— Все-таки объясните, — попросил я.
— Потому что это разрушает героический архетип „Наноклина“, — встрял Мак-Фили.
Я возвел глаза к потолку.
— А это еще что значит?
— В глазах простого народа Дьяволы олицетворяют типичных американских героев, — пояснил Мак-Фили. — Они сражаются за то, чтобы держать одежду в чистоте и ставят зазнавшихся знаменитостей на место. Скажем так, грязь не имеет против „Наноклина“ никаких шансов. Думаю, покупатели „Наноклина“ видят это именно так — и „Мир Нано“, безусловно, тоже того хочет.
Я откинулся на спинку кресла и испытующе поглядел на Мак-Фили.
— Вы провели социологическое исследование, подтверждающее подобное мнение?
Плечи его почти невольно поползли вверх.
— Ну…
— Не провели, — подытожил я.
— Нет.
— Тогда к чему гадать на кофейной гуще, что там думает покупающая мыло публика?
— Боддеккер, мы же не хотим по дурости загубить успешную схему.
Я пинком оттолкнулся от стола и развернул кресло, выискивая взглядом Бэйнбридж. Окликнул ее.
— Да? — отозвалась она.
— Что интереснее смотреть? — спросил я. — Матч, в котором „Чикаго Филистинс“ выигрывают у „Атланта Конфедерейтс“ двадцать девять с половиной к семи — или в котором они идут голова в голову, и Чикаго выигрывает пол-очка в тройном овертайме?
Ответом мне стал недоуменный взгляд, как будто она ждала чего угодно, только не такого вопроса.
— Гм… ну… я не разбираюсь в играх…
— Игру на равных, голова к голове, — вмешалась Дансигер. — Она гораздо сильнее захватывает, чем когда победа предопределена с самого начала.
Харрис кивнула.
— И наша реклама должна не только способствовать продвижению товара, но и развлекать публику.
— Гм-гм, — пробурчал Левин, обхватывая рукой подбородок.
— Этот феномен меня всегда завораживал, — продолжал я. — Вот есть популярный детективный сериал, и вы видите рекламу, где говорится: „На следующей неделе! Сложнейшее дело Нэда Дженнера — дело, которое может стать для него роковым!“. Однако, включая телевизор, вы знаете, что Нэд должен справиться, а не то вы не получите следующей серии через неделю. И настраиваетесь вы не на то, чтобы посмотреть, как он искрошит всех в порошок. Вы собираетесь увидеть, в какую еще передрягу он впутается и как ухитрится из нее выбраться.
Робенштайн покачал головой.
— За шестьдесят секунд такого не добиться.
— Мы могли бы перейти к более продолжительным роликам, — предложил Абернати.
— Нет, — сказал я. — Даже и этого делать не придется. Возвращаясь к архетипам Мак-Фили, надо представить все это как битву добра со злом, Дьяволов „Наноклина“ с Пятном, которое не выводится — то есть с приглашенной знаменитостью. Разумеется, в конце они торжествуют.
— Гм-м, — промычал Левин.
— И, разумеется, от ролика к ролику необходимо подавать знаменитостей в виде разных типов злодеев. Сперва какой-нибудь техноинтеллектуал, потом здоровяк, олицетворяющий грубую силу. — Я обвел взглядом аудиторию. Я не знал, купятся ли на это Робенштайн и Мак-Фили, но единственный, кого мне позарез требовалось убедить, это был Левин. — Мы могли бы разрабатывать эту идею годы и годы. А вы же понимаете, как нам понадобятся любые преимущества, когда остальные компании моющих средств опомнятся и попытаются нанести ответный удар. Вы же знаете, что это обязательно произойдет. Они либо завалят рынок своими наноподделками, либо обнародуют какие-нибудь данные, что систематическое использование „Наноклина“ оставит вас без единого волоска на теле.
Они уже думали об этом. Оставалось лишь нанести завершающий удар.
— Представьте себе угрозу, которую представляет для „Мира Нанотехнологий“ один только „Проктор-энд-Гэмбл“. Скорее всего они засадят упряжку адвокатов искать уязвимые места в патенте, а заодно наймут банду хулиганов, чтобы сорвать намеченные „Миром Нано“ мероприятия.
— Молодой Боддеккер чертовски прав, — сказал Левин. — Так кого вы видите первым противником Дьяволов?
— Ранча Ле Роя, — буднично отозвалась Харрис.
— Ранча Ле Роя? — прошептала Дансигер. — Он же надерет им задницы.
Я улыбнулся Харрис и поглядел на Дансигер.
— По-моему, прекрасная идея.
— Ранч Ле Рой? — переспросил Левин.
— Ну конечно! — подхватил Абернати. — Идеальный вариант. Он из этих самовлюбленных зазнаек, детей-актеров, которые выросли и переросли свои роли.
