— Ладно уж, не страдай, — смилостивилась Ирина, заметив его тоскующий взгляд, — можешь закурить. А еще лучше — шел бы ты спать. Завтра нам обоим рано вставать.
— И то верно, — согласился Семен, а про себя подумал: «Вот и поговорили. А собственно, о чем?..»
5
Настала обычная в этих краях поздняя осень. Все вокруг будто отяжелело: горизонт подернуло серой мглой, помрачневшее небо как бы снизилось, промокла земля. Штормовые предупреждения следовали одно за другим. Корабли сиротливо жались бортами к причальным стенкам, скучали у трапов вахтенные.
Обычных служебных забот Ледорубову и на берегу хватало с избытком. Свой просоленный морской хлеб он даром есть не привык. Но была еще одна забота, которая с каждым днем, будто ноющая боль, все больше мешала ему спокойно жить. В душе презирая себя за то, что не может перед береговым майором выдержать свой характер, Захар однажды пошел-таки на хозяйственный двор.
Потянув за скобу, он приоткрыл тяжелую створку дверей свинарника и неловко протиснулся в помещение, шурша мокрым плащом. В ноздри ударило густым, сладковато-прокисшим запахом навоза. В деревянных закутках, которые вытянулись по обе стороны широкого асфальтированного прохода, похрюкивали и повизгивали свиньи. Захар невольно подивился тому строгому порядку, который здесь поддерживался. Деревянные перегородки выбелены, пол чисто вымыт, на стенах и на подпиравших потолок столбах аккуратно расклеены какие-то графики, таблицы.
— Интересуетесь? — услышал Захар за своей спиной чей-то хозяйски вопрошающий голос.
Ледорубов обернулся и увидел человека в распахнутом ватнике, с морщинистым загорелым лицом. Это был мичман Солодяник, который заведовал подсобным хозяйством.
— Точно так, — ответил Ледорубов, — хотел бы взглянуть на ваш транспортер.
— Желаете помочь или просто так, из любопытства? — допытывался мичман.
— Просто так на флоте лишь «козла» забивают, — отрезал Захар. — Все остальное имеет определенную цель и смысл.
— Ясно. Тогда милости прошу. — Мичман жестом пригласил пройти вперед. — А то ведь многие собирались тут помочь, да толку пока нет никакого. Так что извините…
Ледорубов заинтересованно посмотрел на Солодяника, но ничего не ответил.
Транспортер начинался с противоположной от главного входа стороны и тянулся лишь до половины помещения. Это Ледорубову сразу не понравилось. Было очевидным, что часть кормов приходилось таскать вручную.
Захар принялся сосредоточенно изучать конструкцию кормораздатчика. Мичман Солодяник ходил следом, не смея больше навязываться с расспросами.
Ледорубов вновь почувствовал себя в родной стихии. Стоило ему прикоснуться к технике, и ни о чем другом он уже не мог больше думать. В немудреном устройстве транспортера Захар разобрался без особого труда и вскоре ясно представлял себе взаимодействие едва ли не всех деталей.
Стало жарко. Он скинул плащ, расстегнул ворот.
— Прямо скажем, неразумная схема, — изрек он наконец свое заключение.
— Вот и я говорю то же самое, — сразу оживился Солодяник. Можно было подумать, что все это время они не переставая обменивались своими соображениями относительно работы транспортера. — Деньги угрохали большие, а получили старье. Разве ж это дело? День эта хреновина работает, неделю на ремонте стоит. Измучились вконец. А ведь им жрать только давай, — мичман выразительно кивнул в сторону свиней.
Ледорубов раздраженно махнул рукой — не потому, что мичман был в чем-то не прав, а чтобы просто не мешал осмыслить то важное решение новой конструкции, к которому он неожиданно пришел. Захар достал из кармана блокнот и начал набрасывать схему кормораздатчика, как он себе представлял ее, в усовершенствованном варианте. Солодяник, почтительно заглядывая в его блокнот, удивлялся тому, как быстро и ловко Ледорубов рисует схему. Мичман благоговел перед людьми от науки и все-таки не мог не спросить:
— А работать она, эта самая… будет?
— Будет, — заверил его Захар. — Осилим как-нибудь эту «свиную» механику.
И Ледорубов высказал мичману свои соображения на этот счет:
— Весь транспортер надо разобрать, электромоторы — на свалку, заменим новыми. А кронштейны и валки могут пригодиться.
Захар распоряжался здесь так же уверенно, как и у себя на тральщике. Мичман повиновался ему о полуслова, полностью признав его научный авторитет.
С треском распахнулась дверь. Появился майор Заставец. Как всегда хмурый и чем-то недовольный, он подошел к Ледорубову и сказал язвительно:
— Вот так-то лучше, капитан-лейтенант. И нечего было тогда артачиться.
Он снял кожаную перчатку и в знак прощения протянул бледную волосатую руку. Захару ничего не оставалось, как пожать ее.
— Докладывайте, — начальственным тоном разрешил майор. — Что решили предпринять? — и выразительно посмотрел на часы, как бы подчеркивая этим свою занятость и то необходимое внимание, которое он вынужден уделить Ледорубову.
Захар про себя выругался: не понравилось, что над ним без всяких оснований опять стараются взять верх. Некоторое время он продолжал что-то изучающе рассматривать в своей записной книжке, как бы пропустив обращенный к нему вопрос мимо ушей.
— Есть одно любопытное решение, — ответил он наконец. — Мичман в курсе дела, вот он и доложит вам. Я же, извините, тороплюсь.
Сунув записную книжку в карман, Захар небрежно козырнул и пошел к выходу, чувствуя на своем затылке удивленно-ненавидящий взгляд майора.
Вернувшись на тральщик, Захар долго не мог успокоиться. Служебные дела отодвинулись для него на второй план: за что бы ни брался, душа ни к чему не лежала. Он весь был во власти новых, охвативших его замыслов. Наконец взял у штурмана чистый лист ватманской бумаги и, расстелив его в кают-компании на столе, принялся вычерчивать эскиз кормораздатчика. Вновь Захар погрузился в увлекательный мир расчетов и цифр. Неожиданно созрела идея разработать этот кормораздатчик по всем правилам конструкторского дела — с подробным техническим описанием, правилами эксплуатации и ремонта.
Увлекшись работой, Ледорубов потерял счет времени. В общих чертах он видел перед собой уже всю задуманную конструкцию. Никогда еще за последнее время мысль его не работала так направленно и четко. В голове теснились различные варианты узлов, и один казался совершеннее другого. Захар, будто забыв обо всем на свете, то спорил с самим
