замешкавшись у порога, шагнул в комнату.
Даже зная о болезни де Шоффана, он оказался не готов к тому, что увидел. В углу, в кресле, сидел человек маленького роста, с седыми всклокоченными волосами и неестественно длинными бровями. Скрюченные руки лежали на коленях, лицо застыло в кривой гримасе. Лишенные выражения глаза смотрели в пустоту. Все вместе – далекое эхо дерзкого молодого человека на фотографии, которую Артуру отдала Кейт Грейсток. На появление Артура и Сесилии хозяин дома никак не отреагировал.
В комнате пахло мочой, каким-то дезинфицирующим средством и безуспешно пытавшимся замаскировать вонь освежителем воздуха с ароматом розы. Рядом с односпальной кроватью, накрытой серым шерстяным одеялом, стоял керамический ночной горшок. Книги, которыми был завален прикроватный столик, соседствовали с радионяней. Сумерки рассеивал красный свет. Он все еще может читать, подумал Артур с некоторым облегчением, – по крайней мере, у бедняги осталось хотя бы это удовольствие.
Он шагнул вперед, и Сесилия попятилась и вышла из комнаты.
– Вернусь минут через пять.
Артур кивнул и снова повернулся к несчастному в кресле.
– Мистер де Шоффан, меня зовут Артур Пеппер. Я полагаю, что вы знали мою жену. – Дрогнувшей рукой он протянул фотографию. – Фотография давняя, от 1963 года. Она стоит здесь рядом с вами. Видите? Она так преданно смотрит на вас. Я даже позавидовал немного, когда увидел снимок. – Он легонько постучал по макушке Мириам на фотографии и посмотрел на Шоффана, ожидая увидеть на морщинистом лице проблеск улыбки или движение зрачков.
Ничего.
Он достал из кармана браслет.
– Я хочу узнать, не вы ли подарили этот шарм на браслете. Книга. Внутри есть надпись – Ma Chérie. – Говоря это, он уже видел, что его слова пропадают даром. Старик как будто не видел и не слышал посетителя. Артур подождал еще немного и со вздохом отвернулся. В дверях, скрестив руки на груди, стояла Сесилия. Лишь теперь Артур увидел на них синевато-серые синяки и, подойдя ближе, шепотом спросил:
– Это он с вами сделал?
– Отчасти. Иногда, когда мне приходится перемещать его, Франсуа… сопротивляется. Но прошлой ночью мне было одиноко, и я позвонила старому… другу. Он пришел. Ситуация вышла из-под контроля. Он меня немного… встряхнул.
– Вы позвонили в полицию?
Сесилия покачала головой.
– Сама виноват. Я знаю, какой он, но все же… Хотелось кого-то обнять. Вы ведь понимаете, что такое одиночество?
– Да. Да, понимаю.
Сесилия спустилась вниз, и Артур последовал за ней.
– Скоро мне придется перенести его вниз. Хотя сил у меня маловато.
– Вам нужна помощь. Вы не должны делать это в одиночку.
– Я сама во всем разберусь.
В коридоре Артур протянул Сесилии браслет. Он не мог допустить, чтобы путешествие в Лондон закончилось созерцанием Шоффана, свернувшегося, как сухой лист, в своем кресле.
– Внутри этой книги-шарма написано Ma Chérie. Вы можете рассказать мне что-нибудь об этом?
Сесилия коснулась шарма и кивнула.
– Да, думаю, что смогу.
В передней она открыла шкаф, достала какую-то книгу и протянул ее Артуру.
– Я знаю все работы Франсуа вдоль и поперек. Я прочитала все его романы, стихи и размышления в перерывах между уборкой и переодеванием. Здесь есть стихотворение. Это называется «Ma Chérie». Это совпадение, да?
– Может быть.
Сесилия перевернула страницу.
– Оно написано в 1963 году. В том же году, когда, как вы предполагаете, Франсуа и ваша жена были друзьями?
Артур кивнул. Он не хотел читать слова, раскрывающие суть отношений между романистом и Мириам, но понимал, что должен это сделать, чтобы знать наверняка.
– Оставьте книгу себе. У него здесь с десяток экземпляров. Франсуа всегда был фанатом собственных работ. Мне они не нравятся. У него все… через край. Слишком драматично. Я люблю его самого, потому что помню, каким он был, но ненавижу за то, что он держит меня здесь. Я как птица в позолоченной клетке.
– Вам следует обратиться в социальную службу.
– Я – нелегалка. Я не существую. Не могу даже назвать свое имя. У меня нет документов. Я – невидимка и должна ею оставаться. Я – человек без личности. У меня есть только два выбора в жизни: остаться или уйти. Если я уйду, то куда? – Она развела руками. – Мне некуда идти. Я не знаю, кто я без него.
Артур внезапно почувствовал ответственность за эту девушку, чья жизнь застряла, как в капкане, из-за старика, который всегда был эгоистом.
– Вы должны все выяснить. Вы молоды. У вас впереди вся жизнь. Вы упускаете приключения, переживания, любовь. Оставьте записку, отправьте письмо, сделайте анонимный телефонный звонок, но вы должны жить собственной жизнью. Найдите кого-нибудь. Не идите к тем, кто причиняет вам боль. Найдите того, кто полюбит вас, кого-то, возможно, вашего возраста. – Артур сам удивился, откуда взялись эти слова. В последний раз, когда он попытался помочь Дэну с домашним заданием по естествознанию, сын отобрал у него рабочую тетрадь. («Не указывай мне, что делать. Это мамина работа. Тебя никогда не бывает рядом».) Артур уставился на него, ошеломленный этой вспышкой гнева. Да, он был рядом не так часто, как Мириам, но он все же обеспечивал своих детей. После этого он держал рот на замке и предоставил заниматься домашней работой остальным членам семьи. Мириам была чуткой, понимающей. Он же знал свое место: иди работай и обеспечивай семью.
– Спасибо вам, Артур. – Сесилия наклонилась и поцеловала его в щеку. – Надеюсь, я вам помогла.
– Да. Спасибо.
День был долгий. Он не нашел того, что искал, и теперь его терзал один вопрос: не чувствовала ли Мириам себя в ловушке их брака, как Сесилия здесь, в этом доме. Артур осторожно взял девушку за руку, пониже синяков.
– Если хотите уйти, уходите сейчас, – прошептал он. – Я останусь здесь. Я позабочусь о мистере Шоффане. С ним все будет в порядке.
Сесилия замерла, обдумывая предложение, потом покачала головой.
– Я не могу просить вас об этом. И не могу оставить его. Во всяком случае, пока. Но я подумаю над вашими словами. Вы добрый человек. Вашей жене повезло.
– Это мне повезло.
– Надеюсь, вы найдете в книге то, что ищете.
– А я надеюсь, что у вас все сложится хорошо.
Небо было сапфирово-голубым, когда Артур вышел из дома. В окнах горел свет, позволяя постороннему поймать миг жизни тех, кто внутри. Уходя от дома Шоффана он увидел играющую на пианино темноволосую девочку со стрижкой боб; двух мальчиков-подростков, стоявших на подоконнике в передней комнате и показывавших прохожему знак «V»; женщину со светлыми волосами, втащившую в дом сначала одну, затем другую детскую коляску.
– Близнецы! –
