И далее следовало продолжение, примерное, в следующем духе (здесь мы приводим его в настоящем времени, поскольку понимаем, что жизнь она всегда – здесь и сейчас, и присутствовать, и быть свидетелем никогда не рано и никогда не поздно):
– Ну, ладно, ладно, прощаю – сегодня я добрый! Но за мою доброту я приказываю тебе немного помолчать, и ты должна сейчас внимательно слушать и запоминать все, что я тебе скажу! Так вот, пока мы тут с тобой бестолково тратим время на твое перевоспитание, в мире творятся страшные вещи! В Европе совсем недавно отгремела война на Балканах, и вновь, как и пятьдесят-шестьдесят лет назад кровавые империалисты всех мастей убивали бомбами и ракетами ни в чем неповинных мирных жителей! Но мы – наша партия – не остались в стороне, а писали гневные письма, собирали деньги и ходили на массовые демонстрации, на которых пели частушки в поддержку сербского народа и водили хороводы в поддержку его же. Правда, нас никто не услышал, – Иван Иванович вдруг погрустнел, осунулся и даже немного посерел лицом. Его губы шевелились, словно он речитативом читал про себя гневное послание кровопийце-президенту США, понимая, что на его мысли все равно всем глубоко плевать.
– Так вот, наши частушки и хоровое пение произвели-таки должное впечатление на кого надо. И мы добились уважения – и с тех пор на каждой американской бомбе, сброшенной на Сербию, была надпись: «С уважением от американского народа и лично от первой леди США! Вот вам пасхальный подарочек!», – Иван Иванович заметно повеселел, выпятил грудь и даже сделался немного выше ростом, – и в нашей победе есть и моя заслуга – а потому, что нельзя с нами вот так – мордой в навоз, а потом размазывать его по всей морде! Нет! – Иван Иванович вдруг перешел на крик, – мы не позволим, и если что, ответим ядерной дубиной по вероятному противнику! Поэтому нас и уважают! И в этом, заметь, целиком заслуга великого и могучего Советского Союза, который развалили подлые люди-крабы с Марса, а мы тут совершенно не причем.
– Но слушай дальше! Во время бомбардировок сербских городов нами было собрано десять тысяч бандеролей и посылок с одеждой и продуктами в поддержку братского народа, и теперь они все пылятся на арендованном нашей партией складе в Подмосковье – а потому что сербы отказались их принимать, мотивируя свой отказ тем, что лучше бы им прислали комплекс ПВО «С-300». Ишь, чего захотели! – Иван Иванович вновь налился кровью, теперь его глаза метали искры, а в расширенных зрачках мелькали сполохи еле-еле сдерживаемого гнева. – Чтобы они продали его американцам для опытов за четверть цены вместе с нашими секретами! Как они это обычно делают! А вот фиг вам, а не «С-300», будете отбиваться носками и валенками, и пусть вам будет стыдно за то, что не поддержали Советский Союз в трудную годину! А посылки мы постепенно реализуем и у нас в стране
– в конце концов, отправим в Африку, чтобы там людям было тепло!
Иван Иванович замолчал. Было видно, что он напряженно думает – а резиновый женский манекен, тем временем, уважительно внимал, и даже иногда казалось, немного поднимал брови и шевелил кончиками губ.
– Но, конечно, куда нам сейчас тягаться с американцами! Не лаптями же с ними воевать! А все потому, что проклятые крабообразные разрушили великую страну, которую все уважали и боялись! Вот, помню, стою я перед кульманом и чувствую уважение, разлитое в воздухе, и наслаждаюсь им, и дышу полной грудью от ощущения сопричастности! А что сейчас? Сейчас нас, разве, кто уважает? Вот, скажи мне, женщина – кто уважает тебя, и кто тебя обогреет, кроме меня? Кто будет тебе читать лекции о международном положении? Никто – поэтому цени, стой смирно, помалкивай и слушай!
– Продолжу мысль. Ты себе даже и не представляешь, как тяжело жить в однополярном мире! В мире, где империалистические стервятники творят, что хотят, а малым народам остается только, что затаиться, попрятаться по пещерам и молиться, чтобы их не разбомбили. А лучше всего – сразу сдаться на милость победителей, назначить над собой колониальную администрацию из американских шпионов и платить дань девушками, нефтью и программным обеспечением местной разработки. И заметь – все равно их никто за людей считать не будет, а будут над ними измываться и прилюдно унижать. А я помню старые добрые времена, когда гордый серп и молот реяли на флагштоках, и без нашего ведома ни одна пушка не могла бы выстрелить по всей планете! Помню, как склонился я над чертежом – с зарплатой в сто двадцать рэ в месяц (а мне еще потом вечером полтора часа стоять в очереди за маслом), а все равно, на душе у меня праздник, поскольку мою страну – а значит, и меня тоже – все в мире уважают и боятся! А сейчас, вот скажи мне, что сейчас? И поговорить-то толком не с кем, а у всех только шкурные интересы на уме, и так и думают, чтобы мною и моими связями воспользоваться и срубить бабла по легкому. А так не бывает – и за все нужно платить, и особенно, когда великая страна в разрухе и восстановлению не подлежит!
