— Торопка! — крикнул Владимир.
— Здесь я, государь, — откликнулся тот и вышел вперед не моргнув глазом.
— Слышишь, что говорит владыка?
— Да мало ль что ему вздумается сказать, государь, пусть бы лучше рассказал, о чем вчера ввечеру говорил с Олафом у себя в дому…
Божерок побледнел.
— Лжешь, негодяй! — воскликнул жрец. — Накажи его, государь, за эту ложь: я требую справедливости.
— Добро, — сказал Владимир, — мы учиним суд и расправу, а теперь домой.
И Владимир, пристально посмотрев на Божерока, повернул коня.
Утром, едва только солнышко встало, Зоя, по обыкновению, снарядила отца в Киев с медом, а сама отправилась к Днепру. Нарвав цветов на лугу, она начала сплетать из них венок вперемежку с листьями дуба и клена. Она сплела венок и, распустив косу, надела его на голову и сошла к реке, посмотреться в воде, как вдруг появилась колдунья Яруха и остановилась рядом, опершись на свою клюку. Девушка, повернувшись к ней, приветливо улыбнулась и, не смущаясь ее присутствия, продолжала смотреться.
— Неправда ли, Яруха, как идет мне этот венок? — сказала она.
— Да, милая, уж очень к лицу, и вовремя ты его надела… Полюбуйся, красотка, в последний раз да приготовься к совершению над тобою воли Перуна…
— Что ты говоришь, Яруха?
— Ах, ласточка ты моя перелетная!.. — вздохнула она. — Любуешься ты своей красотой, да, знать, уж и впрямь последний разок.
Девушка побледнела.
— Я не понимаю тебя, Яруха, — испуганно сказала она.
— Поймешь, коли молвлю… долюшка твоя исполнилась: сегодня Божерок избрал тебя в невесты божичу Перуну, и жребий уж брошен…
— Ты шутишь, Яруха, — прошептала Зоя, — и только пугаешь меня?..
— Нет, касаточка, правду молвлю, исполнилась твоя судебка…
— Ты лжешь, Яруха! — воскликнула Зоя. — А если это правда, то Господь спасет меня…
— Да, краличка, Он должен спасти тебя, потому что ты Его дитя, — сказала Яруха, — потому, видно, Он и послал меня, чтоб спасти тебя…
— Ты, колдунья, хочешь спасти меня? — воскликнула девушка.
— Да, и если хочешь жить, то не медли и следуй за мною… Слышишь шум, то народ собрался на жертвенной площади у костра Перуна…
— О, спаси меня, спаси, Яруха, и я вечно буду молиться за тебя! — зарыдав, воскликнула девушка.
— Ступай за мной, — сказала Яруха, — я спасу тебя, но помни, что бы я ни делала, ты должна покориться моей воле, иначе погибнешь.
— Я буду покорна, буду рабой твоей, только не дай меня в жертву идольникам.
— Ну, успокойся, будешь жива, коли, сама не умрешь. Скорей иди!.. Слышишь, голоса, то идут за тобой… беги по этой тропинке к Чертову убежищу, а я потихоньку поклюкаю за тобой…
— А отец? — спросила Зоя, останавливаясь.
— Кому нужен твой старый черт! — возразила колдунья. — Ступай, ступай… Неравно увидят, тогда и мне достанется за тебя.
Девушка пошла. Действительно, голоса приближались и разносились протяжным эхом по лесу. За девушкой и старухой издали следил человек с обмотанной тряпкой головой. То был дедушка Якун. Он слышал разговор Ярухи и Зои и понял, что если Яруха берется спасти девушку, то в этом кроется подвох. Проходя по лесу, он заметил, что к Чертову бережищу пробирались всадники; среди них был Вышата. Увидев после этого Яруху с Зоей и услышав их разговор, он смекнул, что колдунья спасает ее для Вышаты… Жаль сделалось ему девушки. «Хошь и слаба моя помощь, — подумал он, — но у меня есть хорошие помощники, и они не выдадут меня».
Под помощниками он имел в виду своих медведей, повиновавшихся даже его взгляду.
Яруха и Зоя прошли мимо, не заметив его, и тогда он, обогнув холм, ближайшей тропинкой прошел к оврагу, находившемуся поблизости от жилища Ярухи, и засел в чаще.
С того места, где засел Якун, избушка Ярухи была видна как на ладони. Он заметил, что за избушкой стояли лошади.
— А, вон оно что! — проворчал про себя Якун. — Недаром, значит, ехал сюда Вышата… Ах, ты, вражий сын… Знает, где малина растет…
Яруха и Зоя были уже недалеко от избы, как вдруг одна из лошадей заржала. Девушка остановилась.
— Ну, что ж стала, красоточка? — спросила Яруха.
— У тебя кто-то есть?..
— Ну что ж, что есть… Мало ли у Ярухи бывает народа. Кроме того, сегодня Купала и много перебывает у меня, чтоб узнать свою судьбу. Не пяться, девка, — строго сказала она. — Поздно пятиться… Ты обещала быть покорной, ну, и слушайся Ярухи… Не на гибель я привела тебя сюда.
