— … В общем, дамы выкинули номер, — чуть не на половину свесившись, вещал «партизан». — Бестужевки на бурной сходке заявили, что не допустят молебна о даровании победы русским войскам, который планировали провести у них в здании, и направили приветственную телеграмму Микадо.
— Нам бы их в Павловское училище на перевоспитание, — развеселил друзей, и особенно Зерендорфа, Аким.
— Мы бы отчётливей в своей школе дам перевоспитали, — стал спорить Глеб.
— Да-а, покатались бы на них, — мечтательно закатил глаза Фигнер, чуть не рухнув на ковёр.
— Сейчас ты точно с полки вниз головой соскокнёшь, — предупредил «партизана» Аким.
— Скучно без дам, господа, — закрепившись на спальном месте, пришёл тот к выводу. — А какие, интересно, из себя китаянки?
— В смысле женского темперамента? — подхватил интересную тему Аким. — Это у специалиста надо спросить, — кивнул на Зерендорфа. — Он досконально изучил тему о «нефритовом стержне».
— О чё–ё–м? — хором поинтересовались кавалеристы.
Эрудированный павловец покраснел, и отвернулся к стенке:
— Спать пора, — демонстративно зевнул он. — Приедете в Маньчжурию, сами поинтересуйтесь у китаянок.
Долгое путешествие в сибирском экспрессе имело свои положительные стороны: помимо чтения, можно было любоваться новыми местами.
Вот и Урал.
Велели проводнику разбудить их ранним утром, дабы поглазеть на каменный столб с надписью «Европа» на одной стороне, и «Азия», на другой.
В самом столбе ничего примечательного с эстетической точки зрения не имелось… Но с моральной и географической…
— Господа, поздравляю, — разлил купленное в ресторане вино Аким. — Мы в Азии. Пьём вино в другой части света, — поднял стакан в подстаканнике, в котором подают чай исключительно в поездах.
— За необъятность нашей великой России, — произнёс второй тост Зерендорф. — Осторожнее, хорунжий, не обмочитесь вином, — уязвил «партизана».
— Мы никогда не видели настоящих гор, — взволнованно произнёс Глеб, не отводя взгляда от открывающейся картины за окном. — Оказывается, горы восхитительны. Покрытые лесом склоны. Отвесные скалы. Река в ущелье… Это не холм в Рубановке и даже не горка в Дудергофе.
— А по мне, средняя полоса России краше, — наполнил стаканы Аким. — Одна Волга чего стоит. А запах сирени, а соловьи.
— Волга — ручей против здешних рек, — с восторгом воскликнул его брат. — А сирень с соловьями есть и здесь.
— Вот и переезжай в Сибирь на местожительство, — возмутился Аким. — Напиши в газету: «Я люблю Микадо. Хорунжий Глеб Рубанов». И за государственный счёт поселишься в этих прекрасных местах.
Незаметно добрались до Челябинска.
— Здесь даже паровозный дым какой–то вонючий, — вышли размять ноги на станции.
— Это оттого, господа, — просветил их усатый проводник с добродушным русским лицом, — что паровоз теперь топится каменным углём, добытым на Оби.
— На твоей любимой сибирской реке, — попенял брату Аким.
— Стоянку вместо часа.., — произвёл театральную паузу проводник, громко высморкавшись в не первой свежести платок, — продлили до трёх…
«Паровоз что ли им протирал?» — отвернулся от простецкого дяди Аким:
— Господа, давайте возьмём извозчиков и осмотрим город, — предложил друзьям.
После экскурсии братья Рубановы решили совместно написать письмо Натали. Кому первому пришла в голову эта идея, они потом спорили до самого Омска.
— Давай так начнём, — озвучивал свою мысль Аким: «Дорогая Натали. Пишут тебе братья Рубановы».
— Не пойдёт! — отверг «вступление» младший из братьев. — Слишком вульгарно. Лучше напишем дипломатично: «Здравствуй Натали. Пишут тебе Аким и Глеб Рубановы».
— Ладно, — согласился старший и продолжил: «Благополучно прибыли в Челябинск. По приезде на станцию, я, Аким Рубанов, предложил этой сонной мухе, Глебу, покататься на извозчике», — подмигнул товарищам.
— Нет, ну давай серьёзнее отнесёмся.
— Тогда напиши, что снится Москва, конюшня и полковые огороды, — развеселил Аким друзей.
— Да ну тебя, — почесал за ухом химическим карандашом Глеб, затем послюнявил его и вывел: «Объехали весь город».
— Особенного ничего не представляет, — вставил Аким. — На улицах много облезлых котов. А мы тебя целуем…
— Ну хватит что ли, — рассердился младший и продолжил послание: «Город выглядит довольно прилично и даже имеет хороший Народный дом»,
— Ну, право, такой распрекрасный, что хоть бы и впору уездному городу, — сумел вставить Аким.
