Зернистые фотографии были прикрыты прозрачными листами бумаги. Прежде чем его открыть, она, взглянув на Маримар, произнесла: – У тебя другой цвет кожи, но ты очень похожа на нашу маму.
С первой фотографии на них смотрела женщина с заколотыми в элегантный пучок волосами, разделенными косым пробором. Маримар не была похожа ни на мать, ни на Орхидею. Долгое время она задавалась вопросом, принадлежит ли лицо, которое она видит в зеркале, ее отцу, который их бросил. И вот она здесь, видит свое сходство с прабабушкой, которую никогда не встречала.
– Те же глаза и те же черты лица. Удивительно! – восхитилась Татинелли.
Маримар перевернула страницу и увидела свадьбу Монтойя – Буэнасуэрте. Она узнала Орхидею, стоявшую в сторонке в простом платье.
– Как звали твою мать? – спросил Рей, указывая на невесту.
– Изабелла Белен Монтойя Буэнасуэрте, – отозвалась Ана Крус. – Ее лишили наследства из-за того, что она родила Орхидею вне брака. Ее мать дала ей деньги на постройку дома. Так она познакомилась с моим отцом.
Там была еще одна фотография. Все Буэнасуэрте стояли на ступенях величественного дома. Изабелла в более элегантном наряде стала старше. И Орхидея опять стояла в стороне, будто присоединилась к группе в последний момент.
– Родители были слишком строги к моей сестре, – посетовала Ана Крус.
Однако Маримар, просмотрев семейные портреты, поняла настоящую причину. Много фотографий, и все они одинаковы. Буэнасуэрте в парке, на пляже, в своих лучших воскресных нарядах, а Орхидея всегда в стороне.
– Все ясно, у Вильгельма Буэнасуэрте не было проблем с маленькой смуглой дочерью его жены, пока она знала свое место. – Слова Маримар кололи, как шипы.
Щеки Аны Крус порозовели, но она не бросилась оправдывать отца. Вместо этого она сменила тему, словно не услышав Маримар.
– Насколько мне известно, Орхидея никогда не брала фамилию мужа. До самого конца оставалась Монтойей.
– Если пятеро твоих мужей умирают один за другим за десять-двенадцать лет, это не так-то просто, – заметил Рей. – Подумай о бумажной работе.
Маримар схватила его за ухо.
– Что я такого сказал? Мы все об этом думали.
– Я не думала об этом, дядя Реймундо, – хихикнула Рианнон.
Хефита снова перекрестилась и сказала:
– Надеюсь, они уладили свои разногласия на небесах.
Рей, Маримар и Татинелли напряженно молчали. Они-то знали, где находится их бабушка – вовсе не на небесах.
Если только путь на небеса не лежит через Четыре Реки, США.
Ана Крус отодвинула от себя фотографии Орхидеи, чтобы ее внуки могли их забрать. В коробке остались платья. Несколько ракушек. Школьная форма. Белое платье к причастию и вуаль ручной работы с десятками блестящих продолговатых жемчужин. Рей и Татинелли по очереди примерили ее, а Маримар продолжала поиски. Ее пальцы зудели от обещания, словно завеса тайны, которая окутывала Божественную Орхидею Монтойя, начала приподниматься.
– Это охотничий нож? – спросила Маримар, взмахнув маленьким лезвием с патиной цвета морской волны на медных заклепках рукояти.
Хефита хлопнула в ладоши.
– Рыболовный нож Орхидеи! Она за считаные секунды могла выпотрошить рыбу. Доводила свою мать до бешенства тем, что не прекратила это делать.
– Можно мне оставить его себе? – спросила Маримар.
Она не знала, почему ей захотелось его получить и что ей делать со старым тупым ножом, но Ана Крус уже перешла к другим вещам сестры.
Письма от Орхидеи Ане Крус.
– Отец никогда не показывал мне ее письма. Я нашла их только после его смерти, убираясь в его кабинете. Она рассказывала о своих путешествиях по миру, но была осторожна и не указывала конкретные места и даты. Она писала о мужчине, которого любила, и о жизни в каждом городе.