Она взяла Зою за руку и почти силой повела ее к избе, но девушка вырвала руку и пустилась бежать. Яруха бросила ей вслед свою клюку, Зоя зацепилась за нее и упала.
— Постой, красавица, зачем бежать? — сказала Яруха. — Я тебя спасаю от смерти, а ты — бежать… Зачем в изъян вводить старуху… Ведь за тебя дадут мне хороший выкуп…
Девушка сильно расшибла колено и не могла сразу подняться. Она умоляюще взглянула на Яруху и жалобно промолвила:
— О, не отдавай меня Вышате… Я буду твоей рабой, но… но не хочу быть в княжеском терему.
— Знаю, знаю, моя ласточка, что ты не хочешь, да на это не моя воля…
В эту минуту появился Вышата, а за ним и другие всадники.
— Бери свою добычу, — сказала Яруха Вышате.
— А, красавица, — воскликнул он, — наконец-то ты попалась мне, моя пташечка… Будь же милостива, полюби меня, а уж я никому не выдам тебя, кроме Красного Солнышка. Ведь ты любишь греться на солнышке!.. Ну, он тебя и пригреет, и обласкает… Ты не думала сегодня быть счастливою, а счастье тебе само в руки далось… бери же его. Эй, молодцы!.. Берите ее! — крикнул он и бросил Ярухе кошель с рубанцами.
Слуги Вышаты, схватив Зою, передали ее ключнику, но в это время все лошади вдруг метнулись, а лошадь Вышаты взвилась на дыбы и, сбросив с себя седока, ускакала: на поляну шли два медведя, а позади них Якун.
— Тю, их, тю, треклятых!.. — натравливал он медведей на челядь Вышаты; громко крича, они исчезли в лесу.
Вышата, видя, что его слуги убежали, бросился к лошади, которая, зацепившись поводом за кусты, стояла и дрожала от испуга.
В это время на опушке леса показались два человека; один из них бежал с обнаженным мечом, а за ним шел старик с дубиной… Заметив Вышату, молодой витязь помчался за ним, но тот успел сесть на коня и скрылся в лесу.
Когда народ ушел от избы Симеона, Руслав, не найдя Зои, побежал к Ярухе. По дороге Руславу встретился Олаф.
— Стой, неразумный! — крикнул он, преграждая Руславу путь. — Куда бежишь?
— Прочь с дороги! — крикнул Руслав, замахиваясь на него мечом. Олаф не испугался и схватил его за полы кафтана. Но Руслав, не сознавая, кто его останавливает, ударил его своим мечом плашмя по голове; тот упал, а Руслав побежал дальше.
Якун, нагнувшись над девушкой, приводил ее в чувство.
— Ах, вражий сын!.. Не подоспей я со своими мишками, не на радость бы тебе жить, моя горлинка… И красавица ж ты писаная… Небось, у него губа не дура… Ну, вспомнит же он меня, треклятый… Уж здорово я его попотчевал, да, жаль, маловато… Живо, коршун пучеглазый, поднялся да и тягу… А, это ты, родимый! — воскликнул он, увидев Руслава. — Ну, не будь моих друзей со мною, мне бы не справиться с вражьими сынами… Цыц, вы треклятые!.. — прикрикнул он на них; медведи начали лизать его скроенные из барсучьей шкуры сапоги.
В это время подошел Симеон.
— Дитятко мое родное! — воскликнул он. — Измучили тебя ироды, погубить хотели. — Он обнял ее и начал целовать ее.
Девушка начала приходить в себя и открыла глаза, затем, заплакав, обняла старика отца.
— Успокойся, дитя мое… Теперь ты в безопасности; мы никому не дадим тебя… Посмотри, и Руслав здесь… — утешал ее Симеон.
На большой луг, находившийся за Лысой горой, стекался народ; парни и девушки уже успели натаскать зеленых ветвей, пучков соломы, сырых дров, лучины и все это сложить в костры. Сухие ветви и деревья не допускались для сожжения священных костров, как лишенные жизни. Везде вокруг высокого холма, на лугу и на опушке леса, виднелись женщины в повязках, молодые девушки в белых рубашках с зелеными венками на головах, парни в войлочных колпаках и с распахнутыми свитками на плечах, в полотняных штанах и рубашках. Всюду раздавались песни.
Каждое село раскладывало свой костер на том самом месте, где горел он в прошлом году. Весь громаднейший луг был занят семьями, сидевшими по группам. Замужние женщины и старухи сидели подле горшков и мисок, наполненных мясом, хлебом и пирогами.
Наконец солнце начало склоняться к закату и повисло за горой над лесом. Парни и девушки с нетерпением посматривали на него и ждали, когда померкнут его последние лучи, тогда можно будет зажечь костры и начать хороводы.
И вот солнышко скрылось и вечер начал опускать на землю свою темную пелену, закрывая голубой свод неба, на котором мерцали звезды. Теперь ждали появления князя, чтобы зажечь огни.
