Одна из этих прилипал встретилась со мной взглядом и принялась отчаянно махать рукой через разделявшую нас толпу. Я понятия не имел, кто это. Короткие волосы выкрашены в ядовито-красный цвет, на губах помада в тон, сережки до плеч и голос, по сравнению с которым хрип роботетки показался райским пением. Рядом притулилась еще одна дармоедочка, пухлая девица лет четырнадцати с сальными светлыми волосами, с пластинками на зубах и лицом под цвет марсианского пейзажа. Махать в ответ явно не стоило, так что я повернулся к Хонникер и спросил: не хочет ли она выпить?
— Мистер Боддеккер! — прорезал толпу визгливый голос. — Эй, мистер Боддеккер! Оглянитесь!
— Простите, — вежливо сказал я, когда прелестная парочка, пыхтя и отдуваясь, подрулила ко мне. — Не понял, что вы это мне.
Тетка схватила меня за руку и принялась выдавливать из нее сок.
— Какая чудесная встреча. Я Надя, Надя Наннински. Издатель «Прыгги-Скока». А это — моя гостья на празднике у знаменитостей, Селия Дэннинг.
Я повернулся и пожал руку проблемному дитяти.
— Селия — победительница конкурса «Выиграй приглашение на день рождения Фермана».
— Я проглядела четыреста пятьдесят ссылок, — гордо сообщила та.
— Какая молодчина! — отозвался я, натягивая на лицо самую любезную улыбку.
— Это Боддеккер, тот самый, который открыл Дьяволов, — сказала Надя.
— А это моя сегодняшняя дама. — Я представил Хонникер из Расчетного отдела, и Надя тут же поставила нас рядом с Селией, чтобы сфотографировать для следующего выпуска «Прыгги-Скока». Выйдет главная новость выпуска, поведала она нам — и они уже добыли снимки Селии с Чарли Анджелесом, Джетом и Шнобелем.
— Непременно позабочусь, чтобы вы не упустили и Фермана, — пообещал я.
— Да я сама справлюсь, — сказала Надя.
— Ничего, без проблем, — заверил я.
— Мистер Боддеккер работает в Пембрук-Холле, — сказала Надя Селии, — агентстве, которое сняло их первый ролик. Он, кстати, тот ролик и написал.
— В самом деле? — Селия вытаращила глаза. — Я мечтаю стать писательницей. Как думаете, вы не могли бы помочь мне устроиться на работу в Пембрук-Холл?
— Вы еще слишком молоды, — ответил я, — но если оставите в агентстве ваш адрес, я сброшу вам кое-какие наши пособия для авторов. Если хотите, разумеется.
— О, очень хочу. Очень-преочень. Знаете, я пишу стихи. Мой учитель английского говорит, они очень милые. — Она прочистила горло и начала нараспев декламировать:
— Я взглянула в лицо бездне уныния,
Гадая, как буду выглядеть с разверстыми венами, Лежа в гробу с обескровленным лицом, Пока родители будут рыдать над моим саваном. Хонникер из Расчетного отдела так сжала мне руку, что пальцы чуть не хрустнули.
— Кажется, я вижу Фермана, — торопливо произнес я. От волнения Селия аж запрыгала на месте.
— Как вы думаете, а Джимми Джаз здесь будет? Он такой душка. Самый лучший.
— В настоящее время мистер Джаз подвизается на другом поприще, — сказал я. — Но Фермана я вам приведу.
— Спасибо, — выдохнула Хонникер из Расчетного отдела, когда я потянул ее прочь от этой парочки.
Сейчас у меня было две причины ловить Фермана. Во-первых, я хотел убедиться, что он будет обращаться с Селией Дэннинг со всем уважением, какое надлежит оказывать одной из его поклонниц, а во-вторых — выручить Сильвестр, которая, просто неотразимая в женском обличье, никак не могла отделаться от непрошеных знаков внимания со стороны мистера Мак-Класки.
— Ферман! — Я хлопнул его по плечу. — С днем рождения! Уж больше не дитя!
Ферман расхохотался и навалился на меня неловким объятием.
— Эй, Боддеккер. Рад тебя видеть! Не думал, что ты придешь.
Обнадеживающий знак! Ферман был все еще трезв и вполне в ясном сознании.
— Уже не ребенок, а? — Он глянул на часы. — Нет, еще несколько минут у меня есть. Восемнадцать стучится в двери.
Я обнял его рукой за плечи и повел в сторону от Хонникер из Расчетного отдела и Сильвестр, одарившей меня признательным взглядом.
— Послушай, Ферман, с тобой хочет кое-кто познакомиться. Гостья «Прыгги-Скока»…
— М-да. — Он скорчил рожу. — Лицо у нее — как Осло после бомбардировки.
Я сжал его плечо сильнее.
— Ферман, знаешь, кого представляет эта девушка?
