карьерной лестнице, чтобы позволить себе что-то более впечатляющее для своей семьи? Нужно ли было добиваться большего успеха? Он никогда не задумывался над такими вопросами, пока не начал это путешествие.
Теперь, стоя перед домом и обозревая дужку месяца, тополя, аккуратно постриженную лужайку, Артур представлял Шоффана и Мириам, прогуливающихся рука об руку – она вся в белом, он во всем черном, – и привлекающих восхищенные взгляды соседей и прохожих. В его воображении они шагали в ногу и хихикали, склоняя головы друг к другу. Потом поцеловались на пороге и исчезли в доме.
Артур засунул руки в карманы и оглядел свои нелепые синие шаровары, крепкие прогулочные сандалии, нейлоновый рюкзак с компасом. Гламурного в нем не было ни капли. Если бы Мириам осталась с французом-писателем, она могла бы жить в роскоши и заниматься творчеством, а не тратить годы в роли домохозяйки и жены скучного слесаря. Ее дети могли бы учиться в частной школе и ни в чем не нуждаться. Артур часто отказывался покупать игрушки для Дэна и Люси, потому что они были слишком дорогими. Но ни разу жена не заставила его почувствовать, что он недостаточно хорош. Он сам признавал это.
С дрожью в коленях Артур поднялся по лестнице, взялся за черный дверной молоток в форме львиной головы и выпрямился, готовясь к тому, что дверь откроет стареющий французский бог любви с волосами цвета воронова крыла. Он уже решил, что Шоффан, как и тогда, будет в узких черных брюках и джемпере с высоким воротом, что это его фирменный знак. Он также будет босиком и с засунутым за ухо карандашом. Интересно, как он откроет дверь – резко и размашисто или с тяжким вздохом из-за того, что его последний шедевр не удался?
На его настойчивый стук никто не отозвался, и, выждав несколько минут, Артур постучал снова. Его слегка подташнивало, как будто только что сошел с поезда после долгого путешествия. Здравый смысл подсказывал, что нужно развернуться, уйти и забыть об этой глупой миссии.
За дверью что-то заскрежетало, звякнула цепочка. Дверь приоткрылась на несколько сантиметров, и за щелью мелькнуло что-то розовое. Потом к щели прижался глаз.
– Да?
Артур так и не понял, кому принадлежал голос – мужчине или женщине.
Так или иначе, не этот голос он даровал своему сопернику в любви.
– Я хотел бы увидеть Франсуа де Шоффана.
– Кто вы такой?
– Меня зовут Артур Пеппер. Полагаю, моя жена была подругой мистера Шоффана. – Дверь оставалась в прежнем положении, поэтому он добавил: – Она умерла год назад, и я пытаюсь разыскать ее друзей.
Дверь медленно открылась. За ней стояла девушка лет двадцати с небольшим, очень худая, в свисающих с бедер джинсах. Led Zeppelin – гласила надпись на футболке, настолько короткой, что она не доставала до пупка, в котором поблескивал красный камень. За завесой торчащих в стороны розовых волос моргали впалые синие глаза.
– Он не узнает ее, вашу жену. – У девушки был мягкий восточноевропейский акцент.
– У меня есть фотография.
Девушка покачала головой.
– Он не в том состоянии, чтобы кого-то узнавать.
– У меня есть основания думать, что он и моя жена были близки. Очень давно. В шестидесятых…
– У него болезнь Альцгеймера.
– О… – Этого Артур не ожидал. Образ дерзкого, одетого в черное битника растворился, а другой так и не возник.
Девушка, похоже, собиралась закрыть дверь, но передумала.
– Не хотите войти? Выглядите вы так, что посидеть вам точно не помешает.
Только когда она сказала это, Артур понял, что с лодыжкой не все так уж хорошо. После расставания с незнакомцем, озабоченным выбором из двух подружек, он все время шел пешком.
– Спасибо. Очень любезно с вашей стороны.
– Меня зовут Сесилия, – бросила девушка через плечо. Шлепая по мозаичным плиткам в коридоре, она оставляла следы, которые исчезали через несколько секунд. – Чувствуйте себя как дома. – Она махнула в сторону двери. – Не хотите ли чаю? Не люблю готовить только для себя. – В ее широко раскрытых глазах плескалась тоска.
– С удовольствием.
Артур открыл дверь и вошел в комнату. Вдоль всех стен стояли заполненные книгами стеллажи. Присутствовала также высокая стремянка. Мебель была из тяжелого темного дерева с потертыми бархатными сиденьями и подушечками рубинового, сапфирового, золотого и изумрудного цветов. Выкрашенный в цвет индиго потолок украшали серебряные звезды. Вот это да, подумал Артур. Стоя на месте, он повернулся. Комната напоминала съемочную площадку. Он не спешил садиться. Ему хотелось обойти эту комнату, дотронуться до книг.
В эркере, выходящем на улицу, стоял большой дубовый письменный стол с откидной столешницей. На нем отдыхала старая пишущая машинка с листом бумаги, готовая к тому, что Шоффан либо сочинит очередной шедевр, либо займется плагиатом. Артур подошел ближе, посмотреть, есть ли какие-то слова на хрупком белом листе. Их там не было, и он ощутил короткое разочарование. Не будучи творческим человеком, Артур всегда пытался узнать, как люди могут зарабатывать на жизнь живописью или писательством.
Только через некоторое время он заметил, что сервант покрыт пылью, что паркетный пол в пятнах, а под подушки на софе засунуты обертки от шоколадных батончиков. Не все здесь сияло, как показалось вначале. Артур выбрал стул, обитый зеленым бархатом, и сел.
Вскоре в комнату вернулась Сесилия с пластиковым подносом в красно-белый горошек, на котором стояли две фарфоровые чашки и такой же чайник. Сбросив на пол стопку журналов, она поставила поднос на кофейный столик.
Артур наклонился, поднял журналы и положил на другой стул.
Сесилия никак на это не отреагировала, как будто создавать беспорядок по ходу дела здесь было нормально.
– Ну вот, – сказала она. – Мне полагается быть хозяйкой и разлить? Вы так говорите?
– Да, – улыбнулся Артур и едва удержался от того, чтобы прийти на помощь – рука у девушки дрожала.
– Итак. – Сесилия протянула Артуру чашку с блюдцем и, по очереди указав пальцем на расставленные по комнате стулья, выбрала самый большой, с торчащим из-под выцветшей бирюзовой обивки наполнителем. – Расскажите мне о своей жене. Зачем вы здесь? – Она подтянула под себя ноги.
Артур рассказал о браслете и о том, как отслеживал историю каждого шарма, чтобы узнать больше о жизни Мириам до того, как они встретились.
– Я также узнаю больше о себе, – признался он. – Встречаюсь с человеком, узнаю что-то и чувствую, что меняюсь и расту. Возможно, и другие тоже немного выиграют от встречи со мной. Это странное чувство.
– И, должно быть, волнующее.
– Да, но я чувствую себя виноватым. Я жив, а моя жена – нет.
Сесилия слегка кивнула, как