Женщина внимала, послушно стоя в углу и совершенно не выказывая признаков накопившегося раздражения. К лекциям о международных делах она уже почти привыкла и теперь жаждала чего-нибудь новенького. Ей было скучно…
В один из дней Иван Иванович комфортно устроился на унитазе и уже было решил оседлать своего любимого конька и возобновить так полюбившиеся ему душевные разговоры о политике, как вдруг ему нестерпимо захотелось выпить кофе. Однако вставать с унитаза было лень, и он решил вызвать мажордома, чтобы тот приготовил и подал ему заветную чашечку с горячим ароматным напитком.
Он нажал кнопку на мониторе и начал через камеры видеонаблюдения высматривать – где же сейчас отлынивает от своих прямых обязанностей этот прощелыга-мажордом. Наконец, Иван Иванович обнаружил его, сидящим в помещении кухни и о чем-то оживленно болтающим с двумя поварихами, приставленными для приготовления пищи обслуживающему персоналу. Сейчас у них случилось затишье между вахтами, и красавец-мажордом, который пользовался у них особой популярностью, заскочил к ним немного почесать языком. В служебном помещении кухни они были одни – ну, а теперь еще появился и Иван Иванович.
Первую повариху звали Наташей, вторую – Лизой. Это были две прекрасные русские девушки, блондинка и брюнетка – обоим лет, наверное, по двадцать пять. Они обе приехали из славного русского города Торжка, чтобы закрепиться в столице, поскольку в самом Торжке ловить было совершенно нечего, а только вечно пьяные местные алкаши каждую ночь горланили «Тальянку» и «Яблони в цвету». Они были подружками – сперва в Москву перебралась Наташа, а вскоре за ней последовала и Лиза, и обе они несколько лет проработали сначала резчицами салатов, потом поварами по приготовлению сопутствующих блюд, а потом даже некоторое время – помощницами шеф-повара в одном из престижных столичных ресторанов. А ресторан принадлежал одному очень известному коммерсанту (на паях с Иваном Ивановичем), где последний девушек и обнаружил и перетащил к себе в особняк.
Девушки ему нравились – легкого нрава, смешливые, симпатичные и, кроме того, мастерицы своего дела – хоть еще и совсем молоденькие. А поскольку Иван Иванович из чувства социальной справедливости заботился о своих наемных работниках, то он сделал все, чтобы кормить их вкусно, сытно, разнообразно и, желательно, неформально, и при этом услаждать их эстетический вкус присутствием рядом миленьких поварих в самом соку.
Сейчас на глазах Ивана Ивановича Наташа и Лиза усиленно заигрывали с мажордомом – его звали Виктор Степанович Чуйский, ему было около сорока, и он происходил из рода пламенных революционеров, чудом спасшихся от гонений проклятого тирана Сталина посредством написания в его честь хвалебных од и воззвании к мировому пролетариату. В глазах Наташи и Лизы Чуйский был завидным женихом, и обе они были совсем не прочь познакомиться с ним поближе.
То, что сейчас разворачивалось перед застенчивым взором Ивана Ивановича, более напоминало прелюдию к битве, когда цели уже определены (целью был Чуйский), приоритеты расставлены, средства достижения цели находятся в шаговой доступности, и все вовлеченные лица только и ждут команды неумолимого генералиссимуса, по которой грянут залпами из всех калибров.
Иван Иванович от предвкушения даже заерзал на унитазе. Он переменил свое решение вызвать Чуйского – сейчас его много более интересовало, что же случится дальше:
– А давай-ка, милая, забьемся – будет сейчас у них оргия или нет? – Иван Иванович в очередной раз вспомнил о присутствии рядом с ним своей любимой резиновой женщины. Он не отрывал глаз от экрана и уже вставил наушник в ухо, чтобы лучше слышать, о чем говорят Чуйский и его потенциальные пассии. Не дождавшись ответа от подруги, Иван Иванович сам принял за нее решение:
– Я так и знал, что ты согласна! Так вот, ставка будет – один поцелуй: если я выиграю, то ты поцелуешь меня, а если ты – то тогда уж я тебе! Договорились? Ну, и славненько! А теперь помолчи, и давай лучше посмотрим, что будет дальше!
