Глава 88
Готлиб и Харальд с утра также направились на причал.
Как только они вышли из городских ворот, из посеревшей пустыни Нево-озера потянуло ледяным дыханием зимы.
Даны завернулись в шубы, — за зиму они награбили в городе немало ценных мехов, поэтому больше скромную одежду из грубых шкур не носили.
Причал и стоящие на берегу струги и ладьи были еще завалены снегом, но у берега уже темнела тонкая полоска воды.
— Как ты думаешь, скоро ли сойдет лед? — спросил конунг.
Харальд пожал плечами и проговорил:
— У нас давно бы лед сошел, но здесь места намного суровее.
— Нам очень важно знать, когда сойдет лед. Не нравится мне настроение горожан, — ходят волком косятся, а выехать за пределы города, все равно, что смерть искать. Ингвар ушел с несколькими воинами в начале зимы на охоту, так и не вернулся. То ли замерз, то ли убили дикари. Поэтому нам очень важно знать, когда сойдет лед, — проговорил Готлиб.
Харальд напомнил:
— Мы осенью посылали гонцов в Данию.
— Но дошли ли они? Дикари всю осень разбойничали на море, — сказал Готлиб.
— Должны были дойти. Наверняка помощь уже стоит где-либо у берега моря, и как лед сойдет, придут к нам, — сказал Харальд.
— Но когда? — тяжело вздохнув, спросил Готлиб. — Местные, что говорят, —- когда в этих местах сходит лед?
— Местные ничего не говорят. Они прячутся по домам и трясутся от страха и злобы. Никто нам не будет помогать, — сказал Харальд с кислым выражением на лице.
Готлиб на минуту задумался. Наконец проговорил:
— Уважение порождает только сила. Мы были слишком добры к дикарями, а потому не смогли заставить их уважать нас. Поэтому никто не хочет нам помогать.
Харальд хмуро заметил:
— Мы заставим их уважать нас, как это делают наши братья в Европе. Кстати, ко мне подходил один из дружинников разбитого нами князя Бурвольда.
Готлиб заинтересовался:
— А что он говорит о планах словенов?
— Ничего особенно, он ушел от них еще осенью. Поэтому не в курсе дел ихнего князя, — сказал Харальд.
— Все равно — сегодня же приведи его ко мне, — сказал Готлиб. — Мне кажется, что он нам может пригодиться. Не так уж много дикарей, которые к нам хорошо относятся.
Розовый отблеск утренней зари падал прямо в лицо Девятко.
Девятко сидел за столом: перед ним стояла глиняная миска пшенной каши, крынка с молоком, большая кружка.
Девятко ковырял кончиком расписной деревянной ложки кашу и лениво жевал.
Его лицо было хмуро, — в голове шевелились неприятные мысли.
Осенью, еще до того, как на Нево-озере стал лед, на рыбацкой лодке он ушел из Корелы.
Он не был исключением, — многие старые дружинники ушли от молодого Гостомысла, но только один Девятко вернулся в захваченный данами город.
Остальные разошлись по дружинам окрестных князей.
Многие ушли к варягам-солеварам, тем для сопровождения торговых караванов требовалось много воинов. Жизнь дружинника у варягов хлопотливая, на месте не дают сидеть, но солевары не жалели денег на оплату воинов.
Вернувшись в город, Девятко сразу же зашел к датскому воеводе Харальду, чтобы тот не подумал, что он прибыл с каким либо тайным замыслом.
Но Харальд не обратил на него никакого внимания, сказал пару слов и, словно смерду, велел уйти с княжеского двора.
После такого разговора и речи не могло быть о том, чтобы вступить в датскую дружину, на что рассчитывал Девятко.
Обидевшись, Девятко на всю зиму спрятался в доме. Он решил, весной, как только лед сойдет с реки, уйти к варягам и предложить им свои услуги.
Уверенные тяжелые шаги за дверью прервали размышления боярина. Затем тяжелая дубовая дверь неожиданно распахнулась, и в комнату вошли двое данов с оружием и в кольчугах. Из-за их спин выглядывало виноватое лицо ключника.
Взгляд Девятко метнулся было к оружию на стене и затух: в тесной комнате с двумя воинами он вряд ли бы справился, к тому же в коридоре могли находиться еще даны.
Оставалось только отдаться на милость богини судьбы — Макоши.
Скрывая страх, Девятко встал и, натужно улыбаясь, предложил:
— Прошу к столу, гости дорогие.
Окинув взглядом стол и увидев горшок с пшенной кашей, один из данов презрительно бросил:
— Ты — Девятко?
— Да, я Девятко... боярин, — подтвердил Девятко.
