— Старший лейтенант Киримжанов, заместитель командира батальона по политчасти.
— Ранило?
— Два пальца оторвало... Осколком...
— Жить будешь, — сказал полковник. — Почему такой чумазый? Где был?
— Во второй роте.
— Ну и как там? Кто командир?
Киримжанов попросил воды, ординарец комбата протянул ему фляжку. Жадно глотая холодную воду, он напился, утер рукавом шинели губы и подбородок, доложил обо всем, что пережила рота за несколько часов. Мины и снаряды искромсали весь ее передний край. Никаких строений не осталось — все развалены. В груды кирпича превращены и трехэтажный дом, и одноэтажный особняк.
Усольцева передернуло: вспомнил жителей, которые ютились в подвале, и черноглазого Додика. Неужто завалило? Не выдержал, подошел к полковнику и козырнул:
— Разрешите обратиться?
— Что стряслось?
— В трехэтажном — люди... В подвале... Я там был... Позвольте... Я мигом...
— Куда? Погоди... Разберемся... Докладывай, старший лейтенант.
— Однако рота выстояла, хорошо укрылась, — сиплым голосом произнес Киримжанов.
— Попей еще, — посоветовал полковник, и Киримжанов с удовольствием опустошил флягу.
— Только один раз мина угодила прямо в изгиб траншеи. Троих бойцов покалечило, а командира роты капитана Дмитриева разнесло совсем... В клочья... Потом фрицы пошли в атаку. Командование ротой принял командир первого взвода старший лейтенант Брызгалов... Молодчина... Какой огонь он организовал!.. Немцев полегло — уйма... И вторую атаку отбил. И третью... Командир что надо! Потом рота перешла в контратаку — немцы-то ослабли — и добилась успеха: с соседом слева состыковалась.
— Это точно?
— Я же оттуда иду. Вот этой рукой, — Киримжанов показал полковнику левую руку, — обнял командира соседней роты. Теперь немцы отодвинулись от Волги.
— Ну молодчина Брызгалов. Вот это красный командир!
— Это мой командир, товарищ полковник, — обрадованно произнес Усольцев.
Полковник взглянул на Усольцева, одобрительно кивнул головой и, обращаясь к Киримжанову, спросил:
— Кого на батальон поставим? Как думаешь?
— Думать нечего, старшего лейтенанта Брызгалова.
— Не рановато ли? — возразил адъютант старший. — На роте без году неделя...
— Старший лейтенант Брызгалов — голова, — нарушил субординацию Усольцев и встрял в разговор. — Храбрый и воевать соображает.
— Вот видишь, — полковнику понравились слова Усольцева, — что подчиненный говорит о своем командире. Такое заслужить надо... Решено... Вызовите на КП Брызгалова...
Командирская стезя Брызгалова резко пошла в гору. В течение одного дня и ротой покомандовал, и батальон принял. Такое только в бою возможно. Бой каждому место найдет: кого в бездну кинет, а кому дорогу наверх определит. О тех, кто быстро в гору идет, обычно говорят — везучка. Возможно, отчасти и такое бывает, но чтоб везло, надо жить с понятием, без хитрых выкрутасов, дело вершить по уму и совести, не в кустах прятаться, а идти на приступ любой невзгоды смело и даже отчаянно, как Брызгалов. Кто ему приказывал в тот критический момент, когда рота, прижатая к земле вражьим огнем, осталась без командира, произнести во весь голос: «Слушай мою команду!..» Совесть, да, именно она, которую еще с младенчества с молоком матери Паша Брызгалов впитал. Она всегда была при нем: и когда сталь варил, и вот теперь в кромешном Сталинграде. За это и уважал Усольцев своего командира. Да и сам Емельян из той же породы. Может, поэтому и ему все-таки везет: в каких только передрягах не побывал, а живой. И даже сегодня, когда мимо своей воли в ординарцы попал — что в тупик врезался! — все-таки снова на свою дорогу вышел. Нежданно-негаданно. Когда полковник Белых спросил Брызгалова: кто взводом будет командовать, последовал ответ: Усольцев! Чтоб красноармейца на взвод — невиданное дело! Однако Брызгалов доказал полковнику свою правоту, и тот тут же ординарца превратил в командира взвода. Чего только не бывает в боевой обстановке!
Вот именно: чего только не бывает! По логике полагалось бы и новому комбату, и новоиспеченному взводному поначалу оглядеться, что-то прикинуть, в чем-то разобраться, пообщаться с подчиненными, приглядеться к противнику, оценить свои силы, словом, войти в курс дела, но боевая обстановка не отпустила на это времени ни Брызгалову, ни Усольцеву. Майор Марголин доложил командиру полка, что противник теснит батальон Турченко, одна из рот совсем смята. Перед полковником возник вопрос: как помочь Турченко? И тут же созрело решение: контратаковать неприятеля батальоном Брызгалова.
