Не подозревая о том, что босс все видит, и чувствуя себя в полной безопасности, девушки тем временем атаковали Чуйского с двух сторон. Наташа оставила в покое большие, словно у детеныша слона, уши Чуйского и перешла к интенсивному массажу его плечевого пояса, от которого он только покряхтывал и поводил шеей, показывая, как ему приятно. А Лиза – ах, уж эта проказница! – недолго думая, резво вскочила с корточек и села Чуйскому на колени, схватив его за локти и тыча ему в лицо своей роскошной большой грудью. Чуйский, как завороженный истукан, уставился на ее прелести, выпирающие из-под белоснежного поварского халата (специально для такого случая отстиранного, отутюженного и даже накрахмаленного) и, медленно и с усилием сглатывая слюну, принялся наблюдать за тем, как Лиза осторожно и очень неторопливо, елозя бедрами у него на коленях, стала расстегивать пуговицы халата, под которым – о, чудо! – ничего не было.
Вместе с Чуйским в ступор впал и Иван Иванович, доподлинно представляя себя на месте последнего. Но разница, все же, была велика. И здесь бы самое время Ивану Ивановичу вспомнить старинный анекдот об объявлении, висящем в публичном доме: «Уединение с дамой – 150 у.е. за час, наблюдение за уединившимися – 50 у.е. за час, наблюдение за наблюдающим за уединившимися – 150 у.е. за час» и понять, что он попал в самую непрестижную и дешевую нишу, и ему срочно нужно выдвигаться на первый план и брать дело в свои руки. Но что-то такое случилось с всегда таким решительным боссом, и Иван Иванович просто остался сидеть и внимательно смотреть и слушать. Так что, у нас есть полное право пока на время забыть о нем (хотя это почти что кощунственно!) и уже полностью сосредоточиться на событиях, разворачивающихся на кухне.
Лиза расстегнула халат почти до самого конца и резко со стоном навалилась грудью Чуйскому на лицо. От неожиданности он даже вздрогнул, выходя из ступора, но потом опомнился и жадно ухватился за зовущие Лизины округлости руками и принялся с упоением целовать ее соски. В ответ Лиза обхватила его за плечи и села на него уже всем телом, расставив ноги и обхватив ими Чуйского, и чувствуя внизу, как из-под его брюк нарастает давление его возбудившейся плоти. Чуйский на мгновение оторвался от Лизиных сосков и застонал – в ответ на что Лиза принялась энергично приподниматься и опускаться, то ослабляя, то усиливая нажим на окрепший орган Чуйского.
Тем временем со стороны спины Чуйского происходили еще более интересные вещи. Наташа, воспользовавшись тем, что Чуйский целиком поглощен Лизой (которая теперь имела над ним абсолютную власть) торопливо сбросила с себя халатик и оказалась полностью голой. Она трясущимися руками выхватила из кармана халатика пару презервативов, распаковала один из них, а другой бросила на стоящий рядом стол. У Наташи оказалась прелестная фигура, и Иван Иванович оценил ее по достоинству. Но, памятуя о том, что пока мы решили оставить его в одиночестве, мы не будет рассказывать вам, какие слова сорвались у него с языка, когда он увидел обнаженную Наташу. У нее были узкие бедра (но, все же, не такие узкие, как у чахлой прибалтийской или шведской поросли), налитая, как сочные хрусткие яблоки, грудь, очаровательный плоский живот и талия в форме песочных часов – почти классической притягательной формы. С ее бы данными – да на подиум, но, увы, Наташа всему предпочитала консервные ножи, разделанные мясные туши и креветки в собственном соку! Но, впрочем – это ее выбор, и мы тут ничего поделать не можем.
Она обогнула Чуйского, плотно занятого Лизой, и заставила ее немного приподняться, чтобы получить доступ к ширинке брюк и пуговице над ширинкой (какое счастье, что Чуйский не носил ремень!). Затем она быстро их расстегнула и высвободила набухшее от вожделения достоинство Чуйского из плена ткани. При этом Иван Иванович от досады даже взревел, как гималайский медведь от отсутствия поблизости гималайского улья с гималайским медом, поскольку ему почти ничего не было видно. Камера была установлена таким образом, что фиксировала все происходящее вдоль помещения – т. е. смотрела почти прямо в лицо Чуйскому. Вернее сейчас она смотрела на Лизу (а теперь уже и на Наташу), которые полностью закрывали Чуйского своими телами от шпионского взгляда Ивана Ивановича. И само собой, он не мог видеть, что происходит, поскольку не рентгеновский же аппарат использовал!