Рей сдавленно вздохнул.
– Я думал, она просто боялась увидеть мир. А оказалось, она увидела, победила и сказала «нет, спасибо».
Маримар старалась сдержать улыбку. Кусочки Орхидеи собирались воедино. Она покинула недружелюбный дом Буэнасуэрте. Встретила мужчину. Путешествовала по миру. Оказалась в долине. Что они пропустили?
– От нее все еще пахнет жженым сахаром, – сказала Татинелли, разворачивая старомодную цирковую афишу с сидящей на полумесяце девушкой в сверкающем жемчужном платье. «Феерическая Феерия Лондоньо»! С участием Девушки-Волчицы, Божественной Орхидеи и Живой Звезды!
– Охренеть! – вырвалось у Татинелли.
Повторяя это слово, Рианнон убежала в глубь дома, словно эхо своей матери.
– Охренеть! Охренеть! Охренеть!
Рей пришел в неописуемый восторг.
– Бабушка была циркачкой!
– У тебя ее ноги, Маримар, – сказала Тати.
Маримар посмотрела на женщину на плакате. Она попыталась припомнить время, когда бабушка улыбалась так же открыто, так же радостно. Как будто внутри у нее бурлила жизнь. Но не могла вызвать в памяти этот образ.
На плакате Орхидее было лет восемнадцать. Когда родилась Пена, ей было не меньше двадцати, это она знала точно.
– Выходит, когда ты сказала нам, что она сбежала, ты имела в виду, что она поступила в цирк?
– Мне рассказала об этом мать, – объяснила Ана Крус. – Я долго думала, стоит ли вам говорить.
– Почему? – спросил Рей. – Мы, миллениалы, лишены сантиментов и не испытываем стыда.
Маримар хотела возразить, но потом решила, что кузен прав. Она не понимала, что позорного в том, что девушка сбежала из дома и стала циркачкой. Но опять же, это был не ее мир и не ее поколение. Она выросла босой и свободной в долине, полной волшебства. Бабушка могла бы рассказать им обо всем, понимая, что теперь ей нечего бояться. Но почему она молчала?
– Она была очень красивой, – сказала Татинелли, осторожно прикасаясь к изображению, словно опасаясь, что оно исчезнет.
Маримар вдруг осенило:
– Существует ли музей таких вещей?
– Музей цирка? – скептически спросил Рей.
Она коснулась шипа на горле.
– Один есть на Кони-Айленде. Там раньше устраивали карнавалы.
– Позвольте мне спросить одного из моих друзей-профессоров, – предложила Ана Крус, постукивая себя по подбородку. – Он обожает забытые истории о Гуаякиле. Не питайте особых надежд. Раньше цирки проходили через города, но надолго не задерживались.
Рей обнял Маримар за плечи.
– Нам повезло, что у нас есть здесь кузина, которая ищет призраков.
Маримар вздохнула, беря предложенную Реем дольку апельсина. Она откусила кусочек, и сладкий цитрусовый сок потек по кончикам пальцев. Она сказала:
– Это и твои призраки.
22. Эквадорская сирена
На следующий день один из знакомых Аны Крус позвонил с хорошими новостями о «микроцентре истории», располагавшемся в задней комнате магазина комиксов. Когда они уже собрались выходить, Майк объявил, что останется дома и поспит. Казалось, Майку хватает сил лишь на посещение ванной, но он настаивал, что в постели чувствует себя отлично. От недосыпа Татинелли проснулась с синяками под глазами. Хефита с волнением и посмеиваясь заваривала чай, она отказалась выходить из дома, пока все не попьют и не поедят. Приятно было, что о них заботятся. Маримар почти забыла, как это бывает.
Она чувствовала себя не лучше, чем ее кузены. Она ворочалась всю ночь, прислушиваясь к звукам города. Шум невыключенного телевизора, вопли котов у кого-то во дворе, оркестр насекомых. Когда бессонница совсем ее измучила, она перебралась