Решение превращается в действие. Батальон Брызгалова, усиленный взводом противотанковых ружей и батареей сорокапяток, наносит огневой удар по немецким позициям. Взвод Усольцева направляет весь свой огонь на противника, прорвавшегося на позиции батальона Турченко. Три пулемета, в числе которых был и пулемет Галстяна, отсекают вражескую пехоту от танков и заставляют ее залечь. А по танкам ударили ПТР. И удачно: на поле боя сразу возникли факелы.
— Взвод, за мной! — командует Усольцев и первым выскакивает из траншеи.
В Сталинграде, как в замысловатом лабиринте, не разгонишься. Здесь куда ни кинься, на преграду наткнешься, да еще на такую, что костей не соберешь. Развалины стреляют. Но иной раз груда кирпичей или рухнувшая стена дома защитой могут стать, спасти от вражьей пальбы. Как сейчас руины укрыли взвод Усольцева...
Был дом трехэтажный, тот, которым совсем недавно владела усольцевская команда, и нет его. Весь в изуродованную глыбу превратился. У его развалин и примостился взвод Усольцева. Отсюда он повел еще более интенсивный огонь по противнику, по-прежнему наседавшему на позиции соседнего батальона. Контратакующий удар, особенно фланговый, достиг цели: враг понес такие потери, что к концу дня его силы иссякли, и он попятился назад.
Не обошлось без потерь и во взводе. Трех бойцов ранило, двух убило, легкое ранение получил Захар Нечаев, но с батальонного медицинского пункта возвратился в строй. Не пожелал отправляться в медсанбат.
— Не могу без тебя, Емельяша. С тобой надежно. А рану доктора чуть поскоблили — и порядок. Заживет.
Галстян, исполняющий обязанности помощника командира взвода, обеспокоенно доложил, что нет Зубова.
— Погиб? — спросил Усольцев.
— Труп не обнаружен... Раненых сам отправлял на БМП. Зубова не было.
— Посмотрите в завалах. Вместе с Нечаевым. Сможешь, Захар?
— Здоров я, елки-моталки. Видишь, даже не хромаю.
— Ладно, возьми кого-нибудь другого, — распорядился Усольцев. — Захар пойдет со мной.
— Куды? За провиантом? С великим удовольствием.
— Надо к населению проникнуть. Помнишь, деда белоруса, Додика?.. Дом-то, видишь, завалило. Как они там? Не задохнулись ли?
— Давай будем искать лаз...
В подвал Усольцев с Нечаевым хотя и с большим трудом, но пролезли. Нашли ту самую дверь, через которую входили, когда дом был цел. Постучали. Молчок. Повторили стук. За дверью кто-то глухо отозвался.
— Откройте, — произнес Усольцев. — Мы свои... Старые знакомые.
— Зараз... Одну хвилинку...
— Живы, — шепотом произнес Нечаев. — Кажется, голос деда.
Через дверные щели пробился тусклый свет лампы. Щелкнула задвижка, и дверь распахнулась.
— О, старые знаемые, — всплеснул руками дед Кузьма. — Як вы сюды залезли? Только я один знаю лазейку... Добре, што пришли проведать меня, старого, а то я сиротой остался. Усе повылазили и к Волге подались. А я не схотел. Буду помирать у своем доме...
— Помирать вам рано, — сказал Усольцев. — Пусть фашисты подыхают.
— И то правда. Угостите, кали ласка, махрой...
— Это можно, — Захар подал кисет деду. — Все высыпайте себе.
— Усе? Ну спасибо.
Захар заметил, как колыхнулась перина, и тут же спросил:
— А там кто спит?
Дед глубоко затянулся цигаркой-самокруткой, медленно выпустил из себя дымок и, махнув рукой, притихшим голосом произнес:
— Бес яго знает. Якись приблудень. Каже, што из полону бежав.
Захар подошел к полатям и, приподняв перину, от изумления замер. Еще раз внимательно посмотрел на лежачего и сдернул всю перину с него.
— Это же Зубов, елки-моталки.
Усольцев подошел вплотную к лежащему Зубову.
— А ну встать!
Зубов продолжал недвижимо лежать, будто не его касается команда Усольцева.
— Ишь развалился, как на курорте, — негодовал Нечаев. — Дезертир.
Дед Кузьма хотел что-то сказать, но раскашлялся и без устали бухтел. Затушил самокрутку и, успокоившись, спросил:
— Невжели ен ваш? А я думав...
— Дезертир он. Беглец, вот кто, — втолковывал деду Захар.
— С фронту утек? — дед закачал головой. — Сябров кинув. Это ж предательство. Ци не так?
— Верно говорите, — поддержал деда Усольцев. — Именно предательство!