— Отстань, — от усердия брат высунул синий от карандаша язык и продолжил: «Просторный зрительный зал, чайная и библиотека. Большая сцена…»
— И очень удобная «галёрка», — вставил старший.
— Ещё раз отстань, — обильно послюнявил карандаш и продолжил: «Снаружи здание тоже довольно красиво…»
— И весьма напоминает полковую конюшню, — ловко увернулся от тычка Аким. — Как жаль, что мы вдали от тебя, — уже серьёзно произнёс Аким, и Глеб согласился с этой сентенцией и продолжил сочинять:
«Но мысленно мы с тобой. Как поживают родные? Как отец и тётушка? Жмём твою руку…»
— Да напиши хоть — целуем, — посоветовал Аким, подумав, что написал бы всего три слова: «Люблю. Люблю. Люблю».
Проводник принёс чай и шарахнулся к двери, глянув на синие губы хорунжего.
— Из петли, что ли, вынули? — охнул он, плеснув на себя кипятком, прибавив к душевным, ещё и физические мучения.
— Утопиться хотел, — загоготали пассажиры.
— На первой станции отправишь письмо, — сунул проводнику конверт и рубль «утопленник».
«Завещание, наверное», — мигом сунул в карман приятную купюрку проводник, несколько залечив душевно–физические страдания.
____________________________________________
Взоры европейской России в этот день были направлены не на челябинский вокзал с поездом Москва—Владивосток, а на Одесский порт, где встречали первую группу «варяжцев».
Переведённый в одесский гарнизон подпоручик Банников стоял на Царской пристани среди огромной толпы встречающих и хмурился: «Я ведь не в Одессу просился, а на Дальний Восток», — думал он, вглядываясь в морскую даль.
День выдался солнечный, но ветреный. Он зябко поёжился, переведя взгляд на разукрашенную флагами и цветами набережную.
— Герои на пароходе «Малайа» прибудут, — слушал говор встречающих, — вон, навстречу им «Святой Николай» вышел, — отвлёкшись от разговоров, стал смотреть на блёстки морской зыби и отошедший от пристани пароход.
— Как обнаружит на горизонте «Малайу», так враз флагами расцвечивания разукрасится.
— Да знаю, раздался за спиной Банникова другой голос. — По этому сигналу береговая батарея даст залп из салютных пушек.
Так вскоре и произошло.
Грянул залп, и из гавани вышла целая флотилия яхт.
— На одном из судов сам начальник Одесского порта находится и рядом с ним заслуженные георгиевские кавалеры.
«И откуда все, всё знают? — удивился подпоручик. — Кроме военных, конечно», — прислушался, с любопытством черпая информацию от зевак.
— Поднявшись на борт «Малайи», он вручит варяжцам георгиевские награды, — болтали за спиной.
В два часа дня, под крики «Ура» и бесконечные туши нескольких полковых оркестров, «Малайа» вошла в гавань.
— Капитан второго ранга Степанов по трапу сходит, — комментировал зритель, не забывая кричать «Ура».
— Да вижу, — отвечал другой. — Священник приморской церкви отец Атаманский встречает и образ святого Николая — покровителя моряков, ему подносит.
— А вот и команда на берег сходит. 268 нижних чинов, — больно толкнул Банникова в бок стоящий рядом чиновник. — Это только первая партия. Сам Руднев и остальные моряки позже прибудут.
Толпа, вслед за варяжцами ринулась к Потёмкинской лестнице, а затем на Николаевский бульвар.
Идущие неровным строем моряки, во главе со старшим офицером «Варяга» Степановым, поднялись по лестнице и прошли сквозь триумфальную арку с надписью из цветов «Героям Чемульпо».
На бульваре городской голова, согласно отработанной церемонии, поднёс капитану хлеб–соль на серебряном блюде и прослезился, произнося приветственную речь, закончив её словами:
— Вся Россия и Одесса гордятся вами. А на этом блюде с хлебом и солью выгравировано: «Привет Одессы удивившим мир героям «Варяга».
Народ вокруг закричал «Ура».
На площади перед зданием думы отслужили торжественный молебен, и матросы направились угощаться в Сабанские казармы.
Офицеров пригласили на банкет в юнкерское училище.
На следующий день герои Чемульпо, потирая больные головы, направились из Одессы в Севастополь.
Вновь ревущая приветственное «Ура!» многотысячная толпа на набережной, и гром оркестров.
Навстречу вышел миноносец, подняв сигнал «Привет храбрецам».
На Севастопольском рейде, пароход с героями, семью артиллерийскими выстрелами приветствовали с броненосца «Ростислав».