я в новой жилетке очень красивый, он в роли лошади тоже ничего.
— Стой, скотина! — визжит где-то позади Лэри. — Стой!!!
Мы, конечно, не останавливаемся. Погоня! Их я люблю больше всего на свете! Ноги Викинга мелькают белыми бутсами. Меня потряхивает.
— Е-еху! — кричу. — Поддай жару!
Викинг взлетает по лестнице. У него перед глазами бахромой болтаются желтые волосы. Убираю их, чтобы он не споткнулся. Потом выуживаю из-под его ворота шнурочки наушников и запихиваю себе в уши. Длины шнурочков еле хватает, и мне очень удобно, зато теперь мы бежим под музыку.
Да! Никогда не угадаешь сколько радостей может принести обычный меняльный вторник.
Мы бежим. Очень трясучая музыка. Очень резвый Викинг. Крепко сжимаю узелок. Среди коридорных голов мелькает знакомая лысина. Выдергиваю наушники и кричу Викингу:
— Эй, тормози! Прибыли!
Он ссаживает меня на пол. Прямо под ноги Сфинксу.
— Это еще что за верховая езда? — интересуется Сфинкс.
— Не езда, а спасение от верной гибели, — объясняю я, расплачиваясь с Викингом.
— Что это за роскошная жилетка? Раньше я ее не видел.
Рассказать про жилетку мешает подбежавший Лэри.
— Ты его обменял! — орет он. — Моего Ингви! Пусти, Сфинкс! Я его убью!
Сфинкс, конечно, не пускает. Лэри весь в слюнях и в соплях, его вот-вот хватит удар.
— Эй, — говорю, — не распускайся так. Кругом полно Логов. Что они подумают? К тому же, не обменивал я твоего Ингви. Клянусь ногами Сфинкса.
— Тогда где он? Торгаш! Кровопийца!
— В коляске, наверное, остался. Там внизу, где я высадился перед отправлением.
Лэри ударяет себя кулаком по лбу, разворачивается и мчится обратно.
— Пожалуй, Крысы поспеют раньше него, — говорю я вслед. — Знаешь, они ведь такие жадные до чужого…
— Про жадных до чужого ты бы помолчал, Табаки, — Сфинкс садится на корточки, и я влезаю ему на плечи. — Если его диск стащили, подаришь один из своих. Понял?
В ответ я молчу. А что отвечать? Сфинкс не хуже меня знает, мои диски Лэри даром не нужны. Как и мне его. С высоты хорошо видны самые верхние фрагменты настенных росписей, вот я их и рассматриваю их. Хотя Сфинкс шагает быстро, так что особо не порассматриваешь. У входа в спальню свешиваюсь к его уху:
— Знаешь, я лучше подарю ему фонарик. Очень красивый. Даже, в своем роде, пикантный. Идет?
Перерыв между обедом и ужином самый длинный. И к ужину обычно уже звереешь от ожидания. Но это если день скучный, а если не скучный и есть о чем поговорить — совсем другое дело. Мне есть о чем поговрить, и я говорю со всеми подряд, пока сам не устаю от повторяющихся подробностей. Единственный, кто отказывается слушать, — Лэри. Приволакивает своего «Ингви», грозит мне кулаком и уходит. Как будто ему совсем не интересно, откуда взялась моя новая жилетка.
Снимаю ее, чтобы получше разглядеть, надеваю — и снимаю опять. С каждым осмотром она все краше. Даже Нанетта согласна. Нанетта разгуливает вокруг и пробует склюнуть бисеринки. Приходится отгонять ее журналом. Считая сегодняшний день, до вторника целая неделя, но я решаю запастись свежими меняльствами, тем более, что в наличии полный мешок со свежей ореховой скорлупой.
В наушниках, чтобы не отвлекаться и не встревать в стайные разговоры, нанизываю скорлупки на леску — только самые маленькие и красивые. Слушаю всякую радиодребедень для детей дошкольного возраста.
Ужас, чем пичкают наружную детвору! Волосы встают дыбом. Сказка о Снежной Королеве совсем неплохая, но мне ее рассказывает грудной женский голос с сексуальными придыханиями и постанываниями, так что сказка приобретает совсем не свойственные ей оттенки.
«Лодку уносило все дальше и дальше», — стонет голос у меня в ушах. — «Красные башмачки плыли за ней, но не могли догнать! Может, река несет меня к Каю? — подумала крошка Герда…» — Голос замолкает от волнения.
Скорлупка, еще скорлупка…
Черный роется в тумбочке, потом в столе. Находит бритвенный станок и уходит, увешанный полотенцами. У него уже растет борода. А у меня ничего не растет…
«Давно мне хотелось иметь такую маленькую девочку», — со значением сообщает шипящий вампирский голос. — «Дай-ка я причешу тебя, моя красавица». — Кого-то причесывают. Подозрительно при этом хрустя. «Ой, я засыпаю, что со мной?» — пищит Герда. Герде за сорок, и это как минимум. Очень увлекательная история. Нитка бус почти готова, пальцы жутко устали и болят. Дырявить орехи совсем не так просто, как можно подумать. Дую на пальцы и вешаю первую заготовку на гвоздь. Красивые получатся бусы. Скорлупки почти одинаковые.
«Кар-кар-кар, здравствуй девочка!» — Ворон, судя по голосу, не дурак выпить. А его супруга — первое молодое существо в этой постановке — каркает нежным сопрано… Беру вторую леску.
Вбегает Горбач. Лицо у него очень странное, сразу понятно: что-то стряслось. Роняю орехи, смотрю на его губы. В детстве я умел читать по губам, но с тех пор много времени прошло. К тому же он все время отворачивается, не разберешь… Проще всего снять наушники, но мне почему-то страшно. Потому что, кажется, он только что сказал «Лорд». А этого быть не может.