— Да на то, как ему взбучку устроят, я мог бы хоть билеты продавать, — сказал Робенштайн.
Депп наклонился ко мне и прошептал, не шевеля губами:
— Поправь меня, если я ошибаюсь, но не он ли прославился в „Малыше Нарко“?
Я еле заметно кивнул в ответ.
— А ты знаешь, чем он сейчас занимается?
Дансигер тоже придвинулась к нам, точно желая посовещаться.
— Открыл свою школу боевых искусств. Депп злорадно ухмыльнулся.
— Я бы тоже заплатил за то, чтобы на это поглядеть.
— Но доступен ли он? — осведомился Спеннер. — Мне казалось, он вышел из дела.
— Думаю, вполне доступен, — сказала Дансигер. — Одной из причин, по которым Ле Рой вышел из игры, стала ссора с менеджером, нанятым его семейкой. А тот оказался малый не промах и хорошенько обчистил их. Они все еще не развязались с мультимиллионным судебным процессом. Думаю, Ранч Ле Рой обрадуется возможности неплохо подзаработать за день съемок.
— И его легко найти, — добавила Харрис. — Когда перестали снимать „Малыша Нарко“, его семейство переехало обратно в наши края.
Спеннер кивнул.
— Если все согласны, я распоряжусь, чтобы наши агенты связались с агентами Ле Роя.
— Чтобы наши агенты связались лично с ним, — подчеркнула Дансигер. — Своего агента он давным-давно уволил.
— Ну что, — осведомился Левин, — мы пришли к консенсусу относительно наших действий на этом этапе?
— Абсолютно, — кивнул Робенштайн. Я так и видел крючок с наживкой, свешивающийся у него изо рта.
Харрис подмигнула мне.
— Да.
— Да, — сказал я.
Голосование было единодушным. Бродбент присоединилась к остальным, соглашаясь с общим решением.
— Очень хорошо, — подытожил Левин. — Значит, в этом направлении и будем двигаться. Что ж, если больше добавить нечего…
— Сэр, — торопливо проговорил Робенштайн, — если можно, мне бы хотелось попробовать это снять…
В смысле, отыграться за унижение, когда ему вернули паршивый сценарий, содранный с невразумительного фантастического фильма.
— Прошу прощения, — удивился Левин, — разве ты и без того не будешь по горло занят, продавая норвежцам норвежскую селедку?
— Я… ну, я подумал…
— Не надо, — отрезал Левин. — Брось. Пусть думают те, кто умеет. — Он отвернулся от Робенштайна, что-то бормоча себе под нос. И выдал: — За сценарий отвечает творческая группа Боддеккера.
Собрание не столько разошлось, сколько расползлось, разбившись на маленькие группки, жарко обсуждавшие, что кому делать дальше. Я как раз направлялся к двери, когда Харрис окликнула меня и лично пожала руку.
— Отличное представление, Боддеккер.
— Спасибо, — улыбнулся я.
— Если мы с вами понимаем друг друга — а мне кажется, так оно и есть, — сегодняшнее решение раз и навсегда снимет неприятную проблему с Дьяволами, вам не кажется?
— Очень надеюсь, — ответил я. Харрис улыбнулась.
— А самое замечательное, что когда это произойдет, Левин обвинит во всем Робенштайна. Сидеть бедняге в Осло до конца его карьеры в Пембрук-Холле.
— И в чем тут подвох? — поинтересовался я. Она засмеялась.
— Потом поговорим, Боддеккер.
Я, как хорошая пастушеская овчарка, подождал у выхода остальных членов своей группы, пока они медленно подтягивались к дверям. Наконец, когда дошло до Бэйнбридж, эскортируемой Робенштайном, я пожелал им счастья в личной жизни и двинулся вниз по лестнице на тридцать седьмой. В голове уже крутились всякие соображения по поводу нового наноклиновского ролика.
Однако какие бы мысли там ни витали, все они мгновенно повыветрились, едва феррет почуял мое присутствие и воззвал ко мне.
— Ну что еще? — проворчал я.
— Я получил для вас важные материалы. Файл озаглавлен „Подросткам обо всем“, степень значимости — „Новый клиент“. Содержит предварительную верстку октябрьского выпуска журнала „Прыгги-Скок“. Какой статус вы бы хотели ему придать?
Я закрыл глаза и опустился в кресло. Было бы легко — так легко! — велеть феррету стереть все к чертям собачьим. К моменту выхода журнала в свет Дьяволы станут уже вчерашним днем, аномалией, прочесть о которой можно будет лишь в подстрочных примечаниях к какому-нибудь учебнику по рекламе.
— Выведи на экран, — сказал я и принялся наблюдать, как появляется информация.