— Пошли с нами, — коротко проговорил дан.
— Зачем? — спросил Девятко.
Дан недовольно засопел, но ничего не ответил.
— Мне надо одеться, — сказал Девятко, чувствуя, как на сердце навалилась тяжесть.
Дан взглянул на простую рубаху и штаны боярина, поморщился и разрешил:
— Одевайся! Только побыстрее.
Ответу Девятко обрадовался, — когда хотят казнить или бросить в темницу, на одежду не обращают внимания. Следовательно, — его ведут к какому-то важному дану.
«Может, воевода данов все же решил взять меня в дружину»? — подумал Девятко.
Готлиб и Харальд после прогулки на причал, почувствовав голод, решили перекусить, для этого зашли в гридницкую. Около крыльца стояли заранее предупрежденные кормчие.
Зайдя в комнату, скромную, — стол, кресло, лавки у стен, прокопченный потолок, — Готлиб скинул шубу, — ее предупредительно подхватил слуга, — и сел в кресло. В гридницкой было жарко, и на его лбу враз выступили капли пота.
Харальд приказал слугам принести вина и мяса, а затем велел кормчим зайти в комнату.
Когда те зашли и робко встали вдоль стены, Харальд прошелся мимо них. Что-то подумал, заговорил:
— Господа, конунг и я утром были на причале... — Тут он многозначительно замолчал.
Послышался осторожный кашель. Харальд продолжил:
— И мы увидели, что некоторые струги не до конца просмолены... днища прогнили — обшивка до сих пор не заменена!
Сонная муха зажужжала в окне.
Слуги внесли кувшины с вином и блюдо с копченой рыбой, поставили их на стол и остановились у двери, ожидая дальнейших распоряжений. На них никто не обращал внимания.
Дальше разговор с кормчими продолжил Готлиб.
— Короче — на дворе весна! гаркнул он. — И если окажется, что какое судно не готово выйти, то кормчего и плотников вздерну прямо на мачте этого судна.
Кто-то осторожно выдохнул:
— Нам плотников не хватает.
Готлиб повернулся к воеводе:
— Харальд! Местные, говорят, очень хорошие плотники. Найти их, привести на причал, домой не отпускать. Пусть живут у судов до тех пор, пока не отремонтируют. А чтобы хорошо работали, объяви — кто будет плохо работать — повешу!
— Сделаю, конунг! — сказал Харальд и обратился к кормчим: — Слышали?
— Слышали, — после недолгого замешательс гва последовал робкий ответ.
— Тогда идите отсюда, пока конунг добрый, и делайте, что вам сказано! — сказал Харальд.
Выгнав кормчих из гридницкой, Харальд крикнул в открытую дверь:
— Снио!
Через секунду в гридницкую вошел крепкий воин, на его плечи для защиты от холода была наброшена шкура. Вид у него был мрачный.
Готлиб усмехнулся и сказал:
— Вот это настоящий воин. А то разнежились, — в шубах ходят. Харальд, прикажи остальным снять шубы и вести себя, как мужчинам.
Харальд на эти слова конунга не ответил и обратился к Снио:
— Снио, возьми десяток мечников, пройдись по городу, и налови с полсотни плотников. Отведешь их на причал, пусть помогают нашим плотникам и кормчим ремонтировать суда. А чтобы не разбежались, приставь к ним охрану.
Снио поклонился и молча вышел.
— Люблю таких воинов, — сказал Готлиб. — Мало разговаривают, да хорошо дело делают. Только надо было его предупредить, чтобы не калечил плотников.
Харальд пожал плечами и сказал:
— Зачем? Если и покалечит кого, так другие лучше работать будут.
— Ну да! — рассмеялся Готлиб.
Харальд не смеялся, у него имелся новый разговор.
— Готлиб... — холодно начал Харальд.
Харальд никогда еще так холодно к Готлибу не обращался и, почувствовав неприятный разговор, с губ конунга улыбка мгновенно исчезла.
Харальд продолжил:
— Готлиб, мы пережили тяжелую зиму: климат в этих местах очень суровый; местные жители не любят нас, как только наши люди удаляются от стен города, так они бесследно исчезают, и неизвестно убиты ли они, или они замерзли. Мы ни разу не сходили ни на охоту, ни на рыбалку. А так как мы не выпускаем и местных жителей, то с едой становится плохо. Нашим воинам не нравится...
Готлиб вскочил и яростно крикнул:
— Что им не нравится?! Что я дал им добычу, какую они и за десяток походов не смогут взять?! Они что — голодают? Они мне не верят?!
— Успокойся, конунг, — спокойно проговорил Харальд. — Дружина тебе доверяет, но нашей дружине нужен праздник.
