class="p1">Мы обнялись.
— Ты что, заболел? — спросил он меня серьезно.
— А что? — встревожился я.
— В институт пришел.
— Шур, ну почему только ты в институте один нормальный, понимающий?
И тут это случилось.
Она двигалась на нас и наслаждалась этим движением. Профессор исторической грамматики, доктор Ермилова, собственной персоной. Не знаю, как Шурик, но я у нее не был ни на одном занятии, кроме первого, ознакомительного, и то потому, что это было в первый день и все собирались потом идти пить пиво с воблой.
Мы сделали вид, что ее не заметили, но она подошла к нам.
— Здравствуйте, молодые люди.
— О, — удивились мы, — здравствуйте.
— Вы вроде не старые, зрение у вас, я думаю, хорошее, это я вот старая, очки ношу, а вы могли бы и видеть своих преподавателей.
— Извините, — сказал Шурик, знаете, увлеклись, заговорились.
— Да, да, я понимаю, — она по-старушечьи вздохнула: сейчас начнется, подумал я. Интересно, сколько ей лет? Есть женщины, возраста которых никогда не знаешь и не определишь.
— Вы, молодой человек?
— Да, — ответил я.
— Как ваша фамилия? Если я не ошибаюсь, вы в пятой группе, которую веду я.
Я назвал фамилию.
— Но что-то я вас там ни разу не видела.
— Где? — наверно, наивно спросил я.
— У себя на занятиях. Впрочем, простите, кажется, кроме первого.
Старая, а память хорошая.
— Да, знаете, — замялся я, — болел, потом еще что-то было, — врать я не умел, не любил и ненавидел. Я, собственно, просто так ей отвечал, чтобы не молчать, не собираясь скрывать, что я просто не хожу, без причин.
— Нехорошо, молодой человек.
— Я вообще нехороший.
Она никак не отреагировала на мою шутку.
— Или вам не нравится мой предмет?
— Что вы, очень нравится…
— А вот мне не нравится ваша посещаемость.
— Да? — удивился я. — А я не знал.
— Я уже говорила с зам. декана и сказала, что ни за что не поставлю вам зачет в этом семестре, пока вы не отработаете все пропущенные занятия и не представите мне конспекты всех домашних работ.
— И что она сказала? — пропустил я мимо ушей последнее.
— Кто? — не поняла она.
— Зам. декана.
— А, вы все шутите. Это приятно, что у вас сильное чувство юмора. Так вот, она сказала, она мне пообещала, что без моего зачета не допустит вас к экзаменам, а зачет у нас через полмесяца. А может, я проведу его и раньше. Всего хорошего, молодые люди.
Она повернулась и пошла. Очень гордая старуха. А может, и не старуха. Есть женщины, впрочем, это уже говорил я.
— Саш, — отвлек меня Шурик от глубоких мыслей, — кажется, подкрадывается…
— Ага, — засмеялся я. — А тебе почему она не сказала ни слова? Как ангел стоял. Ты на все занятия ходишь?
— Нет, просто она про меня вообще не знает: что я у нее в группе, так как я и на первом занятии не был.
Мы расхохотались, хлопая друг друга по спине и по плечам. Ну и ученики!
— Шур, пива хочется.
— Сань, ты ж знаешь, у меня…
— Знаю, знаю, подожди.
Я оставляю его у читалки и несусь в деканат.
— Где Инна Дмитриевна? — с порога ору я.
— Тише, тише, — шипит секретарь. — Она в кабинете, занята.
Я открываю дверь в кабинет, не спрашивая.
Она вскидывает на меня глаза.
— A-а… Появился, солнце ясное.
Я киваю. Инна Дмитриевна — зам. декана по учебной части, она моя телохранительница, совсем как в древнем мире (только она мое тело от учителей охраняет). Так как по всем теориям самых невероятностей меня давно уже не должно было быть в этом институте, никак. А я еще здесь.
— Можно?
— Чего уж здесь спрашивать, раз вошел.
Я сдавленно улыбаюсь.
— Ну что, видел уже Ермилову, обрадовала она тебя, что до экзаменов не допустит, только через ее труп. Так и сказала, я ее такой впервые за пятнадцать лет видела. А повидать мне многое пришлось. И многих.
Я молчу.
— Каяться пришел, что ли? Что, больше не будешь?
— Нет. Я… занять два рубля пришел.
— Ну, ты даешь. Но смотри, я больше за тебя заступаться не буду, надоело. Вот тебе два рубля, — она быстро вынула из кошелька, лежащего на столе, — и чтоб мои глаза тебя больше не видели.
— Не то слово, что спасибо, Инна Дмитриевна, просто благодарен по гроб. Когда книгу, то есть повесть, об институте напишу, только вам ее и посвящу и ради вас ее и напишу: чтобы воспеть, вернее, произнести слово в признание вас и — в благодарность.
— Ладно уж, иди и постарайся уговориться с Ермиловой, в остальном… я тебе помогу.
Я выскользнул из кабинета. И понесся к Шурику, одиноко томящемуся у читалки. Я и правда собирался посвятить ей повесть. (Когда она только будет написана?)
Шурик ждал меня терпеливо.
— Саш, ты где был?
— У Инны Дмитриевны.
— Предупреждать вызывала?
— Не-а, деньги занимал.
— Чего?!?
— Деньги занимал, — повторяю я.
— Зачем?
— Нам на пиво.
— Ну, ты даешь!
— А что, она такой же человек, как и все. Только доцент и образованная в русском языке больше нас с тобой.
— Саш, а ты как думаешь, она пиво пьет?
— Шур, честно сказать, не знаю. Но в следующий раз спрошу.
— Ты что, еще раз занимать собираешься?!
Глаза у него открылись.
— Нет, — успокоил я его, — когда долг возвращать буду.
Он засмеялся, и мы пошли с ним мимо аудиторий, лекций и занятий к ближайшему пивному ларьку.
Я ждал ее все утро. Потом день. Потом вечер, но она не приехала. Наверно, не смогла. На следующий день ее тоже не было, и еще на другой — тоже. Мне было больно, но спокойно, она же обещала, как только сможет, вырвется.
Наступил следующий день, в который ее ждать не стоило: была суббота.
Я проснулся поздно и услышал стук. Вскочил открыть дверь и увидел брата на пороге. Я лег опять в кровать, став совсем грустным: я думал, это она.
— Ты, никак, не рад видеть брата, Санчик?
— Нет, что ты, очень рад.
— По тебе вижу, — он улыбнулся.
— Чего, Борь, сегодня катастрофа какая-нибудь?
— Почему? — спросил он.
— Ты сам встал, оделся, да еще и пришел без моих побудок, в субботу!
— В баню хоцетца. Пойдем?
Это я его к баням с парными приучил, сначала он считал меня сумасшедшим — ходить в баню, когда ванна есть. Но тут и ванны не было…
— Я не знаю, Б., я…
— Ладно, не придумывай, сегодня суббота, и, если я правильно понимаю, она не приедет, так что нечего ждать. Оставишь записку, мы через час вернемся.