Наташа высвободила набухшую плоть из трусов, которые оказались совершенно унылого болотного цвета без проблеска фантазии, и быстро и умело облекла ее в плотные латексные объятия презерватива, на что Чуйский, буквально стреноженный Лизой и ее напором, только еле слышно застонал и дернулся всем телом. Далее Наташа несильно дернула Лизу за плечи, и произошло то, что Иван Иванович заслуженно оценил, как слаженную работу двух звеньев одного механизма: Лиза проворно соскочила с Чуйского, а Наташа не менее проворно, не давая ему опомниться, взгромоздилась на ее место и умело вставила его могучий вздыбленный орган в себя. Все произошло настолько быстро, что Чуйский, похоже, даже и не успел понять, что уже занимается настоящим сексом, причем, совершенно диким и необузданным.
Вы когда-нибудь были в Техасе? И не нужно говорить, что да – вы бывали в США, но только в Нью-Йорке, или на водопаде, или в Калифорнии, или в Майами! Так и скажите, что в Техасе вы не были, поскольку ловить там совершенно нечего – а только одни ковбои, страшная жара и мексиканцы. И нефть еще – но у нас на севере ее тоже полно. Так вот, если вы не были в Техасе, то мы рады вам сообщить, что вы много не потеряли. За исключением одного – зрелища настоящего техасского родео с настоящими диким мустангами и не менее настоящими дикими техасцами в громадных ковбойских шляпах, кожаных штанах, и от которых несет навозом за три версты.
Так вот, Наташа скакала на Чуйском, как дикий мустангер на диком мустанге, и ей не хватало только лассо, чтобы захватить его за шею, и шпор, чтобы плотоядно впиться железными шестеренками ему в бока. При каждом скачке она покрикивала и даже размахивала руками над головой, делая ими круговые движения, и в эту минуту олицетворяя собой победу человеческого разума над диким животным. Иван Иванович завороженно наблюдал за тем, как в такт ее движениями ноги Чуйского слегка подергиваются, а его ладони неловко держат Наташу за талию, пытаясь то ли покрепче прижать ее к себе, то ли наоборот, снять ее с себя. Но, интересно, кто бы ему позволил это сделать?
В это время Лиза стояла чуть-чуть в стороне, уже наготове. Она тоже сбросила с себя халатик, и теперь от нетерпения даже постукивала правой ножкой, поднималась на цыпочки и опускалась в такт Наташиным движениям. Ее всю колотило от непереносимого желания, и вот после того, как Наташа вдруг неожиданно выгнулась всем телом, громко застонала и забилась в пароксизмах наслаждения, она, подождав еще немного, бросилась к обмякшей подруге, силой стащила ее с Чуйского, сорвала с него презерватив, моментально натянула новый, и раз – уже оказалась на месте Наташи, еще более увеличивая темп и напор на подрагивающий и готовый выстрелить семенем орган Чуйского.
Чуйского хватило ненадолго: не прошло и пятнадцати секунд, как он подпрыгнул на стуле, словно раненый мелкой дробью бобер – сторож лесной запруды, а Наташа, вжавшись в него бедрами и раскачиваясь из стороны в сторону, обхватила руками его за шею, прижала его лицо к своей груди и не давала ему двигаться, пока все, накопленное в нем, не вышло из него наружу прямо в спасительный резиновый мешочек, который всегда оказывается очень кстати. И поэтому не забывайте брать его с собой – об этом мы в своей книге говорим постоянно!
В момент кульминации Иван Иванович вскочил с унитаза и, как дикий вепрь, забегал по туалету туда-сюда, пытаясь бегом сбросить накопившееся в нем нервное напряжение. Когда он снова вернулся к монитору, перед ним предстала следующая картина: Чуйский являл собой почти трагическую фигуру в состоянии полного изнемождения, вокруг которой суетились поварихи, спешно пытаясь замести следы разгула – поскольку подошло время обеда, и вскоре в кухню пожалуют помощники из числа технического персонала, которые будут накрывать на стол в помещении напротив. Иван Иванович видел, как уже одетая в халатик Наташа помогла Чуйскому освободиться от спасительного презерватива и осторожно упаковала его поникшего богатыря обратно под защиту болотного цвета трусов и брюк из мягкой шерсти без ремня.
Наташа и Лиза, в отличие от Чуйского, находились в радостном возбуждении, их глаза сияли, а с лиц не сходили довольные улыбки. Лиза сменила Наташу и осторожно, как маленького мальчика (но весьма настойчиво), заставила Чуйского встать со стула и насильно выпроводила его за дверь – с глаз долой, попутно что-то прошептав ему на ухо и при этом весело рассмеявшись. Ей вторила Наташа, которая уже мыла пол и готовилась разливать борщ по тарелкам. Словом, жизнь на кухне плавно входила в обычное русло, чего нельзя было сказать о Чуйском и о хозяине особняка. Но если мироощущение и душевные метания мажордома после всего произошедшего с ним нас не очень (а честно говоря, совсем) не волнуют, то Иван Иванович – это другое дело.