— Ну? — Он тупо уставился на меня. — «Прыгги-Скок». Она и эта драконша в юбке…
— Ферман, эта девушка представляет людей, которые сделали тебя знаменитым. Только оскорби ее — и ты все равно что оскорбишь лично каждого, кто покупает «Наноклин», каждого, кто носит футболку с твоим именем и портретом, каждого, кто простаивает у дверей твоего дома и Пембрук-Холла.
— И что?
— Только попробуй, Ферман, и это станет концом твоей карьеры. Возвращением на задворки сожженной церкви. Или, что еще хуже, назад в дом Дукера.
— Что ты мне угрожаешь, ты, гребаный… Я прикрыл ему рот рукой.
— Маленький совет, пока ты еще трезв. Будешь любезен с ней — откроешь себе двери к встречам с женщинам вполне законного возраста, ласки которых заставят забыть горничную Козетту. — Я кивнул на роботетку, которая как раз открывала дверь, впуская Финнея и его жену. — Но только попробуй обидеть эту малышку — лишишься даже Козетты.
Ферман оторвал мою руку от своего рта.
— На-ка, выкуси. Я заплатил за нее чистоганом.
— Но ты не сможешь подзаряжать ей батарейки. Ферман, если прочие соображения до тебя не доходят, постарайся хотя бы ради меня, человека, который сделал тебя знаменитым.
Он насупился и отвернулся.
— Ну ладно. Только как мне быть с ней любезным? Я ее, пропади она пропадом, впервые вижу.
— Во-первых, постарайся не выражаться. Во-вторых, не мешай ей болтать — она захочет задать тебе миллион вопросов. В-третьих, расспроси ее о ней самой. Она пишет стихи, вот о них и спроси. Удели ей десять минут безраздельного внимания — и она будет считать тебя повелителем мира.
Ферман покосился на часы.
— Десять минут. Да, это я могу. Ради тебя, Боддеккер. Он повернулся и побрел через толпу к «драконше в юбке»
и ее подопечной. Помещение завибрировало гулом динамиков: Энди П. пел «Танец в Каире» — песню, которая всегда подбавит угольков в топку неминуемо надвигающейся мигрени. Я наблюдал, как Ферман заговаривает с Селией. Девушка зачарованно подала ему руку. А уж когда он поднес эту руку к своим одутловатым губам и поцеловал, Селия была окончательно покорена.
— Отличная работа, — прошептал я и пошел к Джету, разговаривавшему с Чарли Анджелесом. Оба щеголяли значками с надписью «Я не очистил свою тарелку».
— Боддеккер, — улыбнулся Чарли Анджелес. — Ну-ну. Рад вас видеть.
— Взаимно. — Я пожал ему руку.
— Когда же мы снова приступим к очередному ролику — с Дьяволами или просто так? Когда мы с вами встречаемся на съемочной площадке, происходят чудеса. Самые настоящие чудеса.
— Я тоже очень их ценю, — произнес я. — Как и то, что вы взяли Джета под крылышко.
Чарли Анджелес расплылся в широкой ухмылке и хлопнул Джета по плечу.
— Он славный парнишка. Напоминает мне одного режиссера, который начал свой путь в жизни без гроша в кармане.
— Я учусь читать, — заулыбался Джет. — Мистер Анджелес оплачивает уроки.
— Просто замечательно, — кивнул я.
— Малькольм сказал мне, что хотел бы стать художником-постановщиком или дизайнером по рекламе.
Я протянул руку и ткнул в эмблему Дьяволов, скрытую под значком «Чистых тарелок».
— У него, несомненно, талант. — Взгляд мой скользнул чуть в сторону, и я увидел, как Шнобель пристает к Дансигер. Та медленно пятилась под его напором, но видно было, что он вот-вот загонит ее в угол. — С вашего позволения…
Похлопав обоих по плечам, я двинулся через толпу, на ходу придумывая план операции. И когда из динамиков полилась новая песня, я понял, что делать.
— …вот я и думал, — говорил Шнобель, когда я подошел, — может, нам с тобой пойти наверх, к Мэдди, а уж втроем мы бы, знаешь ли, неплохо повесе…
— Ах вот ты где! — воскликнул я, обращаясь к Дансигер, и дружески обнял ее за талию. А потом повернулся к Шнобелю: — Прости дружище, юная леди обещала мне танец, и сейчас самое подходящее время напомнить ей про обещание.
— Но…
Я уже двигался прочь, в танце выводя Дансигер из сферы влияния Шнобеля в другой конец комнаты.
— Спасибо, Тигр. — Она улыбнулась. — Этот тип не понимает слова «нет», а я сомневалась, стоит ли лупить его по физиономии.
— Иногда публичное унижение дает хороший урок, — заметил я.
— Нет, если ученик развернется и убьет учителя. — Она крепче стиснула мои руки. — Что мы наделали, Боддеккер? Мы словно бы временно потеряли способность видеть куда идем, правда?
— Да.
— И погляди только, что мы натворили. Погляди, что мы дали миру. Мы-то думали, это будет чудо.
